Стоимость защиты побережья, обеспечиваемой водно-болотными угодьями, оценивается примерно в 1,5 миллиарда фунтов стерлингов в год. Стоимость внутренних водно-болотных угодий давала еще 1,3 миллиарда фунтов стерлингов в год.

В течение 2012 года я участвовал в проектах по консультированию правительства Великобритании о том, как лучше всего воплотить эту оценку в механизмы, которые позволят компаниям разрабатывать бизнес-стратегии, оценивающие и защищающие природный капитал. Хотя здесь много сложностей, нет никаких причин, по которым это не может работать. От изменений в налоговой системе до различных показателей экономической деятельности и от торговых схем до новых приоритетов в планировании землепользования у правительств есть ряд вариантов.

Один из подходов, вызывающих растущий международный интерес, - это «компенсация биоразнообразия». Эти механизмы основаны на идее достижения «отсутствия чистых потерь» природы, когда ущерб в одном месте компенсируется защитой или восстановлением в другом месте.

На момент написания существует тридцать девять национальных программ компенсации, ориентированных на идею отсутствия чистых убытков, и еще двадцать пять находятся в разработке.

Они сильно различаются по размеру и амбициям. В США, например, существует национальная программа «банкинга водно-болотных угодий», которая предлагает стимулы для создания новых водно-болотных угодий, чтобы компенсировать те, которые осушены. В Австралии в каждом штате действует схема отсутствия чистых убытков.

Целесообразно проявлять осторожность в отношении схем отсутствия чистых убытков. Некоторые из них создают сомнительные выгоды, и когда на рынке торгуют природой, могут быть непредвиденные результаты. Однако, если они используются в качестве крайней меры после того, как другие альтернативы были устранены, надлежащим образом регулируются и обеспечены эффективной прозрачностью, такие схемы могут сыграть важную и положительную роль.

Ричард Берретт - один из тех, кто видит реальный потенциал в экономических механизмах: «Существуют рынки, например, для замещения водно-болотных угодий, так что при повреждении одного из них создается другое, и люди могут покупать кредиты на водно-болотные угодья, если развитие наносит ущерб существующим. Это создает стимул для организаций восстанавливать водно-болотные угодья, чтобы можно было продавать кредиты.

Это уже рынок объемом 2–3 млрд долларов. То же самое можно сделать и с химическими веществами ».

Эти экономические механизмы, возможно, лучше всего рассматривать как мост через пропасть между нашим краткосрочным подходом и долгосрочными выгодами, которые дает природа. Доступно множество инструментов, и задача состоит в том, чтобы их можно было использовать в достаточном масштабе, что потребует лидерства и дальновидности.

Экономизм и религия

Чтобы идти дальше и быстрее, мы не должны упускать из виду наше культурное отношение к природе и осознавать, что дискурс выходит далеко за рамки дискуссии о конкретных экономических инструментах.

Возьмем, к примеру, значение, которое мы придаем углероду. По очевидным причинам мы считаем углерод в деревьях по большей части бесполезным, в то время как алмазы, сделанные из чистого углерода, обмениваются на огромные суммы.

У алмазов есть несколько промышленных применений, но, учитывая климатические преимущества углерода в деревьях, такая сравнительная оценка совершенно неверна. Экономическая ценность часто представляет собой скорее социальную выдумку, чем рациональную оценку того, в чем заключается реальная ценность.

Во время моего визита в парамо над Боготой в Колумбии, например, чтобы увидеть схему защиты водных ресурсов, мне рассказали, как улучшение ситуации с безопасностью в этой стране вызывает повышенный интерес со стороны международных горнодобывающих компаний, в том числе заинтересованных в разведке золота. Из-за недавнего финансового кризиса стоимость золота резко возросла, и горнодобывающие компании могут атаковать.

Но в то время как желтый металл вдохновляет инвестировать в его добычу целые состояния, водные и лесные системы, которые будут затронуты добычей полезных ископаемых, все еще пытаются найти такой экономический статус, который сохранит их нетронутыми, несмотря на их фундаментальное значение для человечества в силу многих факторов, которые они предоставляют.

Имея в виду такие примеры и (иррациональный) отказ многих традиционных экономистов должным образом учитывать природный капитал, некоторые утверждают, что экономика приняла воображаемые ценности до такой степени, что стала религией - «экономизмом».

Паван Сухдев много думал об этом: «В экономике существует негласная религия, до такой степени, что считается, что все можно решить с помощью свободных рынков. Призрак неоклассической экономики и несколько ведущих мыслителей в этой области продолжают оказывать влияние на поколения молодых экономистов, которые работают в государственных казначействах и не понимают, что такое природный капитал. Вопрос в том, как нам решить эту проблему? »

Хороший вопрос - и тот, который напрашивается, о том, откуда берутся наши ценности, особенно те, которые могут генерировать более долгосрочные перспективы.

Как и небоскребы финансовых центров, базилику Святого Франциска в Ассизи можно увидеть издалека. Это символическое воплощение ценностей, которые когда-то были столь же могущественными, как и те, которыми руководствуется современный Лондонский Сити.

И она имеет особый статус, так как носит имя человека, который стал известен в христианской вере за его близость к миру природы. Джотто писал фрески в базилике Святого Франциска, проповедовавшего птицам. Эти знаменитые изображения напоминают нам о его духовной связи с миром природы и его вере в то, что творение было священным даром от Бога.

Это мировоззрение, конечно, лежало в основе христианства. Считалось, что люди встроены в творение и, следовательно, в присутствие Всевышнего. Но времена изменились, и христианство и другие основные религии несколько отошли от своей первоначальной точки зрения и теперь принимают мировоззрение, которое рассматривает природу как совокупность ресурсов, размещенных на Земле для материального служения греховному человечеству.

Я был в Ассизи в ноябре 2011 года, чтобы отметить запуск сети зеленого паломничества, созданной для повышения осведомленности среди десятков миллионов верующих, которые ежегодно отправляются в паломничество к священным местам, от Мекки до Амритсара, от Лугуана до Сантьяго-де-Компостела. Сеть объединяет пятнадцать религиозных традиций и является частью долгосрочной инициативы, координируемой Альянсом религий и охраны природы, чтобы вернуть природу в центр их послания.

Хотя я не исповедую никакой религиозной веры, меня пригласили выступить на этом уникальном многоконфессиональном собрании, и я рассказал о том, как мы должны больше ценить природу, экономически и морально, и как религии могут возобновить духовные отношения с миром природы. Я утверждал, что если бы это произошло, экономическая наука могла бы пойти другим путем.

Конечно, это опасная территория. Великие биологи, такие как Ричард Докинз и Эдвард Уилсон, относятся к числу тех, кто ставит под сомнение роль веры как способа решения экологических и других проблем.

Я понимаю их точку зрения, но позволю себе не согласиться, поскольку досадный факт состоит в том, что большинство человечества либо не заботится об экологической науке, либо не реагирует на сообщения, которые она приносит. Между тем около 80 процентов населения мира исповедуют ту или иную религию. Если ценности, пропагандируемые религией, могут изменить культуру таким образом, чтобы помочь нам пересмотреть наши требования к природе, то они являются частью решения.