– Жгут на ногу, – командовала я, – оттуда льется… Подключайте системы. Литр «синтетики» струйно.

– Цыпа, подожди, – пробурчала медсестра. – Я не поспеваю за тобой.

Я уже «ты» и «цыпа».

– Почему она босая? – я разрезала на пациентке одежду и сбрасывала ее на пол, чтобы осмотреть внешние повреждения на теле.

– Может, ботинки слетели во время удара? – предположила медсестра.

– Тогда где носки? Стопы грязные, как будто она босиком шла.

– Архиереи с этим разберутся, – справедливо заметила медсестра.

– Господи, в этой больнице есть еще хоть кто-нибудь, кроме нас с вами? – в сердцах выпалила я, осматривая тело пострадавшей.

– Говорю же: все заняты, – с невозмутимым видом ответила медсестра. – Тут с час назад четверых с трассы привезли! Ужас!

– Жгут на ногу! – повторила я.

– Уже-уже…

– Черт, пульс определить не могу.

– Сейчас датчики подключим, – спокойно ответила медсестра, затягивая жгут на бедре женщины. – Деточка, халаты и перчатки на стойке справа от тебя.

Я на мгновение оторопела.

– Да не суетись ты так, – вздохнула медсестра. – Она пока что дышит сама.

В чем-то эта пожилая медсестра была права. Нельзя суетиться. Сумбурность моих мыслей может породить фатальные ошибки. Медсестра начала подключать датчики приборов, а я натянула на себя одноразовый халат и надела перчатки. В этот момент в ремзал влетел человек в хирургическом костюме.

– Что тут? – спросил он, отодвигая меня в сторону.

– ДТП. Сбитая, – ответила медсестра.

– А вы кто? – мужчина кивнул мне.

– Травматолог, – ответила я.

– А я – реаниматолог. Ну, что ж… Дерьмово все, как я посмотрю…

Как будто я этого не понимала… Но, тем не менее, мне стало легче. Намного, если честно. Партия реаниматолога была одной из самых тяжелых в этой симфонии. Именно он должен был задавать темп и ритм, под который мне необходимо было подстроиться.

– Сканером умеете пользоваться? – спросил реаниматолог и указал пальцем на потолок.

Я подняла голову: одна из последних моделей для полного сканирования тела все это время находилась именно там.

– Полагаю, что умею, – ответила я и потянула за ручку панель управления прибором вниз.

– Полагаете? – переспросил меня реаниматолог.

– С такой моделью никогда не работала, но, надеюсь, что справлюсь, – пояснила и включила прибор.

Разобраться в его настройках оказалось непросто, и на это у меня ушло несколько драгоценных минут. Реаниматолог тем временем подключил приборы вспомогательного жизнеобеспечения и продолжал давать указания медсестре.

– Все готово! – объявила я, когда подобрала необходимые параметры сканирования. – Отходите!

Реаниматолог и медсестра отступили от смотрового стола на несколько шагов и замерли. В помещении раздались характерные щелчки, оповещающие остальных, что в данный момент прибор сканирует тело пациента. Это самое трудное – стоять и ничего не делать. Пациентку нельзя шевелить, иначе на сканах изображение «смажется», и все придется начинать сначала. Остается только ждать, пока прибор сделает свое дело. Щелчки стихли, и на панели высветилось сообщение о том, что сканирование завершено.

– Готово! – объявила я, и реаниматолог с медсестрой вернулись к телу пострадавшей.

На сенсорном экране перед моими глазами уже мелькали изображения с послойными «срезами» тела этой женщины. На то, чтобы обработать информацию и построить трехмерную реконструкцию у прибора уйдет несколько минут. Но мне и так уже многое стало понятным. Не теряя времени, я начала оглашать предварительные результаты сканирования:

– Перелом свода и основания черепа. Ушиб лобной доли слева. Пластинчатая гематома слева. Множественные переломы ребер слева. Там же гидроторакс. Разрыв селезенки. Печень и почки, вроде бы, целы. Перелом таза. Открытый перелом средней трети бедра справа, слева – рваные раны.

– Странно, что позвоночник цел, – заметил реаниматолог и цокнул языком.

