- Я не Буратино, а Карабасо! - ответил Карабасов и чихнул.

   - Смотри, какой у тебя носик, - пропел старик, беря на скрипке, в унисон с голосом, воображаемую ноту.

   - Так мой нос длинный, по-твоему?

   - По-моему длинный, изрядно длинный.

   - А у тебя, зато руки нет,- отомстил Карабасов и схватил старика за рукав. Рукав был пустым.

   - И-и-и ...- застонал старик,- да как же я на скрипке играл?

   - Отдай,- сказал Карабасов и потянул 'музыку' себе, - теперь я на ней буду. Хуже, чем у тебя всё равно не получится.

   Старик не удержал инструмент одной рукой, но палочку от мороженого всё же сломал, зажав её между коленями:

   - Обойдёшься без смычка!

   - Обойдусь. Есть такой приём в музыке, 'пиццикато'. Для него смычок даже лишний, всё пальцами делается. Но ты, дикий человек, про это вряд ли слышал.

   Потом Карабасов вспомнил, что никогда не умел на скрипке, ни пальцами, ни смычком,- положил инструмент на пол и осторожно отодвинул.

   - Возьми, я шутил.

   - Шути дальше, - огрызнулся старик, и, видя бережное отношение Карабасова к скрипке, наступил на неё валенком, чтобы назло.

   Скрипка загудела, но осталась целой. Тогда старик взобрался на ящик и прыгнул. Скрипка выдержала и это. Совсем потеряв голову, дедушка разбежался, как футболист на штрафном поле, да как стукнет ногой, так сильно, что даже мимо, и прямо в пол, в бетонную его ступень. Треск пошёл по магазину, нога разлетелась, деревянными брызгами осыпала. Когда утихло разбуженное звонким ударом эхо, старик сидел на полу и разглядывал переломанный протез. Вид его был жалок.

   - Почему из меня кровь не идёт? - говорил он, подозрительно оглядываясь, - Почему во мне боль незаметна? Неужели я весь, как моя рука, из пустого вещества сделан? А может я Буратино?!

   - Забыл тебе сказать, - замялся Карабасов, - нога у тебя, того, деревянная была, зря ты ею так размахивал.

   - Инвалида обижать,- вскричал старик, не найдя других слов, поднял с пола выпавший из кармана свисток и засвистел,- Помогите! Здесь происходит нарушение конституции!

   Карабасов не на шутку испугался, заметался по магазину, засуетился, сшиб покупателя, опрокинул урну, а тут ещё старуха следом скачет:

   - Неужели ты меня бросишь, неужели обманешь? - и кефир прямо из горлышка садит, бутылку освобождает, чтобы ловчее в карабасовского обидчика прицелиться.

   Карабасов, удивлённый такой отвагой и преданностью, не устоял, сдался.

   - Пойдём, будешь вместо бабушки,- и за шиворот взял, чтобы не передумала.

   Приходят домой, а там уже старик, сидит на кухне, в лото на деньги сам с собой играет. Увидел входящих, всё со стола на пол сбросил, чтобы никто не понял, как он продулся:

   - Мне прокурор объяснил, что ты мне сын. Будешь платить алименты по гроб жизни.

   - Папа! - обрадовался Карабасов, от неожиданности, едва не падая в обморок.

   - Целуйтесь, собаки, ведь не чужие,- запричитала старуха, и чтобы не показать навернувшихся слёз, высунулась в открытое окно, словно там срочная забота или неотложный интерес.

   - Целуйтесь! - кричали пионеры, маршируя под окном, размахивая флажками и шариками...

   - Наконец-то вы встретились, - шептала старуха и плакала, уже не сдерживая обильные слёзы давно живущего существа.

   - Наконец-то мы встретились,- повторяли друг другу отец с сыном, не веря глазам своим.

   На следующее утро, в понедельник, Карабасов взял бессрочный отпуск без содержания по семейным обстоятельствам жизни.