Поняв, что столкновения не избежать, он разделил полк на две части и, разведя их по сторонам, приготовился к атаке. Молодого боярина, приведшего сотню воев откуда-то с Ятрани, он послал к князю с известием о манёвре половцев и принятых мерах, чтобы князь не ждал скорой поддержки от засадного полка и не опасался удара с тыла от попытавшихся обойти его половцев. Боярина, было рванувшего в одиночку исполнять приказ, вернул и, погрозив пальцем, как нашкодившему мальчишке, послал с ним десяток воев из его сотни в качестве сопровождения, хмыкнув с улыбкой, ему вслед.
«Молодой, – подумал князь, – горячий, прямо как я когда-то. К сожалению, это пройдёт, – усмехнулся он про себя. – А парень старательный и толковый, битва у него, видать, первая, а не суетится и не мельтешит. Надо бы запомнить его, – неожиданно подумал князь. – Что-то долго они не идут, – мелькнула другая мысль. – Передовой отряд мы пропустили, так чего же тянут? Или ждут доклада от них? А кстати, где они? – было всполошился князь. – Хотя Малюта их из виду не упустит».
Но поразмышлять об этом не получилось, потому что показались половцы. И князь дал отмашку отойти вглубь леса, чтобы никакая случайность не испортила дело. Сигнал готовности передали по цепочке, и лес затих в ожидании команды на сшибку.
«Да не так уж их и много, – подумал князь, рассматривая сквозь листву втягивающихся в лес половцев. – Правду говорят, что у страха глаза велики. Всего-то вполовину больше нашего. А вот снаряжение победней будет, в основном кожаные кожуха с нашитыми кое-где пластинами да тегиляи. Щиты плетёные, правда, тоже металлическими полосами укреплённые, но даже и на вид убого. А шлемы-то стоящие и вовсе у каждого третьего, да в основном трофейные дедовские. А это кто же такой? Батюшки-светы! – снова хмыкнул князь. – Никак хан Бельды, зять Карахана, пожаловал? А в передовом отряде тогда кто? Сын, что ли, его старший? Похоже. Да-а уж, если это отборные войска, то кто же тогда со Святославом воюет? Или это против него отборные, а сюда – кого не жалко? Ладно, чего гадать, поживём-увидим, кто и чего стоит, уже скоро. Ай да Боняк, ай да старая лиса! И серебро получил, и никакого риска… А виноват, если что, даже не Карахан, который и так ему всем обязан, а Бельды, «тайный ставленник» Византии, которого Боняку они же и подсунули ненароком, женив на дочери Карахана. Видал я эту красотку… Брр, мягко говоря… Ну, на мой вкус, конечно».
Боярин Сергий Волк во главе десятка решил ехать лесом. Во-первых, не так жарко в броне и поддоспешнике, ибо денёк разгорался жаркий, солнце уже припекало во всю. Во-вторых, напрямик, лесом, на треть короче, чем вокруг холма, а потом по крутому склону вверх. Уже когда собрались выезжать из леса на безлесную макушку холма, Сергий краем глаза уловил слева отблеск. Повернувшись, он увидел передовой отряд половцев из двух десятков воев с каким-то важным ханом во главе, едущий вдоль подножия холма, но ставка князя им пока ещё видна не была, её закрывал язык леса, в котором сейчас и был Сергий со своим десятком. Сергий глянул на княжий стан, но князя там не увидел, только его знамя. А прапор, указывающий, где теперь князь, а точнее, его местоположение в войске, располагался правее, почти на стыке полков головного и правой руки, и Сергий понял, что там сейчас самая сеча. И тут он разглядел в стане князя княжича Брячислава в окружении гридей, сидящего на плечах дядьки-пестуна и глядящего в сторону битвы. Гриди охраны, позабыв про обязанности, тянули шеи туда же, разойдясь в стороны, и начисто забыв о том, кого должны были оберегать, и оставив тыл практически без охраны. Пока Сергий раздумывал, что предпринять, половцы выехали уже к середине холма и увидели стан князя. Они даже остановились от неожиданности – такого подарка они, конечно же, не ожидали. Смерть княжича и бунчук в стане князя равносилен атаке десяти тысяч конных воинов, даже если он только там мелькнёт.
