Пионер умело скрывает свое внутреннее противоречие – с одной стороны, он вроде незауряден, но с другой, он всегда в коллективе таких же, как он. Парадоксальным образом герой-одиночка, воплощение воли, способен существовать лишь в общности и к ней стремится, в отличие от всех мифологических культурных героев, которые со времен Гомера и еще более ранних оставались одиночками и даже оказывались жертвами своего подвига во имя общности. Двадцатые годы самые благодатные для героя-пионера – это начало новой мифологии, в которой он главный персонаж, у него еще нет серьезных выносливых антагонистов, преодолевать ему приходится только архаичные косные силы, которые всегда проиграют, ведь их расцвет остался в прошлом. Более симпатичных героев в пионерских историях тоже нет, и пионерам достаются все зрительские симпатии, сюжетные выгоды и победы: пионеры выходят абсолютными победителями. Главное: победа не зависит от трудности препятствий – она будет одержана в любом случае, даже когда обстоятельства сильнее героя. Правда, идеальное воплощение пионера появилось только в 1940-м, когда Аркадий Гайдар придумал Тимура Гараева (кстати, в киносценарии раньше, чем в повести).
Пользуясь неоспоримым превосходством, пионеры двадцатых прокламировали такие же бесспорные и банальные идеологические лозунги. Но не стоит беспокоиться, нет убедительных подтверждений того, что хоть один пионерский агитфильм был хоть немного любим публикой – или хотя бы замечен ею. Идеология, сама себе летописец, невзирая на целевую аудиторию кропотливо создавала нужный ей одной дискурс, а целевая аудитория невзирая на идеологию смотрела интересные ей фильмы, а неинтересные смотрела вполглаза. Обе стороны были вроде бы равнодушны к назидательным фильмам о пионерах, и эти фильмы, быстро стершись из кинематографической памяти, остались разве что вещдоками противоречивой, насыщенной, чудовищной, захватывающей эпохи.
Пройдет десяток лет, тип пионера покажет свои отрицательные стороны, которых, на первый взгляд, в нем нет. Его тяга к порядку обернется тиранством и доведет вольный мир до полного оцепенения. Его незаурядность приведет к жертвам, даже человеческим, к агрессии сверхчеловека. Его склонность к коллективизму откроет, что он не творец, а исполнитель, которому для проявления незаурядных способностей нужны экстраординарные и даже экстренные обстоятельства. Уже к началу войны окажется, что его воля способна творить чудеса только в бедственном положении, а в нормальном, спокойном мире пионер сдувается и становится тихим деспотом, одержимым бюрократом, который никому не дает жить и сам страдает от скуки. Это роднит его со всеми супергероями в мире, от Джона МакКлейна до Гарри Поттера – все они, тихие троечники в обычной жизни, в чрезвычайных обстоятельствах становятся героями. Героем-пионером управляет тот же архетип Героя, что Суперменом, и Человеком-пауком, и всеми бывшими и будущими супергероями. На самом деле пионер не умеет создавать новый мир и желать перемен. Он глубоко консервативен и только желает исправить несправедливость, восстановить нарушенный порядок. Он часто обращен к прошлому, в котором помнит золотой век. Ему, если хотите, постоянно нужно плохое, выведенное из строя настоящее, чтобы исправлять его, но исправив, он доводит мир до полного паралича, и тут нужна внешняя сила, умеющая все снова сломать. Пионер хороший исполнитель, с сильной волей, выносливостью и уживчивостью в коллективе, он хорошо приспособлен ко чрезвычайным обстоятельствам, у него отличная выдержка и сильная жажда победы, и еще ему нужна внешняя вражеская сила – похоже, каждый пионер мечтает стать солдатом, и примечательно, что в фильмах о пионерах, начиная с Тимура, часто возникает фоновая фигура военного, который одобряет героев и служит для них образцом, а иногда и двойником. Высшее воплощение пионера, увы, не творец, а воин, и, может быть, эта чудовищная закономерность сыграла роль в становлении культа пионеров-героев и в идеологическом одобрении детского военного подвига. Любопытно, что авторы пионерских сюжетов тоже чувствовали этот врожденный пионерский порок и даже воплотили его в кино: в 1942 году в фильме «Клятва Тимура» главный пионер советской страны, воплощенная душа пионерства, гайдаровский Тимур превратился в заурядного бюрократа и тирана. Его славное дело стало перекладыванием бумажек, его команда развалилась, и только начало войны пробудило в нем прежнюю пионерскую силу, и волю, и лидерский талант.
