– Ксения Владимировна, у вас под дверью дрель почему-то лежит, – доложил мне сосед изумлённо.
– Странно, наша новая соседка сверху попросила попользоваться. Всего минут десять назад.
– Но у нас нет никаких вновь появившихся жильцов наверху: никто не приезжал, не женился…
– Как же так? Она сказала, что поменялась с двенадцатой квартирой и теперь делает ремонт. На ней были домашние тапочки и халатик.
– Ох! – это же типичный приём воров-домушников: входят в дом под видом соседей, хрясть хозяина по голове, хвать всё ценное – и дёру! Как это вас бог миловал, что не вмазали по голове? А может, всё же что-то вынесли, пока вы дрель искали? – с возросшим интересом спросил Нечипоренко из девятой.
– Да она только книжки листала, пока я в кладовке была. Может, какую книгу хотела украсть для своей библиотеки, а у меня такой не оказалось, – не хватало ещё и этому рассказывать о том, что у меня приличному вору и польститься не на что.
– И всё же вы теперь поосторожнее будьте, может это только разведка была. Я своей Ирине тоже скажу, чтобы дверь кому попало не открывала.
Сосед ушёл, а я бросила дрель на полу в прихожей и кинулась переодеваться. Размышлять о фальшивой соседке и афере с дрелью времени уже не было.
***
Проводить Софью Даниловну в последний путь пришли только самые близкие друзья. Анна Фёдоровна объяснила мне, что Павел не в состоянии выслушивать неискренние соболезнования, поэтому не позволил сообщать всем знакомым, как обычно это делается. А если кто и обидится, ему наплевать. Матери никто уже не вернёт.
Всю траурную церемонию я держалась подальше от Тихомирова. Боялась, что придётся говорить какие-то утешительные фразы, а я этого совершенно не умею. Если быть совсем уж честной, я боялась увидеть Павла плачущим. Он показался мне таким умным и решительным, а слёзы сразу уронят его в моих близоруких глазах. Как же я тогда буду с ним вместе ловить бандитов?
В конце поминального обеда, когда за столом оставались только две подружки Софьи Даниловны, Павел покинул их на попечение гостьи из Саратова и переместился в кухню, якобы помочь мне с посудой. А на самом деле изложить мне свой план поиска убийц.
– Если мы найдём похищенные картины, то тем самым нападём на след преступника или преступников, убивших маму.
– Но как найти картины из коллекции? Ведь похитители постараются не светиться с украденными ценностями.
– Картины крадут для перепродажи в частные собрания. Коллекционеры с большим карманом не будут афишировать свои приобретения достаточно долго. Ведь краденые произведения искусства сбываются намного дешевле своей действительной цены. Кроме того, под видом подлинников продаётся изрядное количество подделок. Хорошо изготовленная фальшивка порой бывает настолько трудноопределима, что даже опытные эксперты ошибаются. Особенно если используются специальные материалы и технология. И подлинные старые холсты. А для ювелирных подделок используется старое переплавленное золото. И синтетические камни, которые даже на профессиональный взгляд неотличимы от настоящих без технической экспертизы. Главное в производстве фальшивок – искусное изготовление. Помнишь Ван Меегерена? Если бы он сам не признался, его поддельные «голландцы» до сих пор украшали бы музеи и частные собрания, – увлёкшийся Павел незаметно для себя перешёл на «ты».
– Кто же тебе покажет украденные картины, держи карман. Ты же не покупатель, – я старательно отвлекала его внимание от Ван Меегерена, о котором, к стыду своему, даже не подозревала. И откуда взялся этот Павел, такой образованный, на мою бедную голову!
– Так я и собираюсь убедительно изобразить покупателя, а ты будешь моим представителем и посредником. Здесь меня знают многие эксперты и коллекционеры. Так что я буду выступать под чужим именем, возможно даже придётся достать хорошие документы на это имя. С бандитами играют их же картами.
У меня аж дух перехватило! Ловко же он включает меня в опасную авантюру, не поинтересовавшись моим мнением по этому поводу. А вдруг я побоюсь играть в эти игры бандитскими картами? Хотя, похоже, он считает, что я не умею бояться чего бы то ни было. Но тут он не до конца прав…
Обо всем этом я почему-то промолчала. Вместо этого я спросила:
– Что же ты собираешься покупать? – тоже перейдя на «ты».
