Я плачу. Верно, потому, что должен року покориться. Увы, я - нищий, а она - жестокосердая царица.
Ревную к зеркалу: оно в свои объятья заключает Ту, в чьем сияющем лице само, как в зеркале, сияет.
Почтенный суфий, мой муршид, ей поклонился, как святыне, И каждый волосок взывал из власяницы к той богине.
А я, перо макая в кровь, запечатлел стократно в слове Тот образ дивной красоты, поющий издавна в Хосрове.
* * *
Прошла!.. И вслед ушла душа, И я застыл, едва дыша, Украдкой глядя, точно вор, Что на чужой косится двор. Хватился сердца - сердца нет. Как обруч, покатилось вслед. Вскричал: "О равная весне, Скажи, вернешь ли сердце мне?" Расхохоталась, и в устах Сверкнули перлы. О аллах! В ночи казалось мне - умру, Коль не увижу поутру. И все ж печаль была светла: Ведь ты во сне ко мне пришла.
Я понял: в дни творенья рок Мою любовь к тебе предрек.
Предрек тогда ж Хосрову он: Тобою буду умерщвлен.
* * *
Дождусь ли вновь тебя, о лунное сиянье? Ушла, не подарив надежды на свиданье.
Унесшую покой, должно быть, не увижу До Страшного суда. О Судный день, гряди же!
Повей, о ветерок, и мне с ее порога Пылинку принеси! Утешь хотя б немного.
Взгляни, мой кипарис один иль кто-то с нею? Слетай в ее цветник и возвратись быстрее!
Увы, подобно ей, и ты в далеком крае, И ты меня забыл. Вернешься ли, не знаю.
Но знаю, что она не возвратится снова. Осталось лишь взывать к всевышнему Хосрову.
* * *
О любимая, вино у тебя всегда водилось. Принеси из погребка, окажи такую милость!
Выпью только для того, чтоб взбодриться, не хмелея. Все равно от черных кос неизбежно опьянею.
Я сгораю от любви. Подними со мною чашу! Пеплом сердце моего я букет вина украшу.
Умоляя снизойти, унижаться я не стану. Унижение ведет к надушенному кафтану.
Сердце выкрала мое колдовским коварством взгляда, Но упрекам в колдовстве свет очей твоих преграда.
Угнетенного тобой хоть сегодня ты не мучай, Счета пережитых мук берегись на всякий случай!
О любимая моя, на Хосрова не посетуй, Коль отважится привлечь столь жестокую к ответу.
* * *
Коль счастье близости с тобой осуществил бы рок, Могли бы стать мои стихи сокровищницей строк.
Вчера я думал: может быть, привидишься во сне, Но от проснувшейся тоски, увы, не спалось мне.
Я о разлуке сел писать, но дрогнула рука. Мне показалось, что скорблю не годы, а века.
О, сколько раз гасил свечу, чтоб слиться с темнотой, Но тотчас ложе озарял сияньем образ твой.
Пытался разумом постичь, чем я не угодил, Любовь являлась и, пьяня, лишала разум сил.
И снова я писал стихи, к его сужденьям глух, Но только именем твоим ласкали строки слух.
* * *
Того, кто честь из-за любви пустил по ветру дымом, Считают трезвые умы безумным, одержимым. Но как безумцу, чей удел, по-моему, завиден, Скрывать огонь любви, коль он и днем, при солнце виден! О стан, смутивший кипарис! Клянусь своею честью, От изумленья он застыл как вкопанный на месте. О ароматные уста, два крохотных рубина! Я разглядел вас. Так прозрел Якуб, учуяв сына. Зачем коснулся ты, зефир, кудрей моей любимой? Отныне в цени завитков закован одержимый.
О виночерпий, я вина сегодня пить не буду. О том, что я любовью пьян, уже толкуют всюду.
Не ты ль, метнув пьянящий взор, Хосрова сердце сжала? Оно сжималось, а потом, увы, его не стало.
Амир Xосров Дехлеви (1253 - 1305) - персоязычный поэт Индии, автор "Хамсе", многих других поэм и нескольких диванов лирических газелей. Поэмы Амира Хосрова отличаются интересной сюжетнон формой и занимательностью.
АМИР ХОСРОВ ДЕХЛЕВИ
С. 418. Тюрчанка - в персидской поэзии тип тюрчанки считался образцом красавицы.
С. 429. ...в ухо вдень, как рабу, кольцо... - На мусульманском востоке рабы носили в ухе кольцо с именем хозяина.
С. 429. ...как сова, жизнь влачу в руинах. - По мусульманским представлениям, совы вьют гнезда в развалинах.
С. 434. Арканы рвавший мул Дулдул... - мул пророка Мухаммеда, на котором он якобы вознесся на небо; в преданиях Дулдул славится своей мощью.
С. 440. Зачем коснулся ты, зефир, кудрей моей любимой? Отныне в цепи завитков закован одержимый - т. е. зефир донес до поэта аромат кудрей возлюбленной, и он оказался в оковах любви к ее локонам.
