– Хочешь второе ухо потерять?

– Меня все равно накажут, Ник, – Кай заглянул гному через плечо. Это было не трудно. Он также легко мог плюнуть гному на макушку, как и посмотреть ему в глаза, немного наклонившись вперед.

– А ты храбрый! – добавил он. – Когда эти уроды из ямы полезли, я думал тебе конец. А ты не растерялся, хватанул их по пальцам, молодец. Будут знать, как на гномов руки поднимать!

Никель издал неопределенный звук. Сначала Кай решил, что тот подавился, но потом понял – гном смеялся.

– Интересно, все гомункулы идиоты, или ты такой случайно получился?

– Тупэ говорит, я исключительный, – Кай широко улыбнулся, чувствуя, что гном клюнул на уловку.

– Подравненные они, – беззлобно сказал Никель, видимо осознав, что от любопытного гомункула легко не отделаться.

– Как? – не понял Кай.

– Подравненные – это те, которых подравняли, – терпеливо повторил гном. – В основном, воры, но и враги семьи есть. Мы раньше ближе к поверхности жили, а Тиль не всегда хорошо с местными бандитами ладил. Вот и нажил врагов. Багровый Клан до сих пор золото за его голову обещает.

– Они пытались убить Тиля?

– Ага, – кивнул Никель и, достав лепешку из кармана, принялся жевать. – Или обокрасть. Запомни, парень, горных людей может обокрасть только тот, кто сам из нашего племени. Каким бы талантливым и удачливым вором ты ни был, но, если ты переросток, в горах тебе делать нечего. Это наша земля, и всех, кто нарушит ее границы, ждет наказание.

– А кто такие переростки? – спросил Кай и тут же прикусил язык. На висках выступил пот, а в горле пересохло. Интуиция подсказывала, что некоторые вопросы задавать не стоило.

– Спросил бы лучше про наказание, – довольно хмыкнул Никель. – Но так как ты у нас бестолочь, отвечу детально. Переростки – это все, кто выше головы нормального горного человека. Ты, вот, гомункул-переросток, а есть люди-переростки. Они нас не трогают, мы их не трогаем. Если же с мозгами, у как тебя, плохо, то переростка подравнивают.

– Что значит «подравнивают»? – прохрипел Кай, с ужасом догадываясь о смысле слов гнома.

– Отрезают ноги, – ответил Никель и посмотрел в глаза Каю. Спокойно так посмотрел, с намеком.

– Всем, кто нарушил наши законы, мы отрезаем ноги. Так они становятся «нормального» роста. Если «подравненный» выживает, его судят и назначают срок, в течение которого он будет работать на семью. Как правило, это год. Колоть уголь мы их не ставим, толку от них там мало. На руднике есть несколько самоцветных жил, обычно рядом с ними ямы с подравненными и устраивают.

О том, сколько таких ям в шахте Тиля, Кай спрашивать не стал. Его интересовало другое.

– И много… выживают? То есть, я хотел спросить, кого-нибудь освобождали из подравненных?

– Ну, – Никель задумался. – На нашем руднике таких не было, но вот на каменоломне Швеца Семикрыла в прошлом году один счастливец свое отработал. Его даже к поселку провели, хотя обычно подравненных до выхода отводят, а дальше сам. Так-то. Нельзя переходить дорогу нашему брату. Мы за себя горой!

И Никель принялся с жаром рассказывать, чем горный человек лучше переростка. Кай молча шел рядом и слушал, как громко стучит сердце. Слишком громко. Он думал, что знал о гномах все. Они казались немного жадными, черствыми, властными, ни никогда – жестокими! Что же это получалось?

Кай незаметно сделал шаг в сторону, отодвигаясь от Никеля. Таинственный гомозуль, которого он никогда не видел, вдруг резко перестал быть самым опасным обитателем пещер. И прижигание пяток вопросы больше не вызывало. Если гномы рубили людям ноги за кражу, то почему они не могли жечь им пятки за любопытство? И почему Соломон решил вырастить гомункула именно в этих пещерах? Впрочем, сложнее был другой вопрос: почему Кай проснулся раньше положенного срока и, тем самым, обрек себя на годы рабства у гномов? В то, что колдун Соломон явится за ним в ближайшее время, уже не верилось. Скорее всего, придется колоть уголь в шахте Тиля Голубоглазого весь срок. Когда он должен был проснуться? В двадцать, тридцать лет? А ведь можно было спокойно проспать эти годы!