– А покупать я буду работы Борисова-Мусатова. Это был любимый мамин художник. Отец в разное время смог купить для неё много рисунков и акварелей художника, эскиз к картине «Водоём». У нас был даже довольно большой и очень редкий эскиз к ненаписанной картине «Русалки». Три призрачных девушки заманивают юношу к заросшему лилиями тёмному озеру. И все эти вещи украдены. Должны же мы напасть хоть на одну из такого количества работ одного художника. Их неминуемо должны выбросить на чёрный рынок.
– А как мы будем выходить на этот самый подпольный рынок? – поинтересовалась я, уже немного успокоившись.
Слава Богу, Борисова-Мусатова в отличие от Меегерена я знала. А сложность аферы, в которую меня ввязывали, меня уже сильно заинтересовала. Тем более что отвечать за осуществление розыскных мероприятий станет мужчина, так что работать я буду под прикрытием. Этого в моей жизни ещё не было.
– Мы попробуем найти «продавца» по каналам торговли антиквариатом. Одного-двух владельцев антикварных магазинов я знаю. Поговорю с ними, сделаю заказ. Оставлю визитную карточку на это самое вымышленное имя. Надеюсь, что с нами кто-нибудь свяжется. Потом уже ты будешь выступать от моего имени, как жена коллекционера. А я тебя подстрахую.
– А если они просто передадут заказанные картины или рисунки через владельца антикварного магазина или художественного салона, никого не называя?
– Это исключено. Украденные из коллекции вещи в розыске, да ещё и убийство на них висит. При таком ходе они рискуют потерять ценности в лучшем случае. А в худшем… Ещё есть один или два крупных частных салона, которые давно вызывают у меня кое-какие подозрения. Мне нежелательно там появляться, тем больше проявлять покупательский интерес к определённым картинам. Это сразу насторожит дельцов, сбывающих краденые произведения искусства. Полагаю, что всех мало-мальски заметных коллекционеров они знают наизусть. В салон отправишься ты, – Павел уверенно командовал мною, но я сочла за лучшее не обращать на это внимания. Пока.
– Ведь ты объяснишь мне, как туда попасть? Как себя вести?
– Ты пойдёшь не одна. Тебя будет сопровождать мой приятель, вполне приличный художник Костя Аристов. Правда, он отсёк окончание от своей фамилии, и теперь довольно глупо называется Аристом. Но картины его не так плохи… А задача твоя будет проста: слушать, всё запоминать, проявлять интерес к соответствующей эпохе в русской живописи.
– В общем, сплошное развлечение. И когда мне нужно приступить к этой части работы?
– Завтра суббота, вся публика непременно сползется. Часам к двенадцати и вы с Костиком появитесь. Встретимся в кафе «Арбалет» возле метро «Профсоюзная», оттуда до Морозовского салона «Цветомир» рукой подать.
– Морозовского салона я не знаю, Морозовскую больницу – знаю. Этот салон тоже с тех времен остался? Название «Цветомир» определённо смахивает на старое течение.
– Нет, это салон Ивана Морозова, бизнесмена, большого любителя живописи и предметов старины. Ходят слухи, что своё состояние он сколотил на перепродаже картин и организации сбыта икон и прочих предметов искусства за границу. Но не пойман – не вор.
– Прости, но я только сейчас вспомнила, что обещала быть в субботу у приятеля по очень торжественному случаю. На салонное мероприятие нам с Костиком часа два хватит, как ты думаешь?
– Я думаю, что больше ты просто не выдержишь. Так что постарайся всё увидеть и запомнить за это время. Если ты чуть-чуть опоздаешь, надеюсь, твой приятель не обидится, – здесь должен был последовать дежурный комплимент, но не последовал. Не знаю, на что бы я должна больше обидеться: на грубую стандартную лесть, или на полное отсутствие внимания к моим достоинствам. Однако Тихомиров продолжал, пытаясь шутить:
