Изабель вздернула подбородок.
– Я хочу Зефир, – заявила она тем же самым тоном, к которому прибегала, когда ей было двенадцать лет, и она хотела определенную новую шляпку. Но проклятие, кажется, она была единственной, кто знал, что именно делает этот тип, и, очевидно, у нее появилась навязчивая идея, узнать как и почему. Снова это ее глупое стремление к драмам и возбуждению. Можно было рассчитывать, что он обеспечит ей и то, и другое.
– Тибби, – поддержал отца Филлип, с гримасой глядя на нее, – будь благоразумной.
– Я веду себя благоразумно, – парировала она. – Вы трое превозносили то, как умело мистер Уоринг обращается с лошадьми. Я уверена, что он должным образом объездит Зефир, так что я буду в полной безопасности верхом на ней. – Изабель намеренно обратила взгляд на Уоринга. – Не так ли, мистер Уоринг?
Тот холодно кивнул.
– Конечно, леди Изабель.
Она широко улыбнулась.
– Потому что если со мной что-нибудь случится, то в этом будете виноваты вы.
Что ж, возможно, она выразилась чуточку прямолинейно, но девушка не знала, как еще убедить его остаться рядом до тех пор… до тех пор, пока она не выяснит, почему он так завораживает ее. Ради всего святого, раньше она никогда никого не шантажировала. Это пугало и возбуждало ее одновременно. И казалось более важным, чем передать его в руки властей. По крайней мере, сейчас.
Филлип повел группу из людей и лошадей вокруг дома, в конюшню, расположенную позади него. В двадцать шесть лет ее старший брат мог временами выглядеть почти до комичности несгибаемым, но сегодня, с раскрасневшимися щеками и легкой улыбкой он больше напоминал мальчика, в первый раз попробовавшего карамель, чем самого старшего отпрыска маркиза мужского пола. Что касается Дугласа, то юноша выписывал круги вокруг Уоринга с таким энтузиазмом, что если бы он был щенком, то непременно обмочился бы.
Когда они добрались до конюшни, девушка схватила Дугласа за руку и оттащила на небольшое расстояние от их так называемого гостя, восхищенных членов ее семьи и растущей толпы конюхов и их помощников.
– Что ты…
– К дьяволу, Тибби, отпусти меня, – проворчал он.
– Что ты говорил о мистере Уоринге? – настаивала она, стараясь говорить тише и дернув брата за рукав, чтобы привлечь его рассеянное внимание.
– Я говорил, что он – лучший коннозаводчик в Англии. А теперь отпусти меня прежде, чем я пропущу что-нибудь, что он скажет.
– Нет. Не это, – ответила Изабель, игнорируя его протест. – Ты начал говорить о том, что он, предположительно, чей-то побочный сын. Чей?
– Я получил подзатыльник за то, что вел себя невежливо. Я не стану говорить с собственной дьявольской сестрой о бастардах.
Подавив рычание, Изабель схватила его за левое ухо.
– Говори!
Дуглас взвыл и вывернулся из ее хватки.
– Амазонка!
– Трус!
– Изабель! – резко произнес ее отец. – Если ты ожидаешь, что я позволю тебе ездить на этом животном, то вначале тебе нужно доказать, что ты сумеешь посвятить свое время и внимание тому, как делать это должным образом.
С раздраженным вздохом она перестала щипать Дугласа и вернулась к отцу.
– Прошу прощения, – напыщенно произнесла девушка, обращаясь скорее к нему, чем к Уорингу. – Что я пропустила?
– Как седлать жеребца.
– В таком случае, я думаю, что это не моя забота.
– Тебе нужно знать, как обходиться с животным.
В течение секунды она не могла понять, имеет ли ее отец в виду Улисса или Уоринга. Однако мужчины, очевидно, были в восторге, и Изабель казалась единственной, кто знал, что Уоринг – не только тот, за кого себя выдает. Он закончил застегивать подпругу на седле Улисса, а затем предложил Филлипу опереться на сложенные вместе ладони.
– Помните, лорд Чалси, – произнес он, когда ее брат запрыгнул в седло, – что он был выезжен как гунтер, так что у него очень чувствительный рот. Если вы хотя бы подумаете о том, чтобы повернуть, он повернет.
Так как Филлип, как правило, вел себя так, словно знал все, то Изабель была сильно удивлена, когда ее брат только взял поводья и кивнул. Уоринг отступил назад, оказавшись прямо рядом с ней, в то время как ее брат шагом направил Улисса вокруг конюшенного двора, произнося восторженные слова.
Изабель изучала профиль Салливана Уоринга, пока тот смотрел за жеребцом, словно гордый отец. Она могла предположить, что ему около тридцати лет, на несколько лет старше Филлипа. Он сложен, как прирожденный наездник, высокий и гибкий, с сильными руками и мускулистыми бедрами, а его светло-каштановые волосы растрепались после езды верхом без шляпы. Что он замышляет? И почему безусловно респектабельный коннозаводчик по ночам вламывается в дома и грабит их? Кроме того факта, что он поцеловал ее, это не имело никакого смысла. Что означало тайну – а этим она увлекалась, вероятно, намного больше, чем следовало.
– Что вы задумали, миледи? – прошептал Уоринг, быстро кинув на нее косой взгляд.
– Я задаю вопросы, мистер Уоринг. И если вы желаете оставаться свободным от кандалов, то вам лучше делать то, что я скажу.
– До определенной степени, миледи. Не подталкивайте меня.
Она проигнорировала предупреждение. Или притворилась, что проигнорировала; внутри Изабель была чуть меньше в этом уверена.
– Я поступаю так, как хочу, – сказала она вслух. – И вы тоже будете делать то, что я хочу, мистер Мародер.
Глава 3
Салливан Уоринг наклонился над деревянными воротами денника и рассеянно скормил морковку своему жеребцу. Рассеянность никогда не приносила безопасности, даже вдали от законно объявленной войны и врагов в униформе, но сегодня вечером он не мог совладать с собой. Ахилл заржал, когда один из помощников конюха прошел мимо открытых дверей, ведя на поводу кобылу.
– Прости, старина, – прошептал Салливан, потерев нос жеребцу, – она не для тебя.
– Мистер Уоринг?
Он заставил себя сосредоточиться.
– Да, Сэмюэл?
Грум переминался с ноги на ногу.
– Сэр, я перенес мешки с кормом на сеновал, а кормушки на пастбище полны. Если вы…
– Значит, отправляйся. – Салливан бросил взгляд через плечо на низкорослого мужчину. – Ты отлично поработал сегодня с кобылами. Твое жалование у МакКрея; ты найдешь там дополнительные пять фунтов. И наслаждайся отпуском в Бристоле.
Грум улыбнулся.
– Спасибо вам, сэр. Мои мальчики вне себя от радости, что снова увидят свою бабулю. Я вернусь сюда с утра пораньше в следующий вторник.
– Я знаю, что ты будешь здесь. Доброй ночи.
– Доброй ночи, мистер Уоринг. – Изобразив полупоклон, Сэмюэл вышел через заднюю дверь.
– Итак, теперь ты раздаешь подчиненным премии и отпуска, чтобы навестить родственников? – протянул Брэмуэлл Джонс от двойных дверей, расположенных в передней части большой конюшни. – Люди начнут считать тебя… приятным человеком.
– Только до тех пор, пока они не узнают меня получше. – Отказываясь признать, что имел слабость к семьям, члены которых на самом деле любили друг друга, Салливан скормил Ахиллу последнюю морковку и отошел от стойла. – Я думал, что ты собирался соблазнить сегодня вечером ту или иную девицу.
– Да, я уже сделал это. Затем мне стало скучно. В самом деле, это оказалось досадно легко. Мораль в эти дни заставляет меня по-настоящему задуматься.
Салливан усмехнулся.
– Нет, не заставляет. В действительности, у меня есть подозрение, что именно ты – главная причина упадка нравов в обществе. – Пройдя мимо друга к главному входу, он закрыл двойные двери и запер их изнутри.
– Мне определенно хотелось бы надеяться на это. Я приложил достаточно усилий для этого.
– Почему ты здесь, Брэм?
– Я беспокоился о тебе, Салли. Как прошел твой день с Филлипом Чалси и той девицей, которую ты поцеловал?
– Немного громко сказано, не так ли? – проворчал Салливан, сняв с крюка фонарь и направляясь к задней двери. Так как Сэмюэл уехал до следующей недели, то Винсент будет один спать в конюшне, и он отступил в сторону, когда вошел мужчина небольшого роста, бывший жокей в дерби.