– Потому что мы живем этой жизнью, – объяснил Белый, тоже немного успокаиваясь. – А ты в нее играешь. Балуешься. Ты уверен, что она пройдет, как сон. И значит, можно пока немного развлечься. Заодно – поиграть на нервах четверых молодых идиотов и одного старого дурака… А я тебе говорю – не пройдет эта жизнь! И она еще тебя поставит на четвереньки, может, даже похуже, чем нас. Это я так… Не пугаю. И в мыслях нет. Я просто очень хочу, чтобы ты очнулся по-настоящему. Так, как мы.

– Жизнь есть сон, – ухмыльнулся Гош. – Кальдерон. Н-да. Я в нокауте.

– Пирамидон, – срифмовал Цыган. – Что такое?

В наступившей тишине раздался характерный клацающий звук. Четверо обернулись на него резко, как ужаленные. Костя ловко провернул свой «Макаров» на пальце и убрал в наплечную кобуру.

– Сдурел?! – в глубоком изумлении спросил Белый.

– Я в потолок собирался, – объяснил Костя. – В случае чего. Так, для отрезвляющего эффекта.

– Если ты в прошлой жизни действительно воевал, – сообщил Белый, – то армию твою били все, кому не лень.

– Остынь, а? – попросил Костя. – Ты бы себя видел минуту назад. Я думал, сейчас на самом деле война начнется.

– Ни малейшего шанса, – отрезал Белый. – Я себя контролирую. Я просто за Сан Сеича обиделся.

– Почему? – удивился Костя. – Мало ли, зачем он ушел… Может, еще вернется.

– Пирамидон – это таблетки, – вступил Гош невпопад, но примирительным тоном. – Кажется, анальгетик, то есть, от боли. А Кальдерон – это такой очень старый европейский автор, прославившийся небольшой пьесой с символическим названием «Жизнь есть сон». Вот. Если кто-то хочет послушать лекцию про анальгетики – милости прошу. Ну и что, мне теперь застрелиться? Белый, ну как ты не можешь понять…

– Блюма Вульфовна, – попросил Белый, – заткните фонтан. Хотя бы на время. Ну, зачем ты это сказал, дурачина? Ты что, забыл, кто такой Сан Сеич? Или ты нарочно – проверить хотел?

Гош на секунду задумался. потом глянул через плечо в сторону двери, за которой исчез пожилой мужчина. И вздохнул. Подумал о том, что вздыхает теперь ежеминутно – столько поводов для этого находится.

– Само вырвалось, – признался Гош. – У меня всегда само вырывается. У тебя – нет?

– У меня и не такое вырывается. А ты бы мог хоть немного думать прежде, чем молоть языком.

– Да может, он этой книги в принципе не читал!

– Это учебник-то? «Психопатология»?

– Не так. «Патопсихология». М-да. Нехорошо получилось. Вот обида, я ведь на самом деле хотел вам про Евлампия Феофилактовича Говно рассказать….

Объездчики коротко хохотнули, но уже без огонька. То ли Евлампий Говно показался им персонажем менее ярким, чем Блюма Вульфовна, то ли разговор подошел слишком близко к тому, что составляло главную проблему каждого.

Кроме Георгия Дымова, который, похоже, с именем своим уже свыкся.

На утренней дойке заспанный Гош работал вяло. Но на вечерней проявил усердие и неожиданно почти догнал объездчиков.

– Немного еще подучишься и обставишь любого из нас, – заверил его Цыган. – И не забывай, что старый опытный цыганский дояр всегда готов с тобой поделиться секретами мастерства. Всего за десять баксов. Молодец, Гошка. Умелые руки… – о последние два слова он запнулся языком, и на лице его вдруг заиграла мечтательная улыбка.

– Слушайте, Регуляторы! – повернулся он к объездчикам, переливающим молоко из ведер в бидоны. – Мы, конечно, не настоящие индейцы, а даже совсем наоборот. Но! Что нам стоит учинить набег на близлежащие вигвамы и умыкнуть себе по хорошенькой скво?

Большой от неожиданности чуть не уронил ведро.

– Цыган, – сказал он. – Ты не Цыган. Ты Чингачгук. Ты мудр, как Великий Змей.

– Ага, как гадюка, – ехидно поддакнул ему Костя. – А пулю в голову не хочешь?

– За что? – удивился Большой.

– Где ты ее возьмешь, эту скво, так, чтобы без кровопролития? Да с тобой еще и не каждая пойдет…

– Это почему же? – на этот раз Большой даже обиделся. Ведро нехорошо задрожало в его могучей лапе.

