Радостные крики на Проходе смолкли. Как и тореадор, мы получили своих зрителей. Они ждали развязки. И, как на арене корриды, - кто болеет за тореадора, а кто и за быка, - так и сейчас на Проходе: все ли болели за нас? Кровожадности юности, ещё не видевшей крови, не занимать.
Во вселенной остался лишь один звук - нарастающий рёв работающего на полную мощность двигателя торпедного катера. Он уже вышел на глиссирование, и нос высоко задран. Мы уже не видим переднего стекла его рубки. Значит, и рулевой катера уже не увидит в воде наших голов.
Все трое не дёргаемся, остаёмся точно по курсу катера.
Вот она финальная часть сцены, в которой каждый из актёров зарёкся хоть умереть сегодня, но сыграть свою роль так, чтобы и это поколение зрителей долго ещё восторженно шептало: "Да, были люди в наше время..."
...Сошли со сцены мы с Игорьком одновременно. Возможно, всё-таки чуть-чуть раньше, чем требовала безупречная игра. А вот Лёня, скорее, переиграл. Тут даже нельзя было точно сказать - он ли сумел увернуться в самый последний момент, или это милосердная волна его, припозднившегося, отбросила от катера.
Зрители были внимательны, ничего из увиденного не пропустили, всё оценили объективно. Поэтому на берегу большой славы мы с Игорьком не вкусили. Вот если бы не Лёня... А так почти вся она - восторженные взгляды, уважительные похлопывания по плечу и восхищённо-завистливые комментарии: "Ну, ты, Лёнька, даёшь!", - почти вся слава досталась Лёне Малееву. Он к своему растущему авторитету в Аральске уже привыкал, и вёл себя достойно.
Ясное дело, выйдя на берег, Игорёк и я первым делом посмотрели на Люду Ким - как она, главный для нас зритель, оценит наше выступление? Если недоумение - это тоже эмоция, тогда да, была на лице Люды заметна такая эмоция, или что-то очень близкое к ней: "Подумаешь, ну что тут такого особенного? Чего вы теперь от меня ждёте? Чего требуете своими взглядами? Чтобы я тут, на глазах у всех, расцеловала вас. Ну, конечно..." Или эта эмоция - её игра в этом маленьком спектакле? Ею она всё ещё прячет свой выбор?
А вот Надя...
- Дурак! - только и сказала Лёне Надя.
Эх, мне бы кто так сказал, глядя на меня вот такими сияющими глазами. В этом "Дураке!" было всё, что хочет сказать влюблённая женщина своему рыцарю, совершившему очередной безрассудный подвиг.
Как правильно оценить наш поступок - не знаю. Но сближают такие рискованные дела очень. Наверное, на всю оставшуюся жизнь. Решаю сегодня же поделиться с товарищами своей тайной.
...Сначала проводили домой Люду, потом Надю.
...Лёня с нетерпением спрашивает:
- Ну, и где это сейчас у тебя припрятано?
- В нашем сарае.
Игорёк поторапливает:
- Надо до темноты успеть посмотреть.
Идём к нашему шестиквартирному дому около клуба "Рыбник". Заходим во двор, потом в сарай. Тайна спрятана там мной в куче саксаула.
Вытаскиваю её оттуда. Нет, в темноте сарая ничего не разглядеть. Тут и фонарик не поможет. Осторожно выглядываю из его дверей во двор. Соседка, тётя Зина, вышла развешивать бельё. А уйдёт со двора она, так кто-то другой туда выйдет. И стемнеет уже вот-вот. А тайну, я это уже точно знаю, придётся рассматривать внимательно и долго.
Нет, сегодня ничего не получится. Рассмотрим это, когда следующий раз будем на Проходе. Под ярким солнцем, где-нибудь в сторонке от всей прочей публики. Там моя тайна станет нашей общей.
3. ЭТО
Аральск без клуба "Рыбник" - как... Ну, например, как... Нет, тут не стоит и пытаться подобрать подходящее сравнение. Ну что такое Аральск без "Рыбника"?
Живущие ближе к порту, чем к рыбкомбинату, тут же обиженно надуют губы: "А что такое Аральск без клуба "Маяк"? Вслух говорить этого, конечно, не стоит, чтобы лишний раз не обижать портовских, но про себя, ухмыльнувшись, можно поехидничать: "Всякий кулик..."
Есть, например, в задней, кирпичной, ограде летнего кинозала "Маяка" хоть одна дырка, через которую можно на дармовщинку смотреть кино? А в деревянной задней стенке "Рыбника" - на любой рост. Если, конечно, не хлопать ушами и не приходить сюда, когда киносеанс уже начался, и все дырки давно заняты. Но если даже заняты ещё не все из них, то через некоторые до конца кино всё равно можно не досмотреть. Потому что есть и персональные дырки. Если ты как-то не поленился, нашёл в доске стены слабину, расковырял в ней приличных размеров дырку под свой рост, вырезал рядом череп и кости, - то разве не вправе ты подойти к этой дырке хоть в середине картины, отодвинуть плечом припавшего к ней пацана, и на его недоумённое "Ты чё?" спокойно ответить: " А ни чё! Свои дырки надо иметь..."
Да, пожалуй, не "зимний" кинозал - главная часть "Рыбника". Пожалуй, главнее, а уж про тёплое время года и говорить нечего, - главнее сад "Рыбника", где находятся и летний кинозал, и танцплощадка, и бильярдная, и большая беседка, и мастерская художника "Рыбника" дяди Мити, куда иногда можно заглянуть краем глаза...
И, всё-таки, главное, хоть для зимней, хоть для летней частей "Рыбника", - это кино. А кино в Аральске - это, действительно, важнейшее из искусств. Потому как другие виды искусств у нас в городе пока - в коротких штанишках.
Рядом с воротами сада "Рыбника" установлен стенд, состоящий из двух больших выдвижных фанерных щитов. На одном из них - написанное дядей Митей крупными буквами название сегодняшней картины с началами сеансов, а на втором расклеены плакаты кинопроката, анонсирующие программу на месяц. Кинопрокат поступает правильно - плакаты тоже находят своего благодарного зрителя.
Но ведь Аральск - это вам не хутор о четырёх домах. Как, например, узнает, какое сегодня в "Рыбнике" кино, человек, пути-дороги которого пролегают не мимо клуба, а около почты, аптеки, универмага, базара, других центров кипучей городской жизни? Вот для этого у дяди Мити заведены небольшие фанерные афишки, на которых он каждый день пишет название новой картины и начало сеансов. Афишки эти вывешиваются на давно вбитых для этого в нужных местах города гвоздях, а вчерашние приносятся обратно в мастерскую художника.
