— Но что-то беспокоит… — всё же подмечает Кейджи.

— Да. Даже не знаю, как сказать, такая тема.. я.. я не знаю, как об этом говорить, но она важная… а я… — Кенма покрывается пунцовым цветом, увлечённо терзая палец.

Акааши побаивается, что Кенма может проделать дыру в нём, если продолжит так нервно его ковырять. Видя смущённый вид друга, думает, что тема скорее всего о чём-то слишком личном и интимном.

— Ты о сексе?

— Фух… да. — Кенма выдыхает, слыша правильный ответ. Потому что пока эта тема для него щепетильна.

— В чём проблема?

— Да пока ни в чём. Я просто не знаю, как намекнуть, что я это… ну.. хочу попробовать.

— Ну можно прямо. — Акааши прощупывает почву, предлагая самые доступные варианты.

— Ну здрасьте… ты как себе это представляешь? Мы хоть и далеко продвинулись по моим меркам, не только за ручку ходим, но с откровенными словами, у меня до сих пор проблема. — Кенма растирает своё всё ещё розовое лицо. — А вы уже с Бокуто.. да?

— О да, — на лице Кейджи замирает улыбка воспоминания. — И называй вещи своими именами, мы взрослые люди.

— Пока я нахожусь в подростковом периоде, несмотря на паспорт. Сделай поблажку, плиз, я потом как-нибудь привыкну, а то я со стыда сгорю.

— Ты ещё пальчиками начни показывать, как в школе, Куроо от смеха помрёт.

— Смешно тебе, да?!

— Нет-нет, молчу. — Акааши делает жест замочка, пряча улыбку.

— Куроо, между прочим, не будет смеяться, он меня понимает. — Кенма делает важный вид.

— Ну, так может, и тут поймёт?

— Он перестал даже говорить об этом, так что он будет ждать, пока я не решу, — у Кенмы лицо человека, пытающегося решить сложную задачу.

— Ну, значит, какой-то особенный день? И разные намёки, говорящие сами за себя?

— А у вас так было? — по-детски интересуется Кенма.

— Слово секс мы говорить не можем, а про других послушать первый. — делая наигранно удивленное лицо, говорит Акааши.

— Да могу я его говорить, только не про себя.

— Ну ясно. Что ж, я твой друг и, конечно, намерен тебе помогать во всём, в чём смогу, — обновляя свой бокал, Акааши погружается в свои личные воспоминания. — У нас…. хотя вообще-то Бокуто изначально хотел романтично и празднично. И даже все подготовил… — Акааши делает паузу, вспоминая моменты. — Ну, ты помнишь мой день рождения… и да, мы слегка перебрали, — смеясь, говорит Акааши. — А каждый из нас хотел не просто это сделать, а запомнить и прочувствовать. Так что это произошло в обычный день, не обременённый на события, мы сделали его таким сами. Знаешь, сначала казалось, что день просто ужасный, всё валилось из рук, куча дел на работе у обоих, ещё и мороз сильный грянул, а машина в сервисе была, в общем, замёрз не хило. Вернулись позже обычного и заказали доставку, потому что делать ничего не хотелось, настроение на нуле было. И чтобы не заболеть, я пошел погреться в ванне и слегка задремал. Бокуто начал переживать, что я долго, да и еду уже привезли… и заглянул ко мне. Ну и… составил мне ту компанию, которая мне так была необходима. Дом, тепло и родной человек рядом. Ну а ванна с голым телом дала ещё кое-какую почву. Мы перебрались в спальню и так расслабились, что всё произошло так естественно, было таким правильным. — Кейджи повертел бокал в руке, немного помолчав, продолжил. — И да, слов никто не говорил. Так что нужен и важен момент, Кенма. Не делай это идеей фикс, оно случится потому, что все карты сойдутся, меньше думай, больше чувствуй, — улыбаясь, договаривал Акааши, желая другу только самого хорошего.

— Ух ты, это круто. — Кенмы был действительно потрясён.

— Да, когда бывает грустно и день ни к чёрту, звоню Бокуто и ты знаешь, обо всем забываю. А когда оказываюсь в его объятиях, думаю, что забываю и кто я. Голова такая пустая становится, лёгкая, всё тело заполняет любовь и счастье, и ничто тебя не беспокоит, только бы он был рядом.

— С вас бы книгу писать.

— Да, мне очень повезло, что я его встретил, и я очень надеюсь, что каждый сможет найти своего человека.

