- Ты почему не плачешь? - спросил Тюрин

   - Чего уж там,- сказала жена и махнула рукой.

   Тюрин замахнулся, носилки качнулись, и раненый беззвучно вывалился на холодную землю. Отряд не заметил потери бойца, ушёл, унося пустые носилки, а Тюрин так устал и запутался, что не умел ни позвать, ни крикнуть.

   Лежит на дороге, затаился на всякий случай, а навстречу прохожие. Парочка серьёзная: она вся из себя, а он в шляпе, в галстуке. Идут прямо на Тюрина, не замечают из-за плохого освещения, того и гляди растопчут, сволочи. Собрал Тюрин последние силы, да как закричит:

   - Кого первого, тебя или...!? - и, прямо не вставая, из положения лёжа, целится, как в спортивном биатлоне.

   Совместил прицел с резкостью, увидел лицо с вытаращенными глазками, и стало как-то не по себе. Лицо показалось слишком знакомое, не вражеское. Старательно вспоминал человеческие лица, ни одно не подходит.

   Жена тут говорит своему кавалеру:

   - Пойдём, Матвей, другой дорогой. Здесь пьяные без присмотра валяются, гражданам прогуливаться не дают. И куда капитаны смотрят?

   - Тюрин услышал 'Матвея' и вспомнил, что это он и есть Матвей, и лицо сразу узнал,- своё собственное лицо, только без бороды и с лысой причёской.

   И не стал Тюрин стрелять, остался в задумчивом оцепенении, в темноте осенней ночи, в предчувствии уходящей жизни, глядя в след себе самому...