Салливан похромал вниз, чтобы посмотреть, не закипела ли вода, которую он подвесил над огнем. Не приученный вставать так поздно, он знал, что горячая чашка американского кофе хотя и не сможет помочь его ноге побыстрее зажить, но улучшит его настроение. Его экономка, миссис Ховард, может появиться здесь с минуты на минуту, и Уоринг предпочел бы покинуть дом перед тем, как она прибудет сегодня.

Кто-то постучал в дверь.

– Мистер Уоринг? Это Холлиуэл.

– Входи, – ответил он и едва не обжег себе палец, наливая воду в чайник. Может быть, ему все-таки следовало подождать миссис Ховард.

– К вам покупатель, сэр. Хочет узнать, сможет ли он встретиться с вами здесь.

Проклятие. Он и так уже опаздывает в Чалси-хаус почти на час. Но он не настолько преуспевает, чтобы отказаться от встречи с клиентом.

– Проводи его сюда, Холлиуэл. И удостоверься, что Ахилл оседлан, хорошо? И Молли тоже, под дамским седлом. – Кобыла по кличке Молли составляла компанию больным или нервным животным – это была самая уравновешенная и спокойная лошадь в его конюшне.

– Я присмотрю за этим. – Холлиуэл отступил из дверного проема и сделал знак тому, кто стоял позади него. – Сюда, милорд.

Несмотря на то, что прошлым вечером в него стреляли, Салливан начинал чувствовать себя более снисходительным к тем, кто, предположительно, стоял выше него. Все они могли бы поблагодарить Изабель Чалси за более приемлемые цены в его конюшнях, хотя никто из них никогда не узнает об этом. Он повернулся лицом к двери.

– Доброе утро, ми… – Кровь застыла у него в жилах. – Убирайтесь из моего дома.

Джордж Салливан, маркиз Данстон, закрыл за собой дверь кончиком трости. Вероятно, опасался, что подхватит какую-то простонародную инфекцию, если коснется чего-нибудь. Ему повезет, если он не обнаружит нож у себя в животе.

– Меня интересует один из ваших гунтеров, мистер, – проговорил маркиз, сняв шляпу, но продолжая держать ее и трость в руках.

– Черта с два я стану что-то вам продавать, и не собираюсь играть в ваши треклятые игры. А теперь убирайтесь отсюда, пока я не вышвырнул вас пинком под чертов зад.

– Я только прошу, чтобы мы вежливо побеседовали, мистер Уоринг.

– Мистер… нас здесь только двое. Зачем утруждать себя притворством?

Салливан удивлялся тому, что его голос звучал спокойно. Каждый мускул был напряжен, и благодаря этому он сумел удержаться и не ударить этого человека – единственного человека в Лондоне, который отказывался признавать, что Салливан Уоринг – его сын. Прошло почти шесть месяцев после того, как они встречались в последний раз, и, несмотря на то, что ему хотелось бы признать, что старик выглядел дряхлее или, по крайней мере, сожалел о том, что украл наследство у собственного сына, Данстон казался таким же бодрым и надменным, как и всегда.

Маркиз не ответил, так что Салливан неохотно сделал шаг ему навстречу.

– Убирайтесь из моего дома. Я не собираюсь повторять это еще раз.

– Я здесь не ради шутливой беседы, мистер Уоринг, – негромким голосом заявил маркиз, все еще не двигаясь и, по всей видимости, приготовившись к столкновению.

Салливан свирепо уставился на него. В течение многих лет он считаные годы видел маркиза считанное число раз, по большей части тогда, когда он все еще жил с матерью и задолго до того, как он решил отправиться сражаться на Пиренейский полуостров. Джордж Салливан был привлекательным мужчиной, хотя теперь, с годами, у него появилось круглое брюшко и от постоянного неодобрения или из-за страха осуждения его щеки ввалились, а рот заметно уменьшился.

– Вы немедленно прекратите это воровство, – продолжал Данстон. – Я слышал, что Левонзи стрелял в вас прошлым вечером. Неразумно рисковать жизнью из-за такой… ерунды.

– Ерунды, вот как? – ответил Салливан, снова занявшись приготовлением кофе, главным образом потому, что это позволило ему повернуться к маркизу спиной.

– Да. Это совершенная ерунда.

– Но не для меня, надменная заносчивая змея. Не стоит горшку смеяться над котелком, маркиз.

