Плакат висел на углу улицы 20 Октября, названной так в память об одной из предыдущих революций, что невольно придавало ему юмористический оттенок. Надо сказать, что никто уже давно не уничтожал старых лозунгов, и на стенах домов Ла-Паса можно было изучить всю политическую историю Боливии.

Малко внимательно осматривал небольшой четырехэтажный дом, стоящий в одном из тупиков рядом с улицей 20 Октября. Спокойное местечко, и недалеко от Прадо. Он долго и безрезультатно звонил в дверь квартиры на втором этаже, где жил Джим Дуглас.

Жил, пока не очутился в гробу Клауса Хейнкеля... Малко был раздосадован и уже собирался уходить, когда в окне первого этажа колыхнулась занавеска.

- Там кто-то есть, - сказала Лукресия. Они вернулись в дом и вновь позвонили. Дверь тотчас открылась.

Они увидели женщину лет сорока, с бесцветными глазами, лишенными всякого выражения. Из-за нее выглядывали двое босоногих, черномазых ребятишек, довольно хорошеньких. Волосы женщины были гладко зачесаны назад, отчего делались еще заметнее асимметричность ее лица и слишком полная нижняя губа. Узкое полотняное платье туго обтягивало ее пышные формы. Не обращая внимания на Лукресию, она спросила Малко:

- Что вам нужно?

- Я ищу Джима Дугласа. У него никто не открывает.

- Он ушел. Несколько дней тому назад. Я не знаю, где он.

Она отвечала равнодушным тоном, и явно лишь из-за притягательности золотистых глаз Малко дверь до сих пор не захлопнулась.

- Он живет один? - спросила Лукресия.

Немного поколебавшись, женщина с неохотой проговорила:

- Не знаю... Его дела меня не интересуют.

На какую-то долю секунды поймав взгляд Малко, она как-то особенно пристально глянула на него и тут же отступила от порога.

- Мне некогда. Извините.

Дверь захлопнулась. Малко и Лукресия прошли по узкому коридору к выходу.

- Она что-то знает.

Лукресия издала короткий и вежливый смешок.

- Она просто хочет увидеться с тобой наедине. Это самая известная нимфоманка в Ла-Пасе. Из-за этого и муж ее бросил. Наверняка, она и с Джимом спала. Когда на нее это находит, она и с ламой может переспать!

Что ж, в конце концов, испанские конкистадоры тоже использовали лам для этой цели.

- Что ты еще знаешь об этом Джиме Дугласе?

Лукресия подвернула ногу на неровной мостовой и, прежде чем ответить, коротко выругалась.

- Мы с ним были не очень близко знакомы. Часто встречались в "Копакабане", за аперитивом. Он был очень разговорчив и однажды рассказал мне, что активно участвовал в забастовке в Массачусетском технологическом институте. Он был профессиональным пропагандистом, очень левым. Прекрасно говорил по-испански, здесь у нас прожил год, преподавал английский язык.

- Ты можешь понять, каким образом он оказался замешанным в деле Клауса Хейнкеля?

Лукресия покачала головой:

- Нет. Немцами он не интересовался.

Сплошная загадка, ни малейшего просвета. Настроение у Малко было отвратительным. Чем больше он узнавал об этом якобы умершем немце, тем большей опасности он подвергался. Но откуда исходила угроза, он не знал...

На углу улицы 20 Октября они остановились.

- У меня свидание с сеньором Искиердо, - сказал Малко. - Ты знаешь, где находится мотель "Турист"?

- Этот мерзкий старикашка там назначил тебе встречу? Это единственный публичный дом в Ла-Пасе. Он, должно быть, стесняется принимать свою шлюху у себя дома.

Подняв руку, Малко остановил такси. Но Лукресия не села рядом с ним; через опущенное стекло она сказала водителю:

- Улица Пресбитеро Медина, маэстро.

- Ты не едешь?

- Не хочу портить себе репутацию, - отвечала Лукресия с ехидной улыбкой. - Буду ждать тебя дома. Если ты еще на что-то способен...

Малко внезапно вновь ощутил желание овладеть ею. Такси поехало.

Кармен раздевалась медленно. Она была очень чувственна и удивительно развратна по самой своей природе. К Педро Искиердо она стояла спиной.

Выглядела она намного старше своих лет. Груди буквально выпирали из лифчика, а бедра были широкими, как у тридцатилетней женщины.

Тщедушный боливиец пожирал ее глазами. Когда он был с ней, он даже забывал о Монике. Здесь, в убогой комнатке этого отеля, он чувствовал себя лучше, чем дома. Кармен же никакие тонкости не волновали. Повернувшись, она подошла к кровати, на которой он сидел.

Педро Искиердо медленно провел своей хилой ручкой по круглым грудям, затем стал опускать руку ниже, не пропуская ни одного изгиба тела.

Девушка смотрела на эту руку так, словно по ней полз какой-то ядовитый паук.

Когда рука Педро Искиердо коснулась ее сомкнутых ног, она судорожно сжалась и отошла от него.

- Мне не хочется, - капризна сказала она.

Искиердо удивленно взглянул на нее. Ведь она всегда была такой послушной.

- Почему?

- Хочу, чтобы ты мне дал денег на красивые туфли. Такие, как стоят в шкафу твоей жены.

На какой-то короткий момент он почувствовал приступ жгучего стыда, и его охватило желание дать пощечину этой негодяйке, но он быстро сдался:

- Ладно. Обещаю. Сегодня же.

Она тотчас расслабилась, насмешливо поглядывая на крошечный "отросток" старикашки. Она была молодой и здоровой девушкой, и "плотские утехи" отнюдь не вызывали у нее отвращения. У нее был любовник, молодой "чуло", с которым она каждый вечер занималась любовью в его хижине в Мирафлор. А с Искиердо это был лишь неприятный момент, который нужно было перетерпеть.

Дыхание старика стало более прерывистым. Он, как безумный, шарил по ней руками, но Кармен при этом ничего не чувствовала. Она закрыла глаза, чтобы он не увидел их равнодушного выражения. Он увлек ее на постель, опрокинул и уткнул свое морщинистое личико в ее грудь. Она выгнулась, чтобы помочь ему. И даже потянулась рукой к тому, что составляло весь "признак мужественности" ее престарелого любовника.

Но в это время кто-то грубо заколотил в дверь. Педро Искиердо тут же сел. Он был разъярен и испуган. Ведь свидание с тем блондином было назначено гораздо позже.

Кармен ждала, опершись на локти. Застучали еще громче. Искиердо замер от ужаса и приложил палец к губам. Но Кармен громко крикнула: