– Возможно, доминус, это не моё дело, но я хотел бы знать, почему вы спросили констебля о том, кто утром первым покинул Вилемусбург?

Мартиниус задумчиво потёр нос.

– Я подумал, что если ночной гость вам, Мельхиор, не приснился, то он может постараться приехать в Гвинбург раньше нас.

– Но зачем, месьер нотариус? – спросила Мелодия.

– Чтобы завладеть шкатулкой.

– Если это не Тёмный Человек, то зачем ему старая шкатулка? – задал вопрос Мельхиор.

– Возможно, она имеет для него большое значение. Такое большое, что он даже был готов перерезать вам горло, мой юный друг, – ответил нотариус.

– Не понимаю, какое такое значение может иметь груда старья, – фыркнул ротмистр.

– Мартиниус вдруг наклонился к Мелодии, вытянул свой длинный нос и понюхал воздух. Потом многозначительно поднял вверх палец.

– Всё имеет значение. Например, судя по этому сладкому аромату, у вас, мадемуазель, есть сильные фруктовые духи.

– Это тоже имеет какое-то значение? – удивилась девушка. – Или вам просто мешает запах моих духов?

Ответить нотариус не успел. Карета стала резко тормозить. Послышались крики кучера и форейтора, останавливающие лошадей. Барабара проснулась от толчка и села на сиденье, хлопая глазами. Монахини тоже очнулись от дрёмы. Они недоумённо смотрели на попутчиков, не понимая, что случилось. Мартиниус, Мельхиор и Гильбоа высунули головы в окна кареты.

Дальше пути не было. Дорога, далеко отклонившаяся в этом месте от реки в самую чащу леса, была перегорожена упавшим деревом. Форейтор уже спрыгнул с лошади. Феликс тоже покинул облучок кареты. Теперь оба стояли перед неожиданным препятствием и растерянно чесали затылки. Внезапно случилась беда.

Из кустов справа и слева на дорогу с оглушительным криком выбежали шестеро заросших до самых глаз краснорожих здоровяков. Одеты разбойники были в удивительную мешанину, в которой потёртые кожаные штаны ремесленника соседствовали с бархатной курткой профессора, а грубые солдатские сапоги мелькали рядом с изящными туфлями аристократа. С ног до головы здоровяки были увешаны оружием. Четверо из них атаковали кучера и форейтора, а двое кинулись к карете.

– Хватайте старого сморчка! Шкатулка у него! – крикнул вдогонку этой парочке самый большой из разбойников, замахиваясь саблей на кучера. Феликс едва успел увернуться от удара. Георг выхватил из ножен короткий тесак, который всегда висел у него на бедре и теперь отчаянно отбивался от троих преступников, теснивших его к лесу.

Поняв, что его ненаглядная Мелодия подвергается опасности, Гильбоа обезумел от ярости. Его большие закрученные усы встали торчком, как у кота почуявшего мышь. С воинственным кличем гведской кавалерии «Бей-убивай!», ротмистр выскочил из кареты и набросился на ближайшего разбойника. От вопля лихого гусара менее совершенные сёстры грохнулись в обморок, а сестра Абигель, парализованная, неподвижно застыла над их бесчувственными телами.

Ротмистр мгновенно проткнул разбойника насквозь своей длинной саблей. Тот с ужасными проклятиями свалился под ноги гусара. В это время второй головорез сунул голову в окно кареты с другой стороны. Увидев съёжившегося на сиденье крошечного старичка в чёрном плаще с высоким красным воротником, он кровожадно осклабился: «Хэ!» Но Мельхиор не дал в обиду своего патрона. Юноша схватил тяжеленный том «Гведского родословника» и со всех сил ударил разбойника по голове. Тот, с бессмысленной улыбкой, вывалился из окна обратно на дорогу. Барабара завизжала от восторга.

Расправившись с одним противником, Гильбоа бросился на помощь к уже изнемогавшим кучеру и форейтору. Феликс, вооружившись большой веткой, слабо отмахивался от главаря шайки. Георг, тяжело дыша, бегал кругами вокруг толстой сосны, уворачиваясь от остальных разбойников.

– Зарублю, тарраканы! – заревел ротмистр в бешенстве. Несмотря на свой малый рост Гильбоа был силён, ловок и быстр. В несколько прыжков он настиг самого большого разбойника. Напрасно главарь шайки пытался отбить разящий удар гусара. Куда там! Гильбоа, грациозно повернувшись на носках, с отвратительным хрустом отсёк здоровяку руку, сжимающую саблю. Бедняга, пронзительно вскрикнув, сделал несколько шагов назад, словно пытаясь убежать, и потерял сознание. Он рухнул на покрытую хвоей землю, заливая всё вокруг себя кровью. Оставив задыхающегося от усталости Феликса, ротмистр поспешил на выручку к форейтору. Однако разбойники, увидев, какая печальная участь постигла их товарищей, скрылись в лесу. Через несколько мгновений треск кустов, через которые ломились испуганные бандиты, стих. Бой кончился так же неожиданно, как начался.

Придя в себя, перепуганные монахини выскочили из кареты. Белая как снег Мелодия, напротив, осталась сидеть на своём месте. Мартиниус с трудом удерживал в карете свою племянницу. Любопытная Барабара рвалась наружу.

Феликс подошёл к разбойнику, которого ротмистр поразил первым. Головорез перестал изрыгать проклятия и больше не шевелился.

– Этот готов, – сказал кучер, осторожно трогая тело ногой.

– Этот тоже, – показал тесаком на труп главаря Георг.

Упав на колени, монахини громко возблагодарили Гарду-заступницу за спасение.

– Зато этот в полном порядке, – проворчал Гильбоа.

Ротмистр несколько преувеличил. Разбойник, конечно, не был в таком уж порядке. Он сидел на земле, привалившись спиной к колесу кареты, и глупо улыбался. Видимо, Мельхиор слишком сильно его ударил увесистой книгой.

– Как тебя зовут, бездельник? – спросил лиходея Гильбоа. Напрасно. Здоровяк продолжал молча скалить зубы.

Конюх и форейтор тщательно обыскали пленного. Потом устроили его на козлах кареты. Крепко привязанный к задней скамейке, он уже никуда не мог деться.

– Сдадим негодяя первому попавшемуся полицейскому или жандарму, – решил Феликс. – Не оставлять же его в лесу.

С этим решением согласились все. Мужчины оттащили с дороги мешающее проезду дерево, путешественники заняли свои места, и карета тронулась дальше. В молчании проехали несколько гведских миль.

– Как ваша голова, Мельхиор, всё ещё болит? – спросил юношу нотариус.

– Уже нет, доминус. Наверное, головная боль прошла от испуга, – нехотя улыбнулся Мельхиор.

Мартиниус удовлетворённо кивнул. Обиженная на весь мир Барабара ехидно сказала:

– А ты слышал, дядя Бенедикт, как главарь крикнул своим подручным: «Хватайте старого сморчка! Шкатулка у него!»

Нотариус сморщился как от зубной боли.

– Это невежливо, девочка моя, повторять слова невоспитанного лесного разбойника. Я всё прекрасно слышал!

– Тёмный Человек, который ночью напугал нашего Мельхиора, тоже называл тебя старым сморчком, – безжалостно продолжала гадкая девчонка.

– Может быть, это был один из разбойников? – предположил Гильбоа.

Мельхиор отрицательно покачал головой.

– Не думаю. Ночной пришелец был громадный, с нечеловеческим голосом. Совершенно без выражения. Каким-то металлическим. Как будто заговорила железная печная труба.

– Ночью, да спросонья, ещё и не то покажется, – скептически заметил ротмистр.

– Всё же есть какая-то связь между этим, так сказать Тёмным Человеком и головорезами из Гвинского леса, – задумчиво проговорил нотариус.

– А где вы собираетесь остановиться в Гвинбурге, месьер Мартиниус? – отвлёк нотариуса ротмистр.

– Я не знаю. Поищем какую-нибудь недорогую гостиницу.

Гильбоа улыбнулся в густые усы.

– У меня есть лучшее предложение. Моя старшая сестра Матильда содержит небольшой пансион. Я всегда останавливался у неё, когда бывал в Гвинбурге. Недорого, чисто, домашняя еда. Правда, мы не виделись уже три года, но клянусь своей саблей, вы останетесь довольны!

– Ну что же. Я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением, дорогой ротмистр, – ответил нотариус. И вдруг обратился к Мелодии, которая мысленно опять была где-то далеко: – А вы, мадемуазель? У вас есть, где остановиться в Гвинбурге?

Девушка вздрогнула от неожиданности и машинально пробормотала: