— Я завтра вымою с утра. Прости, я без сил сегодня.

— Скажи мне, Уилл, — начал свою клоунаду доктор, не отрывая глаз от журнала. — Ты зашёл на чистую кухню?

— Да, Ганнибал, да. Она была чистой, как слеза единорога.

— Так сделай так, чтобы и после твоего посещения она тоже была чистой.

Уилл залез под одеяло и отвернулся от Ганнибала.

— У меня нет сил. Я устал. Я сказал – уберу завтра, значит – уберу завтра.

Уилл услышал недовольный вздох любви всей своей жизни, почувствовал, что его тянут за плечо и приготовился к худшему. Ганнибала уже понесло. Понесло, как неуправляемый поезд под откос, и ничто уже не могло его остановить. Просто в один момент он решил, что слишком избаловал Уилла, и теперь будет грызть его мозги, пока не насытится. Они больше не влюблённая пара, которая с трепетом радуется улыбке любимого и держатся за ручки перед сном – Ганнибал объявил ему войну и будет валить на него все свои боеприпасы, пока ему не надоест. Если бы Уилл вымыл посуду, то этот заведённый садист полез бы в ванную или коридор и всё равно нашёл бы повод для скандала. Ну как скандала…Не такого, с криками и битьём посуды, а скандала в стиле Ганнибала Лектера. Тихого, подлого и выматывающего шипения.

— Уилл, милый, я так не думаю, — заскрипел Ганнибал, разворачивая его на спину и заставляя посмотреть ему в глаза, — всё надо делать сразу, как бы ты не устал. Поднимайся и иди на кухню.

— И не подумаю. Я устал.

— Я тоже устал. Я же убрал за собой.

— Раз у тебя есть силы на этот спор, — сказал Уилл, вырываясь и пытаясь отвернуться, — значит ты и иди, убери за мной. Я хочу только спать.

Уилл снова попытался лечь на бок, но Ганнибалу не понравились ни тон, ни слова, которые он услышал, и он просто навалился на уставшего возлюбленного и укусил его за ухо.

— Уилл, родной, ты же знаешь, я не отстану.

— Ганнибал, ненаглядный мой, конечно я знаю, что не отстанешь. Знаю, что ты всегда полон сил и энергии для меня, но у меня правда нет сил. Ты не мог бы выключить режим пиявки и дать мне заснуть? Пожалуйста.

Ганнибал откатился в сторону, пару секунд просто смотря на Уилла (видимо, размышляя, как ему поступить дальше), и, отбросив одеяло в сторону, упёрся стопой в задницу своего любимого и начал спихивать его с кровати.

— Нет, Уилли, иди и убери. Дело трёх секунд, мы спорим дольше. Ты бы уже вернулся в постель, если бы пошёл сразу.

Уилл вцепился в простынь, пытаясь удержаться на месте, но Ганнибал напирал как бульдозер, и, в конце концов, оттеснил его к самому краю кровати.

— Бля, Ганнибал, прекрати вредничать, — заныл Уилл, чувствуя, что вот-вот – и он свалится на пол. — Сказал завтра – значит, завтра. Отвали от меня.

— А я сказал, сейчас, — спокойно ответил Лектер, добавляя вторую ногу и окончательно сбрасывая Уилла на пол.

Грэм, оказавшись на полу, уселся на задницу и обиженно посмотрел на Ганнибала, который довольно развалился на пустой кровати и торжествующе на него посматривал. Вот что за упрямец. Можно было и не быть таким принципиальным. Не будь Уилл таким раздражённым, может бы он и забил на поступок Ганнибала, но не сегодня, всему есть предел.

— Знаете, доктор Лектер, — сказал Уилл устало вставая на ноги, — Вы, конечно, правы, как всегда, но и забываться не стоит. Я пойду и вымою эту драную сковородку, но раз ты выбросил меня из нашей кровати, то я сюда не вернусь, пока ты не попросишь прощения.

Уилл развернулся, медленно вышел из спальни и побрёл на кухню, где вымыл посуду, и, громко топая ногами, прошёл мимо их комнаты, уходя спать в гостевую. В комнате было темно, тихо и никаких вредных докторов. Он залез под одеяло, хотел немного поразмышлять, что ему делать дальше, но сон сморил его почти сразу же, избавив от тяжёлых мыслей.

Вот так они оказались по разную сторону баррикад. Утром он проснулся один в чужой большой кровати, но отметил, что его разбудил будильник. Значит, хоть об этом позаботился Ганнибал – соизволил принести и выставить время. Так началась затяжная война, которая продлилась пять дней и пошла по стандартной колее.

Первый день они не разговаривали, что в таком огромном доме было совсем не сложно, и, так как тоска друг по другу ещё не наступила, Уилл спокойно заснул снова в гостевой, а Ганнибал – в своей спальне. Вся забота о собаках свалилась на Уилла, зато хотя бы о еде беспокоится не пришлось. Ганнибал не накрывал стол к его приходу, но готовить не перестал, так что в холодильнике всегда находилось что-нибудь вкусненькое.