Конец двадцатых годов еще подпадает под влияние мифологемы (устойчивого, узнаваемого и повторяющегося образа в основе сюжетов) строительства, каждый кинематографический пионер рифмуется скорее не с азартным авантюристом, а со строителем, и огромная метафора стройки (перестройки/переделки/ремонта) появляется в любом фильме, будь то «Остров юных пионеров», «Танька-трактирщица» или «Хромоножка». А начало тридцатых уже подчинено другой метафоре – войне. С первых лет новой декады в детских и взрослых фильмах настойчиво пробивается тема ожидания войны, даже в сюжетах, с войной не связанных.
В 1932 году новый белорусский фильм о том, как сельские пионеры хотели учиться, но учебников у них не было, и они обратились к городским пионерам, которые помогли и учебниками, и другими вещами, – вот этот скучный, образцово-пионерский сюжет вдруг получает название «Боям навстречу» и другое название «Победители». Ничего нового и победительного в нем нет: структура агитфильма, простенькие образы и нарочно предсказуемые сюжетные ходы (в предсказуемости тоже слышится эхо сказки, которую слушают, наперед зная, что будет), лапидарность и зеленая тоска пионерского детства, которое уже не грезит необитаемыми островами, а кое-как чинит прорехи пионерского быта. Этот фильм еще по привычке из двадцатых годов вполне достоверно показывает неприглядные, даже компрометирующие приметы эпохи, но уже опасливо делает оговорки и оправдывается.
Плакат фильма «Боям навстречу» («Победители»)
По сюжету действие происходит в первые годы коллективизации, и в фильме остаются ее маленькие, третьестепенные, не совсем пугающие, но все-таки ощутимые в детском мире следы: в сельской школе нет учебников, тетрадей, да и школы, считай, нет. Хуже того, у деревенских детей нет обуви и еды, словом, деревня в этом фильме – еще один круг ада, в котором герою-пионеру всегда комфортно. Ад предусмотрительно подан не как современное зрителям положение дел, а как воспоминание бывшего школьника о том, что было раньше. «Раньше» – всего три года назад, но в пионерском изложении эти три года покрываются былинной пылью, важно понимать, что они скрывают «Великий перелом» – сворачивание НЭПа и начало индустриализации.
«Боям навстречу» был поставлен режиссером Эдуардом Аршанским по сценарию Кастуся Губаревича, Евгения Гезина и Александра Минца. Впрочем, кто такие «Е. Гезин» и «А. Минц» в титрах, историки кино до сих пор не установили. Неясно, мог ли назваться «А. Минцем» кинорежиссер-обэриут44 Климентий Минц, организатор «Фабрики советского сценария» в Ленинграде. Обэриуты в это время много работали в кино, только их сюжеты выходили на экран блеклыми, отцензурированными, без малейшего проблеска обэриутства. Петр Багров пишет, что автором либретто, по всей вероятности, был Даниил Хармс45. Он мог быть и автором сценария. По крайней мере, киносценарий, в подробностях похожий на сюжет «Боям навстречу», опубликован среди неизданных сочинений Хармса в 2001 году. Постановка фильма пришлась в разгар дела издательства «Детская литература»46, по которому проходил и Хармс, и он, действительный автор сценария, мог воспользоваться псевдонимом, или его фамилию изъяли из титров.
