«С тех пор, как я возглавил Разведывательное управление центрального аппарата, прошло всего два года, но я хорошо изучил работников разведки, как молодых, так и опытных, и верил в их честность и преданность делу. В этом я убедился, перестраивая разведывательную работу в соответствии с решением Центрального Комитета партии от 1938 года “Об улучшении работы Иностранного отдела НКВД”»[176].

Ну а пока что завтрашних асов разведки буквально брали за шиворот и безжалостно швыряли в воду (т. е. направляли за кордон) — учись плавать, салага! В смысле, разведчик, не имеющий достаточного оперативного опыта...

Например, уже в июле 1939 года друг и соученик Фитина Виктор Лягин был отправлен за океан — в Соединённые Штаты Америки, сначала в Сан-Франциско, а затем в нью-йоркскую резидентуру, где он, выпускник Ленинградского политеха, успешно работал по линии научно-технической разведки. Достаточно сказать, что только в 1939—1940 годах от этой резидентуры было получено около 30 тысяч листов технической документации и свыше 150 образцов технических новинок.

А вот что вспоминал Елисей Синицын:

«В начале июля меня вызвал к себе начальник разведки <П. М. Фитин — А. Б.> и сказал, чтобы в конце этого месяца я выехал на работу в Польшу в качестве заместителя резидента варшавской резидентуры. Моим постоянным местом работы будет город Львов, консульство СССР. Оформление прошло быстро, и я с женой и сыном выехал в Варшаву»[177].

Ничего себе! Сразу же — заместителем резидента, да ещё в ту страну, которая, во-первых, проводит недружественную политику по отношению к Советскому Союзу и даже вынашивает по отношению к нему агрессивные планы, во-вторых, сама может стать в ближайшее время объектом гитлеровской агрессии.

Уточним для сравнения, что последний руководить Советской внешней разведки Леонид Владимирович Шебаршин, очень успешно и достойно делавший карьеру, стал заместителем резидента лишь где-то на десятом году своей службы. До этого он окончил МГИМО и съездил в командировку по линии МИД, потом перешёл в разведку, окончил 101-ю школу КГБ СССР, поработал в центральном аппарате ПГУ, съездил в долгосрочную командировку, учился на курсах усовершенствования, опять работал в центральном аппарате — и только затем отправился в командировку в качестве заместителя резидента.

А тут — ещё только первая командировка в начале второго года службы! Но ничего, справился. Когда же началась гитлеровская агрессия, Синицын получил задачу «ежедневно сообщать о внутриполитическом положении в Польше и особенно в восточных воеводствах». Для выполнения этой задачи он ежедневно ездил по указанному региону — порой с риском для жизни, — проводил визуальную разведку, беседовал с населением, а также ещё проводил приём местных жителей в консульстве и в конце концов встретился с вошедшими на польскую территорию передовыми частями советских войск.

По возвращении в Москву этот молодой сотрудник по поручению Фитина составил «записку о внутриполитическом и военном положении в Польше» — получилось восемь страниц, — и записка эта была передана наркому Берии, который представил её на заседании Политбюро. Подумать только — доклад для высшего руководства партии и государства готовил человек, работающий в разведке без году неделя...

...Из сказанного может создаться впечатление, что в Наркомате внутренних дел наступили новые времена — мол, после того как в разведку пришло новое поколение, товарищ Берия, успешно избавившийся к тому времени от «ежовских подручных», предоставил молодому начальнику разведки и его «команде», усиленной проверенными ветеранами, карт-бланш — то есть свободу действий на благо и в интересах великой Родины.

Ах, если бы всё было так хорошо и разумно!

Между тем 26 августа 1939 года на вакантную должность «легального» резидента в Берлине был назначен Амаяк Кобулов[178].

О чём думало при этом высшее руководство страны и лично Лаврентий Павлович, сказать совершенно невозможно. Не хочется заниматься критиканством, но очень желательно бы понять, в чьём воспалённом мозгу могла возникнуть мысль назначить главой советской разведки в столице Третьего рейха именно Амаяка Кобулова?!

Главным достоинством этого человека являлось то, что он был родным братом Богдана Захаровича Кобулова[179], большого друга Лаврентия Павловича Берии. В недавнем времени Кобулов-старший был заместителем наркома внутренних дел Грузинской ССР, а теперь — начальником следственной части НКВД СССР и самолично проводил допросы обвиняемых, не стесняясь в средствах; несколько позже он примет Главное экономическое управление той же организации.

Амаяк Захарович, окончивший пять классов Тифлисской торговой школы, успешно шёл по кассирско-бухгалтерской линии и в 1927 году поступил на работу счетоводом в финансовый отдел ОГПУ ЗСФСР — Закавказской Социалистической Федеративной Советской Республики. Потом он решил сменить профиль работы и за десять лет дорос сначала до временно исполняющего обязанности наркома внутренних дел Абхазской АССР, а затем стал первым заместителем наркома внутренних дел Украинской ССР.

Никакого опыта разведывательной работы он не имел, да и чекистом, как считают современники, он также был «нулевым».

Ну неужели же нельзя было найти другого «хлебного» места для этого замечательного человека?! Ведь война с Германией была совсем близко, это сомнения не вызывало, так почему же в стан «главного противника» не направили настоящего резидента? Достойные кандидаты были — и даже, что называется, под рукой. К примеру, заместителем Кобулова вскоре был назначен Александр Коротков — молодой, но, как мы уже рассказали, весьма опытный сотрудник.

Амаяк Кобулов был старше Короткова на три года, Фитина — на год, однако небезызвестный Никита Сергеевич Хрущёв, в ту пору работавший 1 -м секретарём ЦК Коммунистической партии (большевиков) Украины, а потому Кобулова знавший, назвал его «мальчишкой, и довольно неподготовленным». Ни про нашего героя, ни про Короткова, одного из ведущих сотрудников его отдела, никто ничего подобного сказать не мог...

Когда Фитин узнал об этом назначении — оно, как можно понять, произошло без всякого согласования с начальником 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР, — он был потрясён и возмущён, но абсолютно ничего не мог поделать.

Дэвид Мёрфи пишет по этому поводу так:

«Назначенный резидентом НКВД/НКГБ в Берлин 26 августа 1939 года, Кобулов никогда не работал за границей, не знал немецкого языка и не имел никакого опыта в разведывательных операциях. Но заметьте дату назначения: это было всего три дня спустя после подписания нацистско-советского пакта о ненападении и за четыре дня до германского нападения на Польшу; в этот критический период Сталин и Берия хотели иметь в Берлине человека, которому они могли полностью доверять. Их не заботило, подходит ли он для этой работы. Естественно, профессионалы германского отдела внешней разведки в Москве возражали, но так как Фитин стал начальником управления только в мае 1939 года и всё ещё “проходил испытание”, шансов остановить это назначение было мало»[180].

В общем, все прекрасно понимали: это была высшая номенклатура, и явно, что приказ о назначении был утверждён — не знаем только, устно или письменно — самим Иосифом Виссарионовичем.

Нет, только представить себе! В Берлине, перед самой войной, на двух ключевых должностях, определявших политику руководства СССР по отношению к гитлеровской Германии, — посла Советского Союза и «легального» резидента политической разведки НКВД СССР — оказались Владимир Георгиевич Деканозов и Амаяк Захарович Кобулов. Два абсолютных нуля, зато пользовавшихся расположением наркома Берии. Такой вот бездарнейший «тандемчик»!