В общем, англичане опозорились.

Первая группа наших связников прибыла в Англию уже в ноябре 1941 года. В составе группы была «Ханна», которую вместе с проводником 10 января 1942 года переправили на быстроходном катере к берегам Франции. «Ханна» успешно добралась до Парижа, где разыскала руководителя нелегальной группы «Рома» — француза, опытного агента советской разведки; его группа объединяла основную часть нашей агентуры во Франции и работала очень результативно. «Ханна» помогла этой группе, а также группе другого нашего опытного агента «Густава» наладить радиосвязь с Москвой.

Однако «Ханне» — никакой информации о ней, кроме оперативного псевдонима, мы не имеем, хотя и можем предположить, что это была советская комсомолка, — хотелось активно действовать, и она настояла на том, чтобы «Ром», как он ни противился, включил её в одну из диверсионных групп. Но ведь она была связной, а не специалистом по диверсионной деятельности! «Ханну» задержали при попытке поджога зернового склада. Она молчала на допросах, но это ничего не изменило — у неё на квартире были найдены материалы, позволившие гестаповцам выйти на руководителя группы и других подпольщиков. «Ром» попытался взять всю вину на себя, но это не спасло группу и его товарищей. Многие, в том числе «Ром» и «Ханна», были казнены, другие — брошены в концлагерь.

Пожалуй, это был единственный успешный вывод агента в тыл противника при содействии британских союзников.

«Всего за период со дня заключения соглашения по март 1944 года в Англию было отправлено 36 агентов, 29 из которых были выброшены в Германию, Австрию, Францию, Голландию, Бельгию и Италию. Трое погибли во время полёта и четверо, так называемая “группа Гофмана”, возвращены в СССР...

Каких-либо сведений о судьбе выведенных в европейские страны агентов в архивах СВР не имеется. Лишь в отношении некоторых в документах есть пометки типа: “Высажен, но связи нет”»[394].

Уточним, что «группа Гофмана» состояла из австрийцев, причём людей, как выяснилось, довольно случайных. Они достаточно долго находились в Англии в ожидании заброски в немецкий тыл, так что наши союзники сумели найти к ним подходы и перевербовать, рассчитывая использовать их в работе против СССР. Гофман и его товарищи рассказали всё, что знали про НКВД и свои контакты с его сотрудниками, про характер задания и свои связи в Австрии, отдали англичанам для ознакомления все подготовленные для них документы... Когда на Лубянке узнали о произошедшем, то группа была возвращена в Советский Союз — несмотря на всё своё нежелание и просьбы к «британским коллегам» о помощи. Однако «выпотрошенные» агенты англичанам были уже совсем не нужны, никаких перспектив для их использования не намечалось, а потому британская разведка и не препятствовала своим «советским коллегам». Хотя и были некоторые сложности в вопросе возвращения, но это были чисто технические трудности...

Так что союзнические отношения между SIS и НКВД как-то не сложились, задуманные мероприятия особых успехов не принесли. Разумеется, мы не станем винить во всём англичан — уж если отношения не сложились, то в том обычно виноваты двое.

«Вместе с тем и советская внешняя разведка не всегда в полной мере учитывала все сложности, связанные с заброской агентуры в немецкий тыл, начиная с особенностей весьма жёсткого контрразведывательного режима в Германии и заканчивая какой-либо своевременно не предусмотренной, но очень важной мелочью. Не всегда наши агенты были достаточно тщательно подготовлены и проверены. Совокупность указанных факторов привела к тому, что в 1943 г. заброска наших агентов в Германию через Англию была прекращена»[395].

Кстати, после того, как соглашение как бы заработало, Павел Фитин не раз встречался с Джорджем Хиллом, обсуждая с ним различные оперативные вопросы. Так, 21 октября 1943 года руководитель советской разведки высказал генералу претензии по поводу выполнения договорённости английской стороной, однако Хилл, как потом Фитин докладывал наркому Берии, «не дал ни обещаний, ни предложений, которые могли быть расценены как желание англичан улучшить наше сотрудничество».

Неожиданностью для Павла Михайловича это не было — позиция британских союзников по данному вопросу в Москве была известна давно и хорошо.

«В 1942 году советской разведкой был добыт секретный документ за подписью заместителя руководителя СИС (подпись на документе неразборчива), который раскрывал подлинное отношение англичан к сотрудничеству с советской разведкой. В этом документе, датированном 8 июля 1942 года, в частности, говорилось: “Фактически противоречия между Британией и Советским Союзом так же велики, как между Британией и Германией. Не сомневаюсь, что Советская Россия является нашим другом только до тех пор, пока она может извлечь пользу из этой дружбы. Она не доверяет нам и приложит все усилия к разведывательной деятельности против нас... Мы не можем доверять русским так же, как, скажем, чехам или американцам, или давать им информацию, которая может выдать важный или деликатный источник”»[396].

Честно говоря, мы подобную ересь про Англию писали только до войны, потом поумнели. Что касается «разведывательной деятельности против нас» — ну, было такое. Так ведь и Джордж Хилл в Москве, и представители «союзнических миссий» в советских портовых городах, таких как Мурманск и Архангельск, занимались абсолютно тем же самым...

Известно и то, что англичане берегли от нас секрет «Энигмы» с той же тщательностью (и заметим, так же безуспешно), как и немцы от них. Между тем расшифрованные сообщения гитлеровских штабов и спецслужб передавал в Москву «Лист» — Джон Кернкросс, который был награждён за свою работу орденом Красного Знамени...

Последняя встреча между комиссаром государственной безопасности 3-го ранга Павлом Фитиным и бригадным генералом Джорджем Хиллом произошла 3 апреля 1945 года, на прощальном ужине в ресторане «Арагви». (Нельзя не отметить, как здорово изменился стиль работы нашей разведки за последние несколько лет!) Два генерала в дружеской, как бы, беседе обсудили вопросы взаимоотношений между их «конторами». Хилл, правда, достаточно горячо отстаивал идею о выработке нового соглашения, чтобы эффективно помогать друг другу на территории Германии, Австрии и Чехословакии, на что Павел Михайлович ответил, что лучше было бы, если бы в полной мере выполнялось предыдущее соглашение. Совместную борьбу против общего врага можно продолжить и на его основе — если относиться к делу честно и добросовестно.

Подобная линия поведения начальника советской разведки была определена Л. П. Берией и В. М. Молотовым, ну а Фитину было поручено донести эти мысли до собеседника, как свои собственные, — на уровне, разумеется, руководителя службы. Павел Михайлович также проинформировал британского представителя, что Чичаев покидает Лондон и что на его место никто не приедет, так как связь отныне будет поддерживаться только в Москве, через «советскую секцию»...

Через месяц Джордж Хилл возвратился домой, а его сменил подполковник Бенэм, который предложил несколько трудноисполнимых «прожектов» на тему послевоенного сотрудничества двух разведок и убыл восвояси в сентябре того же года, прислав оттуда Фитину письмо с информацией, что «с окончанием войны наша миссия распускается...».

На том «Секта» и прекратила свою работу.

Кажется, американская сторона отнеслась к вопросу сотрудничества с советской разведкой более серьёзно, нежели их британские коллеги, и сразу же постаралась завязать контакты на высшем уровне.

Вот что вспоминал сам Павел Фитин:

«В декабре 1943 года в Москву прибыл начальник Управления стратегических служб... генерал Уильям Донован, для установления контактов с советской разведкой. Через американского посла в Москве Гарримана он обратился к В. М. Молотову, который являлся в то время заместителем Председателя Совета народных комиссаров и наркомом иностранных дел.