– Потому что ты – не-нор-маль-ный! – объяснил Костя.

Большой выразительно сплюнул под ноги и снова занялся молоком.

– Забыл, – признался он. – Каждую ночь девчонки снятся. Какие – непонятно. Но очень хорошие.

– От души соболезную. Нереально это, брат.

– Если правильно себя повести, – сказал Цыган, – можно сойти и за нормального.

– Это на первые десять минут, – помотал головой Костя. – А потом обязательно что-нибудь не то брякнешь, или посмотришь как-нибудь не так…

– За десять минут управиться можно, – мечтательно проворковал Цыган.

– Их всех давно поделили, – сказал Костя. – Держат на коротком поводке. Как ты с ней познакомишься, хотя бы и на десять минут? На квартиру же не зайдешь – братва рога отвинтит. Рынок? Тоже сомнительно. А нас к тому же, с нашими безумными рожами, вся Тула знает.

– Зачем нам Тула? – не унимался Цыган. – К чему нам этот злобный городишко? Надо пошарить по тем местам, где мы еще не успели засветиться. Регуляторы! Даешь экспедицию! Разведку боем! По белым пятнам на карте родины!

– Новомосковск! – оживился Большой. – Заодно упрем трейлер стирального порошка!

– Кровь с простыней отстирывать!!! – взревел Цыган.

– Почему кровь? – не понял Костя.

– Георгий! – потребовал Цыган. – А ну-ка, закати Регуляторам лекцию о женской физиологии! По десять баксов с носа.

– А-а… – Костя слегка порозовел лицом. – По-моему, я об этом что-то помню.

– Я тоже, – признался Большой. – Но мало.

Гош поднялся с низкой скамеечки, на которой до этого сидел, и зачем-то пнул ее сапогом, чуть не опрокинув заодно полное молока ведро. Пестрая корова неодобрительно переступила с ноги на ногу.

– Ты чего? – спросил Цыган. – Я что-то не то сказал?

– Да нет, – соврал Гош. – Так, промелькнуло… Ерунда. Левая передняя, правая задняя, правая передняя, левая задняя… Или наоборот, с правой?…

– Это уже не женская физиология, – заметил Костя. – Так, кто у нас здесь главный по навозу? Опять я?

– В такой последовательности четвероногие перебирают лапами, – сообщил Гош, уходя в глубь коровника, будто бы за вилами. Цыган подобрал его ведро и понес к бидонам. На полпути он оглянулся. Плечи у Гоша были неестественно опущены.

– Чего-то вспомнил, – заговорщически прошептал Цыган объездчикам. – Про баб.

– Эй, Регуляторы! – крикнул из-за ворот Белый. – Вы там заснули? Помогите мне с этой косилкой, а?! Рук не хватает!

– Между прочим, кого в косилку запряжем? – задумался Цыган.

– Тебя, – сказал Костя. – Чтобы о бабах поменьше думал.

В дальнем углу коровника Гош рассматривал свои руки. Пальцы дрожали. Не от усталости, нет – от внезапно пришедшей и очень сильно ударившей по нервам догадки, что на одном из этих пальцев могло сверкать золотом кольцо. И не только у него.

Он понимал, что ему не может, не должно быть так больно от этой мысли. Как складывалась его личная жизнь, Гош совсем не представлял. Думалось даже, что это удача – не помнить такого. Но все равно, ему стало вдруг нехорошо.

– Подгоняй свой грузовик, – сказал Цыган Большому. Тот презрительно хмыкнул. Гош успел рассказать ему, какая заслуженная машина «Дефендер», и даже извиниться за испорченное колесо. Этой запаской, расположенной на капоте, Большой отчего-то страшно гордился. Видимо, ему казалось, что у настоящей машины она должна быть именно там. Иногда в Большом прорывалось обостренное и довольно своеобразное понимание эстетики. А колесо на капоте и правда сглаживало рубленые черты передка «Лендровера», делая машину чем-то похожей на самого Большого, с его слегка оплывшей, но внушительной мускулатурой.

А еще Большой в свободное время любил забраться в живописный уголок подальше от фермы и немного постоять там, оглядывая пейзаж. Объездчики к нему с расспросами не приставали – странности в поведении людей они вполне разумно полагали отголосками прошлой жизни и попытками что-то вспомнить. Гош поначалу тоже старался не замечать, как Большой смотрит на вещи. Но вскоре не удержался, начал сопоставлять, и ему пришла на ум неожиданная догадка. Конечно, чтобы ее проверить, нужно было выбраться в город и основательно там покопаться. Гош подозревал, чего именно Большому не хватает. И дал себе зарок обязательно достать ему это нечто.