– Какого чёрта отец там застрял? – бурчал про себя Дурды. – Заблудился, что ли, как это у них говорят… в трёх ёлках, вроде? Я – его сын – первый раз в походе и то прошёл этот лес, как тропу к знакомому водопою, а он застрял там, будто штанами зацепился, такой случай… – он скрипнул зубами. – Нет, надо атаковать и не упускать такой счастливый случай, а там, глядишь, и эти ползуны подтянутся, – хмыкнул он. – Даже если я погибну, имя моё будут произносить в каждом стойбище, как имя великого батыра, и я попаду…
Он не успел домечтать, как увидел выезжающих из леса им наперерез воинов, явно желающих им помешать. Благо, их было вдвое меньше.
– Яа-ал-ла! – в отчаянии завизжал хан и стегнул коня.
За шумом и грохотом битвы Сергий, находящийся ближе всех к половцам, ничего не услышал, только увидел разинутый в бешеном крике рот ханича. Только рванули половцы, вопреки ожиданиям Сергия, вовсе не на встречу его десятку, а к ставке князя. Видно, не восприняли всерьёз вдвое меньших по численности русов. Удар десятка латной конницы был силён, шестеро половцев, не успевших достать луки, свалились в пыль замертво, но и двое воев Сергия сползли с сёдел, а третий, хоть в седле и удержался, но был, по всему видать, уже не боец. Всё это Сергий увидел краем глаза, уворачиваясь от секущего удара половца, нацеленного поверх его щита слева направо, и рубанул из-под руки промахнувшегося половца снизу вверх так, что сшиб шлем с его головы, и, не останавливая руки, в угон второму, тоже промахнувшемуся из-за его нырка, рубанув его куда-то в область загривка. Рядом десятник Кузьма Вяхирь тоже срубил своего противника, но половцев всё равно было больше, и они упорно лезли к стану князя. Сергию и Кузьме приходилось практически вдвоём сдерживать их, пятерых, остальных связали боем, и они не могли ничем им помочь. Кузьма срубил ещё одного, но и сам упал на гриву коня, получив удар по плечу, и конь вынес его из боя с безвольно повисшей рукой. Сергий остался один против четверых. Один из них, правда, был подранен Кузьмой, но боя не покинул, хоть и отвлекался иногда на рану. Умения Сергия хватало только на то, чтобы связать их боем, ни о какой победе над кем-то определённым и речи не было, но даже для этого он вынужден был постоянно пятиться назад, бросая коня то влево, то вправо и перекрывая одним из противников дорогу другим. Бесконечно это продолжаться не могло. Слава богу, обернувшись на миг, Сергий увидел, что дядька ссадил княжича. Видимо, с этого места стало плохо видно, что происходит впереди. Неожиданно противник у него остался только один – тот самый ханский сын (подханок – как про себя назвал его Сергий), а трое потянули из-за спины луки. Сергий понял, что передвигаться на коне так быстро, чтобы защитить княжича, как на ногах, он не сможет, поэтому, одним махом соскочив с коня, шлёпнул его несильно плашмя мечом, чтобы он отбежал. Конь подханка вознамерился было цапнуть его зубами, но, получив мечом плашмя по уху, закричал от боли, встал на дыбы и скинул хозяина. Тот, вопреки ожиданиям, не свалился мешком, как можно было подумать, а мягко спрыгнул на ноги, успев вытащить ноги из стремян, и, ощерившись, кинулся на Сергия. Сергий было порадовался тому, что, подставляя ханскую спину, он избежит опасности. Но подханок с мерзкой улыбкой неожиданно кидался то влево, то вправо, а то и вовсе приседал, и именно в этот момент один из лучников пускал стрелу, потом бросался в атаку… И всё начиналось сначала. Кричать было бесполезно – за грохотом и шумом боя услышать хоть что-нибудь не представлялось возможным. Первые три стрелы Сергий поймал на щит, но четвёртая неожиданно ударила его под руку и ожгла бок, будто плетью, его даже развернуло слегка, из-за этого и хитрый удар подханка, видимо, заранее отработанный одновременно с попаданием стрелы, пропал зря, но рассердил Сергия своей подлостью. Он сделал обманное движение, будто собираясь концом меча полоснуть подханка по бедру, но, сделав круговое движение, рубанул сверху, между плечом и шеей, когда противник опустил щит, прикрывая бедро. Раздался хряск и почему-то визг, как будто железом полоснули по стеклу. Меч Сергия застрял в доспехе намертво, и сколько Сергий ни тянул и ни дёргал его, сидел в доспехе хана, как прибитый. Пока он возился, две стрелы ударили его в грудь, а одна, вроде бы, просвистела мимо, а вот бросок копья или чего-то другого, скорее всего, боевого топора, он проворонил, отвлекшись на стрелы, ещё и потому, что оступился и начал падать назад с единственной мыслью и запоздалым сожалением.
