Макс ворвался в мою одноместную палату, будто ураганный порыв в распахнутое окно, одним прыжком преодолел расстояние от двери до моей кровати и замер в неподвижности, испугавшись моего испепеляющего взгляда. Смотри, смотри, дорогой, а я ведь еще даже рта в твоем присутствии не открывала!
Внушительным размерам посвященного Максиму Терлееву фанатского сообщества позавидовали бы и голливудские звезды. Также я имею все основания полагать, что женская половина американской Фабрики грез не избежала бы приступа зависти по отношению к избраннице главной надежды футбольной сборной нашей страны. Бурно развивающийся роман Иды Линкс и Макса Терлеева уже год как не сходил с первых полос газет и с экранов телевизоров. Наши отношения обсуждались в прайм-тайме, наши фотографии украшали обложки журналов, на нашу свадьбу съехалось столько гостей, что нам стоило немалого труда подыскать для проведения торжества достаточной вместительности ресторан. Мое свадебное платье, обошедшееся в баснословную сумму, шил тандем знаменитых дизайнеров, а обручальное кольцо было по индивидуальному заказу изготовлено одним из ювелирных домов Европы. Кстати, медовый месяц мы планировали провести в Париже, где Макс специально зарезервировал номер для новобрачных.
Макс, бесспорно, был талантлив в своей сфере. Целеустремленный, напористый, работоспособный и весьма интеллектуально развитый для футболиста, он все делал добротно и основательно. Он жил по плану, тренировался по плану, забивал по плану и жениться на мне он собирался, скорее всего, тоже по плану. Для меня Макс был чужероден почти до омерзения, но он идеально вписывался в мой тщательно культивируемый имидж. Внешне мы казались прекрасным дополнением друг друга, нас называли самой гармоничной парой, и, готова поспорить, Макс и сам в это верил. Здоровая жена была необходима ему, в первую очередь, для продолжения рода («ах, моя мама так мечтает о внуках!»), красивая жена была нужна для поддержания мужского самомнения («ах, никому в нашей команде и не снилась такая девушка»), а обладать умом и строить карьеру жене следовало, в основном, для того, чтобы в период между бесконечными сборами ее не тянуло налево от скуки и безделья («ах, жена Семенова каждую ночь зависает по клубам и неизвестно еще, чем она там занимается!»). Стоит ли отдельно упоминать, что я устраивала Макса по всем параметрам?
А еще у Макса были друзья тире одноклубники, с которыми мы совместно проводили выходные и праздники. Вот кого я ненавидела до глубины души! Меня перекореживало от одного вида этих мощных, тренированных самцов, чья умственная активность сводилась лишь к трем основополагающим пунктам: футбол, обустройство быта и семья. Да-да, именно в такой последовательности. А их жены? Они были как раз такими, какой хотел видеть меня Макс: здоровыми, красивыми самками с университетскими дипломами в кармане. Еще у многих имелись дети, и счастливые родители посвящали львиную долю разговоров обсуждению их светлого будущего. А родственники самого Макса? Можно вывезти человека из деревни, но нельзя вывести деревню из человека, и этим все сказано. Мама пекла ванильные булочки (с тех пор я не переношу запах ванили), а любимым занятием папы являлось лузганье семечек перед телевизором. И я должна была стать частью этого уютного мирка, вызывавшего у меня странную смесь ненависти и презрения. Но самое ужасное заключалось в другом: я постоянно чувствовала себя виноватой за то, что не могу все это полюбить. И чем глубже укоренялось во мне это гнетущее чувство вины, тем искусней становилась моя актерская игра и тем прочнее прирастала к моему лицу маска.
Но сегодня с масками будет покончено. Я не обязана никого любить, как и никто не обязан любить меня. Спасибо тебе, Эрик! Спасибо тебе за полчаса, перевернувшие мою жизнь. Спасибо тебе за то, что ты был.
– Ида! –видимо, известие о моем падении в вентиляцию застало Макса почивающим в своей постели, и он абсолютно не ожидал подобного финала последней холостяцкой ночи. По плану у него с семи утра предполагались физкультурно-оздоровительные мероприятия, затем следовало посещение парикмахерской, подготовка к наитупейшему обряду выкупа невесты и прочая предсвадебная лабуда. Что ж, несмотря на то, что мои похороны откладываются на неопределенный срок, у тебе все равно будет веселый день, любимый!