Второй день тоже прошёл в тишине. Уилл уныло поужинал один и ушёл гулять с собаками почти до самой ночи. Ганнибал ему не звонил, не писал, и к ночи, когда Уилл ложился в спать, он долго не мог заснуть, ворочаясь и скучая по тёплым объятиям своего любимого упрямца. Лёжа в темноте он слышал, как Ганнибал спускался на кухню, ходил в коридоре, хлопая дверями в кладовке, и начал тосковать уже по-настоящему.

На третий день он проснулся от бешеной эрекции, которую попытался игнорировать, но, принимая душ, не удержался и занялся рукоблудством. Пока он пил утренний кофе, на кухне нарисовался Ганнибал в одном нижнем белье, да не просто в белье, а в каких-то супер красивых и обтягивающих труселях, якобы небрежно сползших с его округлых бёдер. Этот ламповый соблазнитель что-то долго искал в шкафчиках, крутил упругим задом перед самым носом Уилла, уселся на стул, где долго и упорно втирал крем в свои неотразимые ручки, а потом застыл в проёме окна с чашкой кофе, зная, как выгодно свет обтекает его сексуальную фигуру. Уилл улыбнулся этим маленьким хитростям и принял правила игры. Вечером он заехал в частную кондитерскую, купил медовых медалек, перед сном зашёл в спальню Ганнибала, пока тот был в душе, и положил их ему на тумбочку, в награду за утреннее представление. Через полчаса дверь в его спальню распахнулась, и к нему зашёл его домашний тиран, одетый в одни очки для чтения.

— Хм, извини, что беспокою, Уилл, это ты принёс мне пряники? А то я не знаю, что подумать.

— А кто же ещё? — усмехнулся Уилл, отрываясь от телефона и разглядывая своего голого сожителя. — Не Уинстон же. Кушай на здоровье.

Ганнибал, походкой от бедра, подошёл к нему и сел на краешек кровати, грациозно закинув ногу на ногу. До этого он никогда не рассекал по дому голышом, и, видимо, решил пустить в бой уже тяжёлую артиллерию, ожидая, что Уилл обомлеет от вида его круглых коленок и бросится просить прощения. Уилл печально улыбнулся, но не двинулся с места.

— Спасибо, Уилл, очень приятно. Как дела на работе?

— Да всё по-прежнему – скучно, однообразно, тоскливо. Жду окончания семестра. А у тебя?

— Тоже как обычно. Спасибо, что спросил.

— Ну… тогда спокойной ночи…

— Добрых снов, Уилли…

— Да, кстати, Ганнибал; оденься, а то простудишься.

Ганнибал обиженно нахмурился, немного помялся и быстро сбрился к себе. В эту ночь Уилла эрекция мучила ещё и вечером. Подлый психиатр добился своего.

На четвёртый день он обнаружил на столе готовый завтрак. Это было очень приятно. Ганнибал снова появился в одних трусах, уже других, но тоже очень сексуальных. Уилл молча наблюдал за ним и думал, какой же Ганнибал дурак. Соблазнять того, кто уже давно до беспамятства в него влюблён, ну что за странные идеи. Почему бы не подойти и просто не обнять? Зачем продолжать молчать и нагнетать вместо того, чтобы извиниться и перестать мучить друг друга. Зачем засовывать палец глубже в гноящуюся рану и расковыривать её до мяса, а не просто обработать и вылечить. Гадкая, мерзкая черта характера, не дающая покоя ни себе, ни Уиллу. Он решил его проучить.

— Сегодня я буду поздно, — сказал Уилл уже в дверях, — возможно, даже очень поздно. Не волнуйся и не жди меня, просто ложись спать.

— Почему? — обеспокоенно вырвалось у Ганнибала.

— Да не важно, — Уилл раздражённо махнул рукой, покидая кухню, — день рождения у кого-то.

В этом он не соврал. День рождения действительно был, но если раньше Уилл их игнорировал, то в этот раз решил пойти. Уилл усердно налегал на алкоголь и продолжал думать о своём зловредном сожителе. Как это получается, что Лектер будет гнуть свою линию до упора, и ни за что не пойдёт на мировую до тех пор, пока перед ним не прогнутся. Будет закручивать болты, пока совсем не сорвёт резьбу? Неужели ему самому нравится, когда человек ломается и крошится в его руках? Кому может быть приятно смотреть на сломанного человека рядом с собой? Садисту? Эти мысли не давали ему покоя и он продолжал пить до тех пор, пока не остался в баре совсем один. Ему не хотелось ехать домой и смотреть на этого расфуфыренного психиатра, спокойно вытирающего ноги об их отношения. Близость — это то, для чего люди живут друг с другом. Не только интимная, хотя и она тоже, но спать в разных комнатах из-за сраной сковородки? Это игра? Разве можно назвать игрой то, что причиняет настоящую боль?