— Своими словами?.. Ладно, попробую, — задумался на несколько мгновений, придумывая максимально похожие формулировки. И тут меня шибануло лампочкой по голове. Точно, чего я туплю-то! — Короче, если совсем уж упрощать, то, по сути, этот всплеск адреналина был как неожиданные силовые тренировки после месяца застоя, без разминки. Мышцы не разогреты, а потому на следующий день ты еле-еле можешь себя согнуть или разогнуть. Так понятно?
— Угу, более-менее. Значит, так будет каждый раз, после такого вот ускорения?
— Да хрен его знает, если честно, — пожал плечами. — Наверняка. Хотя, может быть, после большого количества использований, я чуть попривыкну и отходняк будет побыстрее и попроще.
— Да уж… — выдохнула Джиро, задумавшись. Да и я замолчал. Посидели немного, созерцая нескольких прошедших вслед за нами. — Кстати, о каком «неписанном правиле войны» ты говорил там?
— Неписанном… — протянул я, задумавшись. — Ах да, точно! Так вот, есть у меня одна история времен Второй Мировой, служащая для меня примером чести, — устроился поудобнее на лавочке, повернувшись к Джиро всем корпусом, водрузив одну ногу на лавку, подогнув к себе. — В одном из воздушных боев над территорией Германии американский бомбардировщик получил серьезные повреждения, но каким-то чудом остался на лету, продолжая тошнить до безопасной местности, где можно приземлиться. Да и местность должна быть хорошо оборудованной, B-17— не параплан, на травку просто так не сядет. Да и поломан он был нехило: разбитое лобовое стекло, разорванная обшивка в секции экипажа, умирающего от холода. Пилоты, из-за перегрузки, потеряли сознание, предоставив самолет самому себе. А тот знай себе терял высоту, пока один из пилотов в сознание не пришел. Тот, оценив экспозицию, кое-как оживил самолет и начал поднимать его еще выше, чтоб зенитки не достали. Но фашисты их заметили и выслали истребитель Люфтваффе с приказом добить.
— Будто им до этого мало досталось, — буркнула Джиро, сложив руки на груди, откинувшись на спинку.
— Взлетел, значит, истребитель и направил его пилот к бомбардировщику. Приблизился, чтоб рассмотреть поподробнее и увидел, что в салоне промерзший, напуганный до костей экипаж, в сознании только один пилот, ведущий кое-как еще летящий самолет на работающем на последнем издыхании, единственном из четырех двигателей. В общем, экспозиция понятна — B-17 угрозы не несет никакой, разве что, если пилот совсем отчается и направит эту махину носом в какой-нибудь стратегически важный объект. Решение пилот Люфтваффе принял незамедлительно — приблизился к кабине пилота, отсалютовал ему и на пальцах пояснил следовать за ним. Всю дорогу он сопровождал их до ближайшего британского аэропорта, а там, опять отсалютовав, улетел восвояси. Такая вот история. Кстати, того пилота бомбардировщика звали Чарльз Браун. После войны он активно искал того самого немца, спасшего ему жизнь. Не помню, как, но он его нашел. Они познакомились, разговорились, и стали лучшими друзьями. Даже, на сколько я помню, братьями себя называли. Франц Штиглер того летчика звали. За ту миссию он должен был получить Рыцарский крест, одну из высших наград рейха, но сделал выбор в пользу совести.
— Ты руководствуешься такими милыми историями… — протянула Джиро, прижав кулачки к груди. Я лишь закатил глаза.
— Мораль сей басни такова: Не задирай того, кто драться не хочет. На войне мы все равны, все выполняем приказы. Мы не враги, мы — противники. Так зачем атаковать того, кто сам не хочет драки?
— Справедливо… — протянула Джиро, явно согласная с моими доводами. Да, в принципе, кто из наших не согласиться с ними? Разве что Бакуго, хотя я и сомневаюсь. Сказать что-либо еще я или Джиро не успели, в комнату зашли Денки, Киришима, Мидория и Бакуго. Пиротехник, видимо, с Изуку что-то не поделил, вон какая рожа злобная. А может еще что, не знаю. Кири… Кири — это Кири, оптимист до костей мозга. А вот Денки, похоже, замкнуло мозги, видать провел свой сильный удар, вот и несет теперь всякую хрень о «суваках и ништяках».
— Эй, тут магнитный ключ для мишеней! — привлекла внимание Тсую. О, это хорошо, надоели уже эти бляшки. — Они хотят, чтобы мы сдали все, вместе с мешками для шаров, вон на тот стол!