«Ты, как капля воды, стекающая по стене, – подумал Кай, мрачно шагая за Никелем. – Начнешь с большей высоты – и тебя размажет по камню прежде, чем ты доберешься до низа. Упадешь с меньшей и станешь лужей при условии, что тебе повезет встретить таких же. Мне здесь не место. Нужно выбираться».

Широкая спина Никеля с размахом врезалась ему в грудь. Гном развернулся и без объяснений вдавил кулак Каю в живот. Пока тот пытался втолкнуть в себя воздух, отгоняя плохую мысль садануть в ответ, Никель толкнул его к стене, за отвалившийся камень, и сам нырнул следом.

– Дурень, смотри, куда прешь! – зашипел гном, кивая в темноту. – Я бы тебя, конечно, с удовольствием гомозулю скормил, но Тиль меня точно заставит босиком по углям гулять, если Соломон явится, а от тебя даже костей не будет.

– А что там? – шепотом спросил Кай, но, получив затрещину, заткнулся.

– Гнездо, разве не видишь? – зашипел Никель. – Матка и с ней трое детенышей.

Кай вытянул шею и вгляделся во мрак, но со зрением гномов соперничать было трудно. Темнота как темнота. Приметных звуков или запахов тоже не раздавалось. Никель стянул с себя плащ и плотно замотал в него лампу, отчего пещера превратилась в необъятную пропасть. Стены исчезли, пол и потолок тоже. Кай крепко ухватил Никеля за рукав, преодолев злость и брезгливость. Выживание в списке его краткосрочных целей стояло на первом месте, а остальные чувства могли подождать.

– Туда! – кивнул гном, указывая в точку, которая ничем от других точек непроницаемого мрака не отличалась. – Там есть проход в заброшенную штольню. Я в ней уже лет пять не был, но сквозь нее можно выйти к третьему забою. Если, конечно, обвалов не случилось. Держись за рукав, пойдем без света.

Кай ухватился за твердый от засохшей грязи рукав гномьей куртки и, согнувшись, как старый гриб, побрел за Никелем. Это было странное ощущение. Все, что он мог почувствовать более-менее реально – лишь камни под ногами. Они были то гладкие и ровные, покрытые влажной испариной, то острые и колючие, похожие на крючки, которые кто-то расставил специально, чтобы Кай цеплялся за них ногами. Было влажно и душно. Он не мог отделаться от ощущения, что матка гомозуля ползет за ним следом, и это вовсе не сквозняк шевелил его волосы, а зловонное дыхание зверя, собирающегося откусить ему голову. Когда напряженную тишину сменила привычная капель, Кай позволил себе выдохнуть. Никель тоже немного расслабился и замедлил шаг.

– Мы в штольне? – шепотом спросил Кай, и с размаху врезался в нависший кусок стены.

– Здесь пригнуться надо, – ласково посоветовал Никель. – Шахта не для переростков строилась. Коридор низковат, тебе удобнее будет на коленках ползти.

– Колени мне еще пригодятся, – буркнул Кай, ощупывая острые камни под ногами. Они были навалены неровными кучами, ничем не напоминая пол в штольне. Похоже, без обвала не обошлось.

– Может, лампу зажжем? – без особой надежды предложил он, потирая рассеченный лоб. – Кажется, твой проход засыпало.

Никель, видимо, и сам собирался открыть ракушечник, но природное упрямство заставило его встать в привычную оппозицию.

– Не мои проблемы, что ты до сих пор видеть не научился, – буркнул он, и, сбросив руку Кая со своего плеча, пошел вперед, впрочем, громко загребая камни ногами. Не иначе как опасался, что ценный гомункул заблудится.

На этот раз гордость кричала громче, и Кай не стал окликать гнома. «Посмотрим, как он будет Тилю объяснять, куда я делся», – мрачно думал он, однако старался не отставать, прислушиваясь к тому, как Никель пробирается по камням. Ему все-таки пришлось опуститься на четвереньки и эдаким крабом ползти следом: проход стал совсем низким.

«И зачем я вообще сюда пошел? – досадливая мысль жгла глубоко и больно. – Гномих не увидел, зато прижигание пяток заработал. А может, затеряться здесь, и пусть гномы сами с Соломоном объясняются?».