Чтобы вывести главреда из оцепенения, уже решила, было, попроситься к нему на работу. Но тот, наконец, вспомнил обо мне и в завершение аудиенции вручил толстенный каталог картин современных армянских художников – в качестве «алаверды» моему начальнику. Похожий альбом, правда, не такой увесистый, мне уже подарил Левон – на память о совместном посещении здешнего музея современного искусства.

Утратив надежду на облегчение ноши, я также приобрела в знакомом магазинчике парочку кофейных турок – в презент. А еще механическую кофемолку, предназначенную для перемалывания новых идей – под неспешное вращение ручки. В прошлый приезд купить ее не успела. Хотя во всяком симпатичном месте, наверное, неплохо оставить некую примечательную вещицу, чтобы потом за ней можно было вернуться. Так, в одном болгарском городке на черноморском побережье, к примеру, меня дожидался маленький темного дерева сундучок.

Возвратившись с покупками в гостиницу я, к тому же, смогла принять душ и вымыть голову – с коммуникациями здесь пока не было проблем. Разве что, лампочки горели в пол-накала. Как и сам Ереван, который, казалось, уже не так сиял, утратив былую праздничную безмятежность.

Не дождавшись соседа Олега, отправилась, в расположенный под крышей, гостиничный ресторанчик. Добираться до него пришлось путанными полутемными коридорами. Но дорогу показал Сурен, севший затем за мой столик на правах старого знакомого. Смуглый, коренастый, крепко сбитый – еще один торговец картинами?

– Нет, вино пить не буду – мне уезжать завтра рано утром! А вы надолго тут остановились? – поинтересовалась я.

– Я здесь живу.

– Понятно, вы остановились в этой гостинице – надолго?

– Я здесь живу! – повторил он. – Мы из Карабаха. Сейчас ждем визы, чтобы выехать за границу.

И все-таки заказал вино.

– Вы выезжаете с семьей?

– Все уезжают: родители, и братья, и моя жена и сын. Я не хочу. Но что делать?!

Вино оказалось тягучим и сладким.

– А почему у тебя в ухе только одна серьга? – вдруг спросил он.

– Так, попала в неприятную историю в Тбилиси!

– Ну, да, сейчас у всех неприятности! И каждый вынужден защищать себя сам.

– А милиция?

– А что, милиция! – Сурен махнул рукой.

И в ней каким-то образом появился нож, из которого, посверкивая, мягко выплыло лезвие, как диск из DVD. Хотя, вру – дисков с DVD тогда еще не было.

– Какой ножичек! Продай. Может понадобиться!

– И выйдет еще одна неприятная история? Нет, не проси! К тому же, нож самому нужен.

Сурен попросил еще вина. Но официантка сердито ответила, что заведение закрывается, и ему давно пора вернуться в семью.

Так и сказала – «вернуться в семью». На русском. То есть, в первую очередь, для меня. Тот отмахнулся: «Ты же знаешь, родные уехали в Москву, договариваться начет виз. Дай еще бутылку, и мы пойдем!»

У номера я пожелала Сурену всяческих удач. Но не успела раздеться, как в дверь постучали.

– Я подарю тебе нож. Только дай за него, хотя бы рубль! – прошел в комнату Сурен.

– Рубль?

– Ножи нельзя дарить. Слушай, давай еще немного посидим? Вино есть.

Конечно, разумнее было бы его отправить, но человек подарил такой нож.

– Только недолго и без глупостей! – предупредила я.

– Да, ладно! У меня жена молодая! Поговорим, и я пойду.

Он налил вино в стаканы, стоявшие рядом с графином на тумбочке. Опять постучали. Я выглянула – это был сосед Олег.

– Прости. Задержался на выезде. Думал, ты уже спишь. Но свет горит. Пошли, я купил торт!

Прокурор потянул меня за руку. А за спиной молчал Сурен и на столе лежал нож.

– Сейчас приду. Подожди меня в номере.

Сурен развеселился: «Ты сходи, конечно. А я пока винца попью, альбомы полистаю!» И ткнул пальцем в каталог с образцами творчества соплеменников.

Олег уже разлил вино и чай, и торт нарезал крупными кусками. Он улыбался, но серые глаза глядели устало и сумеречно.

Я не вижу в темноте – «куриная слепота», знаете ли. И начинаю терять ориентацию в пространстве именно в сумерках – среди вязких и смутных предметов.