Сдаю мишени, шары, киваю стоящей следом за мной Джиро и возвращаюсь на лавку, занятую нами прежде. Тодороки, тем временем, проявляет чудеса арифметики, высчитывая, что из нашего класса тут двенадцать человек, так что осталось дождаться только девятерых. Яойрозу замечает, что мест осталось лишь восемнадцать… Ого! Ни хрена себе, значит уже семьдесят тел, не считая наш класс, прошли экзамен!
— Надеюсь, у Ииды все хорошо, — протянула Яойрозу.
— Ииды?.. — в никуда спросил Мидория. Блин, так и вижу этот момент в каком-нибудь аниме, где после этой фразы кадр должен переключиться на упоминаемого персонажа. (Автор: ну, так и было, но у нас тут история от первого лица, так что пошли нахер).
— Кстати, а кто там вообще остался-то?.. — задумчиво протянул, пересчитав весь наш класс по головам. — Так, нет Ииды, Мины, Оджиро, — загибая пальцы, начал перечислять недостающих. — Кода… Scheise, Коду жалко будет, если не пройдет… Кто там еще?.. Точно, Тору…
— Токоями, — подсказала Джиро.
— Да, Токоями. Еще Минета, Сато… Кто еще? — в этот самый момент за окном вверх ударил мощный светло-синий, поблескивающий луч нашего французика… Этого… Как бишь его звали-то?..
— Аояма… — подсказал подошедший к окну Мидория. И положил руку на него… Боже, сколько драматизма… И, что самое странное, к его чуть-ли не гробовому молчанию присоединился весь наш класс! Кроме меня, конечно. И на лице каждого, в той или иной степени, написано волнение! Даже спорить не буду, что каждый сейчас накручивает себя: «Пройдут или не пройдут, вот в чем вопрос…» или как-то так. И это жуть как раздражает.
— Mein Gott, ребят, хорош уже драматизировать! — не выдержал я этой давящей атмосферы. Все наши тут-же развернулись ко мне. — Весь первый класс в целом и наш класс в большей степени уже имел дело со злодеями, при этом выйдя из боя не то что живыми и с победой, так еще и без потерь! Так что мы как никто достойны пройти этот чертов этап. И кончай уже волноваться не по делу, Мидория, а научись, наконец, доверять товарищам. Верь в них, а не накручивай себя, — ух, аж выдохся…
— Может ты и прав… — он мне еще и не верит! Да где такое видано-то, а?! Вот-же, главный рефлексор класса, блин! Вдруг дверь открылось и в комнату вошли еще восемь человек, сразу направившись в душ.
— Но класс А… — Пролепетала Яойрозу. Мля-а…
— Наших там все еще девять человек… Блин… — рефлексирует Джиро. Все, достало!
— А ну успокоились, Класс А! — чуть повысив голос, встав с лавки, гаркнул я, чтоб все наши в комнате услышали. — Вы тут нас слезами затопить собрались, я не понял? Хватит уже депрессовать из-за неизвестного результата! У них еще есть время!
— Бро, а ты когда в мотиваторы класса записался? — послышался сзади голос Киришимы.
— Когда понял, что вы ведете себя как дети! — беззлобно огрызнулся. Пробежался глазами по сосредоточенным на мне лицам одноклассников. Что-ж, теперь это благодарные слушатели. Ну-с, приступим-с… — Вы какого хрена раскисли, я не понял? Из-за каких-то баллов и временной лицензии? А дальше что будет? Кто-то пальчик поранил, так вы сразу реанимацию вызванивать будете? Не пройдут экзамен — ну и ладно, в следующем году они тут всех порвут! Или вы считаете, что без лицензии вас чуть-ли не взашей из академии выпрут? — о, половина имеющихся из класса глазки опустили. Господи, с какими идиотами я учусь… Ладно, это мои идиоты и мне их, похоже, воспитывать. — А ну намотали сопли на кулак, Герои! Вам по долгу службы суждено видеть смерть невинных, намотанные на обломки зданий кишки, разлетевшиеся по земле мозги, видеть, как помирают дорогие вам люди: друзья, коллеги, близкие, а вы тут по каким-то мячикам и баллам сопли пускаете! — о, приободрились! Это хорошо. — И запомните: Если наши не смогут учиться тут дальше, им эта лицензия и на хрен не нужна будет. А если продержатся, то по окончании получат уже постоянную. Так что хорош уже рефлексировать и сопли пускать! Пора бы уже просто поверить в своих товарищей, не важно, пройдут они экзамен, или нет! — обвел одноклассников взглядом… Блин, смотрят на меня, будто маленькие, плачущие дети на мудрого отца. — Scheise, пепебор с пафосом, конечно... — беззлобно сплюнул, отворачиваясь от них. Ну неловко мне, неловко! Не хочу, чтобы они на меня так смотрели. От этого мне слишком неловко становится…
