Игорёк презрительно усмехнулся, выражая наше общее мнение:
- Тушканчик, наверное, знает историю не лучше кочегара дяди Коли.
Как это называется - гипербола? Едва ли наш историк для того частенько украдкой пробирался в котельную школы, чтобы там на равных продолжить с дядей Колей, инвалидом войны с деревянной ногой, спор о причинах развала Римской империи или о том, как было не проиграть Аустерлиц. Более актуальными были темы бесед в школьной котельной двух больших любителей пропустить стаканчик.
- Эх, вы, невежды! - укоризненно покачала головой Роза. - Ничего-то вы не знаете о Габидулле Туржановиче, а туда же - "Тушканчик". Я вам сейчас кое-что расскажу о нём, мотайте на ус...
Мы легко простили "невежд" Розе Есмурзаевой, одной из самых эрудированных барышень нашей школы.
...После этого разговора Габидулла Туржанович Туржанов и для нас троих стал другим человеком.
Блестящий выпускник исторического факультета Казахского университета, потом аспирант, он вместе со своей невестой, с которой они шли рядом по жизни ещё со школы, стали готовить диссертацию по теме, связанной с Великим Шёлковым путём. И диссертация эта обещала стать не очередной халтурой, не очередной компиляцией, на которые была так богата республиканская наука, а настоящим прорывом в своей области. Незамеченным такой замах не остался. Когда диссертация была почти готова, в её соавторы сначала великодушно предложил себя, а потом откровенно стал настаивать на этом человек, от расположения которого зависело всё будущее молодых учёных. Ни великодушного предложения Габидулла Туржанович не принял, ни грубого нажима не испугался. В итоге у диссертации так и осталось два соавтора. Но Габидуллы Туржановича Туржанова среди них уже не было.
Предательство бывшей невестушки Габидуллы Туржановича поразило нас до глубины души, хотелось подробностей, да вот перемена заканчивалась.
...- И что с ней, Роза, стало?
- Сейчас она - известный профессор-историк в Алма-Ате.
Ну и что - идти с нашим вопросом к Габидулле Туржановичу? А на его "зачем?" как ответим? Тут придётся придумать что-то более убедительное, чем "для расширения кругозора". Что ж, может, и пойдём когда-нибудь, а пока надо бы как-то расположить его к себе.
Но не с бутылкой же водки к нему подходить. И раньше бы не посмели так поступить, а теперь...
...Лёня, как всегда, действовал смело:
- Габидулла Туржанович, расскажите нам, пожалуйста, про Великий Шёлковый путь.
Тема этого урока истории и рядом не лежала с Великим Шёлковым путём. Неужели Тушканчик пожертвует ради него сегодняшним священным параграфом.
Сначала - никакой реакции. Габидулла Туржанович, всё такой же, "пыльным мешком пришибленный", смотрит в классный журнал, выбирая очередника для ответа по теме сегодняшнего урока. А потом...
Наверное, вот так Илья Муромец, сиднем сидючи до этого тридцать три года на печи, слезал с неё, расправлял богатырские плечи, готовый, наконец, показать всяким басурманам силушку молодецкую.
А потом Габидулла Туржанович встал со стула, подошёл к доске, выпрямился, внимательно посмотрел в глаза чуть ли не каждому из нас и...
И стал говорить Габидулла Туржанович не по теме сегодняшнего урока, а о Великом Шёлковом пути.
Порой торжественные запевки многих речей человеческих бывают смешны как раз своей избыточной и неестественной торжественностью, которая заставляет с подозрением относиться ко всему последующему за ней. Как наводит на всякие подозрения избыточный макияж дамы.
А вот это была не выпячивающая себя торжественность, а какая-то "спрятанная". Но слышали ли мы ещё когда-нибудь более торжественные слова?
...- Великий Шёлковый путь - это одно из самых грандиозных достижений человеческой цивилизации, которое служило людям на протяжении долгих веков...
Как убедительно можно подать слово! Каждое! Мы и не догадывались, что наш историк владеет такими интонациями. Тут сразу веришь: что Шёлковый путь действительно был великим по любым меркам; что ни сам по себе он появился и получился великим, а стал результатом грандиозных свершений многих и многих поколений; что эти ушедшие поколения имели не меньшее право называться развитой человеческой цивилизацией, чем наше поколение, - в чём, положа руку на сердце, мы до этого частенько отказывали предыдущим поколениям.
Почему Габидулла Туржанович не заподозрил в нас хитрых басурманов, желающих сначала поразвлечься за его счёт, а потом унизить каким-нибудь несправедливым, язвительным, грубым резюме? Почему действительно надеялся увидеть благодарных слушателей? Заждался их? Так заждался, что перед любой аудиторией готов был выговориться, даже рискуя быть потом осмеянным и освистанным?
Великому Шёлковому пути школьная программа по истории выделяет не больше времени, чем, например, Турксибу - десяток-другой слов. А ведь Турксиб - хоть каким аршином тут мерить - карлик по сравнению с этим великаном.
Как по-разному отражается вдохновение человека на его лице, в его поведении. Когда Мария Михайловна Коломиец говорит о своём любимом Чехове, вся она - само вдохновение и даже не может устоять на одном месте. А тут, как всегда, даже глаза полуприкрыты, а не почувствовать вдохновения и не расслышать волнения Габидуллы Туржановича мог только совершенно глухой
Вот он - высший класс преподавания! Когда тебя так погружают в изучаемый материал, что и выныривать оттуда не хочется. Когда сам ведёшь караваны верблюдов с шелками, красителями, пряностями, пушниной, чаем, драгоценными камнями, золотом и серебром, южными экзотическими птицами и зверями... Останавливаешься, к примеру, в гостеприимных караван-сараях Тараза, базару которого Великий Шёлковый путь даровал такое богатство различными товарами со всего света, что базар тот назывался "Зеркалом мира". С почтением наведываешься в Яссы, которые дервиш-поэт Ходжа Ахмет ибн Ибрагим аль Яссави своими просветительскими проповедями превратил во "вторую Мекку"... Перевоплощаешься в полководца и захваченного им раба; в приговорённого на эшафоте и палача; в хана и последнего детханина в том ханстве; в мудрого философа и базарного дурачка... Я и не представлял, что кто-то может подвести меня вот к такому состоянию, заставить вот так, почти физически, ощутить: "И я там был..."
