– Я остаюсь здесь до полного выяснения обстоятельств, – подходя к ней, отчеканил Фрид и обвёл вовсе не товарищеским и не милосердным взором всех остальных.
В другое время Мара была бы вне себя от радости, но тут её хватило лишь на то, чтобы апатично кинуть. Не то, чтобы ей испортили весь настрой, но недавняя эйфория иссякла. Не будучи той, кто позволяет себе распуститься и ныть, Мара верила, что её состояние не затянется надолго, но пока – она разбита и несчастна. Вот вам и благие намерения. Строить новое общество они собрались – и вот что получили уже в самом начале.
– Ты! Это был ты! Я так и знала, что просто так подобный тебе прохвост не явится! – не скрывая бешенства, Мара подлетела к Ингарду, вцепилась ему в плечи такой хваткой, что костяшки пальцев побелели, и тряхнула, будто набитую ватой куклу.
– Нет, нет, я невиновен, клянусь! Я ничего об этом не знал! – перепуганно зачастил тот.
Мара поверила ему и отпустила, отталкивая с лёгким презрением. Тот, кто недавно пытался отнять чужую жизнь, не будет вести себя настолько жалким трусом. Ингард вёл себя не как тот, кто побоялся её обвинений или возможной расправы, следующей за ними – он пришёл в ужас от мысли, что следующей жертвой неведомого может стать сам. Беспокоила этого эгоиста её судьба, как же.
Глава 3
Невесомая прозрачная взвесь изумрудной пыли наполнила воздух каждого коридора, лестниц, залов, аудиторий. Почти неотличимая невооружённым глазом от просто чуть мерцающего мистическим зелёным оттенком воздуха, живая и едва ли не разумная пыль будто бы сама решала, куда и как ей двигаться. Она легко струилась в темпе течения средней реки, хотя ни намёка на ветер не было – откуда бы, если окна плотно закрыты. Словно загадочный туман, манящий прикоснуться, но просачивающийся сквозь пальцы – если бы кто-то задумал схватить эту мистическую пыль в горсть, она истаяла бы бесследно прямо в ладони. Даже не верилось, что эта удивительная субстанция действительно существовала, а не только мерещилось, как и всё остальное здесь. Тем не менее, исследование ничего не дало – Академия была чиста, никаких следов стороннего вмешательства. Белоснежная лепнина, выполненная в форме сказочной растительности – небывалой формы листьев и цветов, странно изгибающихся стеблей, – по-прежнему сохраняла самый невинный вид, словно и не стала свидетельницей преступления. Она бы оставалась такой же безучастной, если бы её чистоту и невинность осквернило кровопролитие.
Прекратив контролировать пыль и позволив ей рассеяться, Фрид скрестил руки на груди, прохаживаясь вперёд и назад по кабинету директора, ныне принадлежащему Маре. Его лицо, сосредоточенное, мрачнее мрачного, выражало разочарование, досаду на себя – и напряжённую работу мысли. Он чувствовал себя обязанным справиться – никто не вздохнёт спокойно, пока не поймут, что произошло. Каждый под угрозой там, куда пришли ради ощущения безопасности. В следующий раз может так и не повезти, и кто-то пострадает.
Невыносимо понимать с беспощадной отчётливостью, что труд, в который Фрид вложил всю душу, осквернён.
Сабра стояла позади сидящей в кресле Мары, касаясь подушечками пальцев её висков. Фрид знал – она использует петлю времени, позволяющую погрузиться в свои или чужие воспоминания, чтобы взглянуть на происходящее со стороны. Прежде для неё, как для обычного человека, такое было магией сложнейшего уровня, но теперь, как Хранительница, она могла это проворачивать хоть трижды в день. Правда, не любила – у тех, кто подвергался процедуре, потом болела голова, иногда по целой неделе, не проходя. Восхитительная магия, когда становишься её объектом – и совершенно не заметная со стороны. Фрид всегда считал её куда изящнее своей, предназначенной только для боя. Впрочем, им обоим подходило именно то, чем они обладали, и он ничуть не завидовал, лишь восхищался.
– Ну, как? – спросил Фрид сразу, как только Сабра отошла, ещё до того, как Мара полностью очнулась.
– Ничего, – покачала головой его напарница.