– Что, веселая выдалась командировка?

– Веселая! – он махом опрокинул в рот вино, как водку. – Такое ощущение, словно землетрясение не закончилось, а только набирает обороты.

Я погладила его по затылку: коротко стриженные светлые волосы мягко пружинили. И сам он был весь такой ладный и готовый спружинить в любую секунду! Олег поцеловал мою руку у запястья: «Останься, пожалуйста!» Притянул к себе – его била дрожь. А это заразная штука! Вот так замрете, прижметесь друг к другу, и уже обоих заколотит в пароксизме… – да, в пароксизме чего?

Я бы осталась, вероятно, и тогда постаралась, чтобы мы, забывшись, да и позабыли б о чем-нибудь, а потом вспоминали это, уже как пережитое! И в ушах, хотя бы перестал звучать звонкий выкрик Левона – «Ненавижу! Проклятые турки!».

Но в номере ждал Сурен, и не было уверенности, что он чего-нибудь не выкинет.

– Я не в форме сегодня. Прости!

Поцеловала его и вышла.

Свет горел, мой гость на кровати спал. Попыталась тихонечко его разбудить, но он лишь повернулся к стенке, натянув на голову одеяло. Пристроилась рядом «валетиком» и, поднапрягшись, отвоевала себе кусок одеяла. В этой поездке я весьма увлекательно проводила время с мужчинами!

Нас разбудил звонок походного будильника – маленького и голосистого. Мои ноги пригрелись у Сурена под мышкой. Он погладил пятку: «Я, кажется, заснул. Ладно, сейчас незаметно выйду и подожду тебя у входа. Посажу на такси».

Но незаметно не получилось. Едва тот вышел в коридор, как уборщица подняла крик: «Ты что тут делаешь? Вот я твоей жене расскажу!» И далее мне, снова застрявшей с замком: «Постыдилась бы водить к себе чужих мужей!» На шум выглянул Олег.

– Ты хотел записать свой номер телефона! – стараясь заглушить вопли уборщицы, я прикрикнула даже.

Глянув вмиг похолодевшими глазами, Олег что-то чиркнул в моем блокноте. И я отступила под бранный аккомпанемент техперсонала.

Уже в автобусе, неспешно трусившем обратно – из армянской столицы в грузинскую – обнаружила, что прокурор зафиксировал в блокноте дату нашей встречи.

В моей жизни случались мужчины, которым я напрасно сказала «да», о чем они потом не позволяли забыть окружающим. Но бывало и так, что я сожалела об отказе. С Олегом, очевидно, мы совпали в потрясении от сотрясения незыблемых основ. А переспали бы с ним, и, возможно, среди львовских прокуроров впоследствии оказалось б одним недоброжелателем москалей меньше.

Хотя веселую версию о том, что Союз можно было спасти стараниями блудниц из летучих батальонов «черных колготок», все же придется исключить. Но, кстати, если катаклизмы последних лет проанализировать с гендерной точки зрения, неизбежно приходишь к выводу о разрушительной безответственности, пребывавших на ответственных постах, мужчин. Тогда как, традиционно обвиняемые в легкомыслии, дамы не стали бы надеяться на то, например, что смогут благополучно переждать в своих суверенных квартирах – заполыхавший с их подачи – пожар в большом общем доме.

Приближаясь к Тбилиси, я также подумала о том, что мое тамошнее похищение не мог организовать ночной попутчик Нико или, как, там, его, на самом деле, звали! Ведь ему, также сраженному моим имечком, я поведала по дороге и про сербскую царевну, и про бабушку-дворянку. И он, разумеется, не назвал бы меня «Милицией», как тот – любитель минета.

А, скажем. Дато с вездесущим ряборожим, оказавшись у гостиницы, вполне могли меня похитить. Но далее, прослышав, что я гостья известного актера Давида Чантурии, допустим, решили подстраховаться. После чего Дато появился на автовокзале в образе благородного рыцаря. И затем демонстративно разъезжал со мною по городу, всячески выказывая дружественное расположение.

Насторожил его прощальный вопрос о том, почему, мол, я согласилась с ним покататься, ответ на который – при всей небрежности тона – был для Дато важен. И еще – запах. Когда на школьных вечеринках выключали свет (а как же иначе!), мальчиков, приглашавших танцевать, я обычно сразу вычисляла по запаху. А у Дато, похоже, был тот же дезодорант, что и у «минетчика».