– Ида! –почти испуганно повторил Макс, еще до конца не сумевший правильно истолковать равнодушно-насмешливое выражение моего лица, но уже явно заподозривший неладное, – Ида, как хорошо, что все обошлось, мы все так переволновались! Знаешь, там к тебе снаружи ломится следователь из полиции, я его чуть ли не силой удерживал. Милая, скажи мне, кто это с тобой сделал? Тебя хотели похитить накануне свадьбы и потребовать с меня выкуп, да? Или они хотели убить тебя? Неужели это связано с твоими статьями? Я всегда говорил, что у тебя опасная работа….
По-моему, обычно немногословный Макс нес этот неудобоваримый бред, чтобы успокоить самого себя. Его прагматичной натуре срочно требовалось рациональное объяснение случившегося, и он на ходу выдвигал одну дурацкую версию за другой. Я его почти не слышала, меня гораздо в большей степени занимали свои собственные мысли, которые уже давно пора озвучить вслух.
– Макс- с фальшивой нежностью пропела я и хотела было взять экс-жениха за руку, но в бинтах, как оказалось, сильно не разгуляешься, – ты только не волнуйся, а то у тебя Чемпионат Европы впереди. На крышу я залезла по собственной воле для того, чтобы покончить с собой, но в темноте оступилась, угодила в вентиляцию, и в итоге самоубийство как-то не задалось. Короче, у меня было много времени пересмотреть свою жизнь, и умирать я раздумала. Но с сегодняшнего дня каждый из нас пойдет своей дорогой. В частности, ты, Макс, пошел на хрен!
ГЛАВА IV
Несмотря на то, что заключительная фраза вышла у меня смачной и прочувствованной, затянувшееся до неприличия молчание Макса заставило меня начать вспоминать, не головой ли был забит его решающий гол в финале кубка страны. Трудоемкий мыслительный процесс отражался на широком лице моего отвергнутого возлюбленного такой сложной гаммой разнообразной мимики, что попадись он сейчас на глаза режиссерам времен немого кино, те обязательно передрались бы за право снимать у себя столь выразительный типаж. Мне же Макс больше всего напоминал былинного богатыря, в тяжелых раздумьях застывшего у развилки трех дорог. Ну, помните, «направо пойдешь…», и далее по тексту.
– Ида, ты сошла с ума! – судя по убийственной прямолинейности сделанного звездой футбола вывода, наш «Добрыня Никитич» в результате долгих размышлений выбрал направление строго по центру. И в этом весь Максим Терлеев. Не зря же тренер вечно журит его за слабую комбинационную игру.
Я обворожительно улыбнулась и, ласково заглядывая в наполненные неподдельной тревогой глаза Макса, проникновенно сообщила:
– Признаюсь тебе честно, с ума я чуть не сошла, когда представила, как вступаю с тобой в законный брак, и твоя мамаша самозабвенно учит меня печь ватрушки, а папаша в десятый раз пересказывает мне эпохальную историю про выпавший из багажника мешок картошки, случившуюся с ним, по-моему, еще в прошлом веке. В-общем, иди передай всем пламенный привет и отмени эту чертову свадьбу. В принципе, я не возражаю, если ты свалишь все на меня и выставишь себя невинной жертвой обстоятельств. И не делай ты, пожалуйста, такой кислый вид, во всем нужно видеть позитив. Например, ты теперь можешь два года по полю пешком ходить, а популярность у тебя все равно будет, как у Пеле и Марадоны вместе взятых!
После моей язвительной тирады Макс совсем растерялся. Он запустил пятерню в свои русые волосы, модно подстриженные длинными мелированными перьями, и отчаянно взъерошил вставшую торчком шевелюру. По ходу дела, Макс даже разозлиться на меня толком не мог: слишком уж неестественно и странно выглядели невероятные метаморфозы, за одну ночь превратившие кроткую и любящую невесту в дикую кошку с нереально горящими глазами. Ему однозначно было проще априори признать наличие психического расстройства, чем перестать, наконец, смотреть сквозь меня. Он и продолжал смотреть – стоял рядом с моей кроватью и пялился на меня, словно на заспиртованный экспонат кунсткамеры, да еще и с таким оскорбленным выражением, будто собирался вызвать этот самый экспонат на дуэль. Смешной ты, Макс, и глупый притом. И доходит до тебя, как до страдающего слабоумием жирафа.