Нападение на высокопоставленное лицо страны в присутствии Хранителя – не обычный инцидент, а своеобразный манифест. Но что им пытались заявить? И кому? Маре? Фриду? Всем Хранителям? Простым гражданам? Они только оправились от катаклизмов, и обыватели получили надежду на спокойную сытую жизнь, ведь многие вовсе никогда в жизни даже не рвались навстречу каким-либо свершениям, великим или не очень. Они хотели проводить дни на своей земле, в кругу семьи, с уверенностью в завтрашнем дне. Им не нужны потрясения. Если люди будут настроены против Академии как источника проблем – мечта Фрида никогда не сбудется. И он бы вполне ею пожертвовал, если бы не был так уверен, что она пойдёт всем лишь на пользу. Их мир нельзя было назвать тёмным, по крайней мере, сейчас – но Академия выделялась ярким сиянием даже на фоне того, как расцвёл город. Позволить ей угаснуть, дать грязным лапам завистников и конформистов запятнать этот свет – нельзя. Любой ценой.
Да, Фрид рассердился так, как очень и очень давно с ним не происходило. С тех пор, как он стал Хранителем – совсем никогда. Он даже думал, что больше не способен на это. Фрид избегал всех сильных порывов, прекрасно помня, ко скольким историческим катаклизмам они привели. Эмоции никому не идут на пользу, а для Хранителя и вовсе могут стать фатальными, при той силе, что дарована им. Но сейчас Фриду хотелось выволочь предателя под солнечный свет и вывернуть ему наизнанку сердце. Пусть это делалось обычно лишь по добровольному выбору личности, ведь нельзя насильно изменять чужой характер и сердце, Фрид был готов на это, ведь посягательство на всеобщее счастливое будущее непростительно. Верил ли он, что одной Академии будет достаточно для того, чтобы этого достичь? Безусловно, нет. Но это заложит краеугольный камень, научит множество поколений мыслить правильно, к созиданию, а не разрушению.
Более защищённого места, чем Академия во время церемонии, не существовало, разве что Храм Равновесия. Для внешнего мира она оставалась лишь полуреальной, для того и требовались приглашения, просто так само здание никого даже близко не подпускало – мираж, призрак, фата-моргана. Любая атака оттуда попросту прошла бы насквозь. А из тех, кто находился внутри, Сабра не нашла никого подозрительного. Фрид знал её дотошность и внимательность, поэтому вердикту коллеги верил. Следовательно, его капризная природа допустила произошедшее… А, может быть, сам дворец и намекнул Маре, что с ней будет, если она не оправдает его ожиданий? Тогда всё сходится. Возможно, та капля бы сама рассеялась, не успей Фрид её обезвредить. Недурной щелчок по носу и указание на то, кто в действительности главный, завуалированный совет не слишком-то зарываться.
Или даже вовсе это не намёк, а шутка. Крайне неуместная шутка того, кто не понимает, что это такое и когда они нужны, а когда портят момент. Возможно, они получили на руки живое существо, пусть и не такое, как принято себе обычно представлять. Новорождённое живое существо, лишь начинающее пробовать мир на зуб. Дрожь пробирает, не так ли? Даже сами творцы понятия не имеют, на какую высоту замахнулись. Ни одна легенда не рассказывала об успехе тех, кто покусился на божественные права, являясь простым смертным. Или экспериментировал с тем, чего до конца не понимали. Да, именно так и совершают грандиозные прорывы… но и выставляют себя на посмешище, и погибают страшной смертью тоже на этой дороге. Впрочем, что уж теперь сетовать, они дерзнули, давать задний ход поздно. Отступятся теперь – и впредь никто никогда за ними не согласится следовать.
Фрид вышел из кабинета и поднялся на крышу. Открытая, казалось бы, всем ветрам, она была надёжно защищена незримым куполом чистой энергии.
– Я знаю твой секрет, – безмолвно обратился к Академии Хранитель.
Нет, он вовсе не такую уж и уверенность чувствовал в своей теории, но проверить хотел. Понять бы ещё, как понравиться нравной и загадочной химере из образов и сновидений. И дворец, конечно же, не ответил – лишь в сказках неодушевлённые предметы умеют говорить. Но Фрид прямо-таки всем нутром почувствовал, как к нему присматриваются, изучают невесомыми касаниями, пробираются под кожу. Он был Хранителем, а, значит, не ошибался в подобных вещах. Он умел видеть истинные токи энергии в мире, ткань, из которой было соткано всё вокруг. Для него весь остров и каждый стебель травинки, каждый камень и каждая букашка состояли из миллиардов причудливо переплетённых пёстрых, постоянно растущих, меняющих толщину, цвет и конфигурацию нитей. Он мог влиять на них, как пожелает. Мог взять любую – и попросту отменить её. И он сумеет остановить Башню Миражей, если окажется, что она несёт в себе слишком много зла. На всех Хранителях лежала ответственность, тяжёлый долг определять, что есть хорошо для острова, а что плохо.