— Раньше я бы сказал, что это чушь собачья… но не сейчас.. не сейчас.. – они чокаются своими бокалами, подтверждая и закрепляя сказанное, немного погружаясь в себя.

— Я знаю, что я уже говорил, но я очень рад за тебя, за вас. И ты справишься, всё проще, чем ты думаешь, особенно с таким как Куроо, он понимает тебя с полуслова, так что смелее.

— Да, чувствую себя невероятно рядом с ним. И раньше я очень любил одиночество, или думал, что любил, а теперь, когда прощаемся, хочется снова к нему. Не хочется его покидать, и внутри всё так трепещет, когда знаю, что вот-вот увижу. А контакт с ним.. это реально подзарядка, меня раньше передергивало от случайных касаний, а с ним… невозможно остановится. А про его заботу я вообще молчу. И я даже не знаю, как это всё в себе собрать, это так странно и одновременно круто – испытывать такое чувство.

— Это называется любовь, Кенма.

***

Вы: (22:15)

Ты уже дома?

Мой парень… (22:17):

Паркуюсь, что случилось?

Вы: (22:18):

Кое-что срочное. Я заеду?

Мой парень…(22:19):

Конечно, но точно всё в порядке? Ты никогда не приезжал в такое время.

Вы: (22:22):

Дело момента, Куроо. Скоро буду.

Кенма влетает в квартиру, запыхавшись, потому что спешил изо всех сил. Этот момент.. он сейчас, и всё равно, что поздно, он всё понял. Он обожает Акааши за их беседы, в которых Кенма много чего понимает. Он просто говорит, а Акааши сокращает до понятного и доступного. И дело не в готовности переступить физическую ступень. Он любит Куроо. Вот оно – ёмкое слово, что так распирает его изнутри, что так ему непонятно и непривычно, но оно живёт в нём, оно есть и должно принадлежать обладателю.

Куроо выбегает на шум, думая, что Кенму нужно от кого-то спасать, но встречает его одного, растрёпанного, слегка нервного, но счастливо улыбающегося, с большим рюкзаком за спиной. Их взгляды встречаются и…

— Я люблю тебя! Я люблю тебя, Куроо! Представляешь? Люблю! — Кенму потряхивает, хоть он уже и в тепле, но нервы и эмоции испытывают его стойкость.

Куроо замечает это ещё на втором люблю, как его голос начинает дрожать, а эмоции рвутся наружу. Он быстро подходит и обнимает своё сокровище так крепко, как может, чтобы не причинить вред. Шепчет, словно на повторе, услышанные слова, но в адрес Кенмы. Потому что тоже любит, не знает как давно, может даже с первого дня. Он почувствовал то, чего никогда не было в его жизни, и это точно любовь. Как только он его увидел, это чувство поселилось у него в сердце и уходить не собиралось, и он понял, что без него он не сможет, и он рискнул. И вот теперь он слышит люблю в свой адрес от любимого человека, что ещё может быть лучше – он не знает.

— Я тоже тебя люблю! Слышишь! Всем сердцем! — Куроо придерживает его за скулы, смотря в эти прекрасные глаза.

— И я, — говорит уже шёпотом.— Стало так легко и свободно от того, что сказал, но она одновременно так сильно заполняет меня внутри, что придётся говорить тебе это каждую минуту, — хихикая, говорит Кенма.

— Я согласен! Это лучшее, что я слышал! И если это будет ждать меня всю оставшуюся жизнь, то я определённо везунчик. — Куроо чмокает того в губы, больше не выдерживая. — Я так люблю тебя, Кенма, ты не представляешь ! И я так счастлив!

Куроо снимает с Кенмы рюкзак и верхнюю одежду, пока тот скидывает ботинки, цепляясь за шею Куроо для поцелуя, и тут же оказывается поднят на руки, а его ноги уже привычно цепляются за его спиной. И в этом коме любви они перемещаются в спальню, весело смеясь, когда Куроо на что-то натыкается.

Прежде чем упасть, Куроо разворачивается спиной, и падает на кровать, чтобы Кенма оказался сверху. На Кенме растянутый свитшот, сверху торчит ворот футболки. Его хвостик совсем растрепался, а щеки и губы заалели, и он такой классный, такой настоящий, потому что такой, какой есть. И Куроо не может отвести взгляд.

Кенме жарко и даже не слегка. Его сердце, будто сумасшедшее, только набирает обороты, и всё произошедшее зажгло в нем столько решимости и желания, сколько не было даже в одиночестве, где лучше всего думать, но тут всё ещё лучше, потому что Куроо рядом.