Когда Салливан снова повернулся лицом к Данстону, светлая кожа аристократа побледнела еще больше.

– Как вы смеете? Ублюдочный коннозаводчик называет меня…

– Это вы сделали меня ублюдком, – прервал его Салливан. – Я тут ни при чем.

– Эти идиотские кражи – ваших рук дело. И вы немедленно прекратите их.

– Я могу поспорить, чьих это рук дело, так как вы ограбили меня, пока я сражался в Испании ради защиты королевства, но мне больше интересно то, как, по вашему мнению, вы сможете помешать мне вернуть себе то, что принадлежит мне. – Салливан отхлебнул кофе. Напиток оказался слишком крепким и горячим, но он практические не обратил на это внимания. Арестуйте мне, Данстон. Пожалуйста. Я буду кричать с тюремной башни о том, как вы обокрали меня и толкнули на преступный путь. Папа.

Данстон стиснул трость с такой силой, что костяшки его пальцев побледнели.

– Ты зашел слишком далеко, мальчишка. Твоя мать не оказала услуги моей семье, когда дала тебе такое имя. Словно она ожидала, что я дам тебе свое.

Салливан прищурил глаза, сейчас он был ближе к тому, чтобы взорваться, чем в тот день, когда вернулся в Англию и обнаружил, что коттедж его матери ограблен, а его так называемый отец раздал картины своим друзьям и знакомым.

– Предположу, что она не ожидала, что вы что-то дадите мне; ей просто хотелось напомнить вам о вашем лицемерии и отказе от ответственности.

– Ты был ошибкой. И я не стану компрометировать положение своей семьи из-за того, что твоя мать решила назвать своего ублюдка в честь меня в надежде что я, может быть, воспитаю тебя как своего сына? Дам тебе земли? Сделаю своим наследником? Это смешно.

– Говорите себе все, что поможет вам спать по ночам, – ответил Салливан. – Просто делайте это в другом месте.

– Сначала дай мне слово, что ты перестанешь воровать. И прекрати болтаться возле Чалси-хауса и беспокоить моего сына.

– Так Оливер настучал на меня, не так ли? – Салливан выдавил из себя улыбку, размышляя, догадывается ли Данстон, как близок он к тому, чтобы получить в лицо горячим кофе. – Семья наняла меня. В отличие от некоторых, я выполняю свои обязательства.

– Тогда пообещай мне, что не станешь пытаться скомпрометировать моего сына или мое имя, распространяя теорию о том, кто твой отец. Или нарушать привычный образ жизни пэров, вламываясь к ним в дома.

Салливан прошел мимо Данстона к парадной двери.

– Без сомнения, лорд Тилден сможет сам постоять за себя против ублюдка-коннозаводчика, – парировал он. Конечно, маркиз не предупредил его, чтобы он держался подальше от Изабель; смешно было даже предполагать, что Салливан вообще сможет увиваться за ней, будет у него какой-нибудь благородный соперник или нет.

– Я не хочу выслушивать эти слухи. С меня довольно этой глупости, которая происходит каждый раз, как ты продаешь кому-то чертову лошадь. Понятия не имею, почему твоя мать не утопила тебя после рождения.

– Полагаю, ради того, чтобы сейчас я смог сделать вашу жизнь настолько несчастной, насколько смогу. – Он распахнул дверь. – Я буду счастлив дать вам под зад, маркиз.

– Ба. Держись подальше от меня и того, что принадлежит мне, Уоринг. Знай свое место, чтобы никто не пристрелил тебя. Я не стану забирать и хоронить твой труп. – В последний раз фыркнув и бросив на него презрительный взгляд, Джордж Салливан повернулся и вышел за дверь.

Салливан с силой захлопнул дверь. Доставивший ему удовольствие грохот эхом отозвался по всему дому. Однако от последовавшего за ним тихого звука он замер на месте. Мужчина резко обернулся.

Изабель Чалси стояла в дверном проеме парадной двери, закрыв рот одной рукой, а другую приложив к сердцу.

– Привет, милая, – прошептал он, жар в его груди начал спускаться вниз. – Ты немного заблудилась, не так ли?

– Я услышала слухи о том, что прошлой ночью подстрелили вора, – с придыханием проговорила она. От беспокойства или от неуверенности – Салливан не знал, но ему нравился этот звук.