– Действительно, – согласилась я. – Ладно, пойдем от простого к сложному: где тут у вас плевральный набор?

Медсестра тут же оказалась возле меня с бутылкой антисептика в руках. Щедро полив раствором грудь пациентки и мои перчатки, медсестра протянула скальпель. Не успела я сделать надрез, как коробка с плевральным набором оказалась по правую руку от меня.

«Вот это скорость!» – подумала я, но вслух ничего говорить не стала.

Гидроторакс – довольно грозное осложнение травмы грудной клетки. Легкое поджимает жидкость, при травме это кровь, и человеку становится нечем дышать. Для того, чтобы легкое расправилось и человек задышал нормально, необходимо поставить в плевральную полость специальную трубку, по которой аппарат будет «выкачивать» жидкость из грудной клетки. Собственно, «постановкой трубы» я и занялась. Спустя минуту с этим этапом работы я закончила.

Реаниматолог приложил фонендоскоп к груди пациентки и утвердительно кивнул:

– Хорошо. Но наши дела по-прежнему плохи. Нужны хирург и нейрохирург.

– Все заняты, – ответила медсестра. – Может, передадут кому…

– Звони в операционную, – произнес реаниматолог. – Скажи, что будем поднимать черепно-мозговую и внутрибрюшное. Пусть подготовят…

Не успел он договорить, как у пострадавшей начались судороги. С момента их наступления, при подобных обстоятельствах, обычно, начинается обратный отсчет.

«Десять».

– Твою ж мать! – ругнулся реаниматолог, и мы с медсестрой разом навалились на несчастную.

Меня, как перышко, отбросило в сторону, прямо на стойку с инструментами. В спину что-то врезалось, но мне было не до этого.

«Девять».

– Держите же ее!!! – закричал реаниматолог. – Вену потеряли!!!

– В этой больнице вообще есть хоть один хренов хирург?! – прокричала я и снова навалилась на женщину всем телом.

– Этот хренов хирург уже здесь, – совершенно спокойным тоном ответил мужчина, вбежавший в ремзал в одноразовом халате поверх своей повседневной одежды.

Он навалился на трясущееся тело рядом со мной.

«Восемь».

– Да, выруби ты ее, наконец! – прокричал хирург и с силой прижал несчастную к столу. – А это кто? – он в упор уставился на меня.

– Сказала, что травматолог, – пояснил реаниматолог.

«Семь».

– Райот?!

– Послушница! – прошипела я в ответ, и получила от пострадавшей рукой по лицу.

Удар, надо сказать, был что надо. Даже в глазах потемнело.

«Шесть».

– Ты еще с нами? – спросил хирург и слез с обмякшего тела вместе с медсестрой.

– Я? Да, вроде.

– А вот пациентка вряд ли, – заметил реаниматолог.

«Пять».

– Так, что у нас здесь! – тут же оживился хирург, осматривая живот пострадавшей.

– Сбитая, – докладывал реаниматолог. – Шок 3-4. Субдуральная гематома, множественные переломы ребер слева, гидроторакс слева, разрыв селезенки, таз и «открытое бедро» слева.

– Вызывайте нейрохирурга, – отчеканил хирург.

– Он занят! – ответила медсестра. – Тут четверых привезли! Вся дежурная бригада в операционных!

– Ты плевральный дренаж «поставил»? – спросил хирург, обращаясь к реаниматологу.

– Она, – тот кивнул в мою сторону.

«Четыре».

– Стелла, что с оперблоком? – спросил хирург.

– Я не знаю! Сигнал подала, а что они там организуют…

– Пусть одна медсестра размоется и откроет плановый блок.

Хирург отошел от стола и обратил взор на электронную панель сканера:

– Кто сканировал?

– Я, – прозвучал мой голос.

– Параметры неверно ввела. Легкие и сердце практически не визуализируются.

– Я с этим сканером в первый раз работаю, – оправдывалась я.

– Ты не ввела корректировку на возможные повреждения грудной клетки!

А вот это называется «здрасьте!» Я хотела было слово в свою защиту сказать, но меня опередил протяжный звуковой сигнал кардиомонитора.

– Остановка! – огласил реаниматолог. – Качайте!

«Три».

Хирург скрестил ладони и начал непрямой массаж сердца.