– Так конечно! – отвечает Витя, выпрямляясь. – Давно депутата Заричанского никто не компрометировал. – последнее слово Богомолов выговаривает только с третьего раза под наш дружный смех. – Давай, а то папарацци уже соскучились по твоей голой заднице.

– Ну пипец! Вы мне долго это припоминать будете?

Мы все встаем и, словно по команде, подхватив с крайнего шезлонга полотенца, двигаемся на выход со двора.

– Пиво надо захватить! – выкрикивает Витя, быстро сообразив термо—сумку, в которую уже забрасывает бутылки. – Ира, покрывала в коридоре!

– Да взяла уже.

Такая суета вокруг, что я даже не успеваю сообразить толком, когда рядом со мной оказалась Софья.

– Слушай, может, не надо на озеро?

– О, ты много потеряешь, если не пойдешь. Сонь, никакой пошлятины или оргий. Просто дурачество.

– Да я про то, что пьяные все.

– Не такие уж они и пьяные, похуже бывало.

– Ладно, только я, наверное, не буду купаться.

– Почему?

Она мнется, и даже в тусклом свете дворовых фонарей я вижу, как она краснеет.

– Софья, идем. Даже если не захочешь купаться, проведем время на озере с друзьями, подуреем немного.

– Так странно видеть, как взрослые статусные люди сходят с ума, – произносит она, когда мы выходим со двора.

– А что еще нам остается? У каждого здесь серьезная должность, куча проблем. Мы все должны изо дня в день держать лицо и соответствовать. А вот такие сборы позволяют нам вдохнуть полной грудью.

– Ты сегодня такой словоохотливый.

Я смеюсь.

– Сам в шоке.

Мы располагаемся у кромки воды, расстилаем пару покрывал, сбрасываем полотенца, а дальше начинается безумие. С хохотом мы избавляемся от одежды и несемся в воду. Влад забрасывает Настю на плечо и под ее крики бросает в озеро. Мы дурачимся как в юношестве. Такое потрясающее чувство беззаботности и сумасшествия, которое не каждый день испытаешь. Иногда хочется бросить все и снова приехать ночью с друзьями на озеро, но получается только спонтанно, практически без подготовки. Наплескавшись, я обращаю внимания, что Сони нет. Начинаю резко дергать головой в разные стороны, а потом замечаю одинокую фигурку на берегу.

– Софья, давай к нам! – зову ее.

– Нет, спасибо, я пас.

Ну не буду же я ее уговаривать, в конце концов. Но за меня это делают друзья, в четыре голоса зазывая скромнягу Силантьеву к нам. И она наконец сдается. Пока все бесятся и брызгаются, я замираю, практически не дыша, и смотрю на то, как Софья сбрасывает с себя одежду. В лунном свете я не могу рассмотреть все подробности, но будь у меня фонарик, я бы обязательно осветил им те места, которые интересуют меня больше всего. Вот сейчас я точно чувствую себя подростком, который чуть ли не впервые видит обнаженное женское тело. Жадно пожираю глазами каждый сантиметр тела, который удается рассмотреть, пока она раздевается, а потом с визгом забегает в воду. Спешу к ней, чтобы… хрен его знает, зачем, но тороплюсь, как будто ее может кто—то перехватить. Хочу сам быть этим человеком, но не успеваю. Проворный Богомолов подхватывает Софию на руки и, разогнавшись, забрасывает в воду.

– Я тебе сейчас руки оторву! – слышу шутливую гневную угрозу со стороны Иры, а сам ускоряюсь к тому месту, куда Витя бросил Софию.

Она выныривает, смеясь, а я тащусь от ее смеха. Такого легкого, беззаботного, настоящего девичьего. Соня не успевает сориентироваться, как оказывается в моих объятиях, прижатая ко мне так сильно, что я могу почувствовать грудью очертания ее сосков.

– Ох! Что?..

– Ложись на воду.

– О, нет, спасибо.

– Давай же. Будем устраивать атаку на моих друзей.

– Как это?

– Ты ложишься на спину, я подхватываю тебя за подмышки, подплываем к ним, и ты начинаешь молотить ногами по воде, поднимая брызги.

– Поняла, – быстро отвечает Соня и, повернувшись ко мне спиной, поднимает ноги.

Я – пьяный идиот. Потому что «за подмышки» – это значит близкое соседство моих ладоней с ее соблазнительной грудью. Будь она моей, я бы обхватил полушария, укрыв их от чужих взглядов, а заодно и поигрался бы с ее сосками. А так… пока непонятно, как держать ладони. Но мы как—то быстро ориентируемся, и я перехватываю Соню под грудью, а она накрывает соски ладошками, скрывая от меня красоту. Но так мне спокойнее, жадный взгляд Богомолова не выхватит горячую картинку юной девочки. На воде начинается дурдом, когда друзья просекают, в какую игру мы играем.

Спустя некоторое время, уже нормалью протрезвевшие и уставшие, мы вываливаемся на берег, тут же кутаясь в полотенца. Вообще ночное купание голышом кайфовое, пока ты пьяный и на кураже, а потом, когда эта дурь проходит, хочется прикрыться. Не потому что стесняешься, а потому что статус сам по себе лезет наружу, и ты осознаешь, что тебе вроде как не к лицу уже такие забавы. Мы рассаживаемся на покрывалах и открываем пиво. Я снова подтягиваю Соню, приглашая устроиться у меня между ног, что она и делает. Теперь беседа становится более спокойной, размеренной, я бы даже сказал, убаюкивающей немного. Или то я просто устал за день. Мы с Софией болтаем о работе, потому что она задает миллион вопросов, а я не могу не ответить на них. Пиво заканчивается, Настя с Владом уходят, а мы с Соней не можем наговориться. Кто бы мог подумать, что она действительно такая, как мне рассказывали другие преподаватели – умная и действительно очень внимательная к деталям?

– Ребятки, домой? – спрашивает Витя, поднимаясь.

– Мы еще немного посидим, – отвечаю я. – Да, Сонь?

– Мгм. Если можно.

– Вам можно все! – торжественно произносит Богомолов. – Полотенца потом с покрывалами не забудьте.

– Да, оставляй.

Ребята уходят, а мы продолжаем беседовать, и так это потрясающе, что я и сам удивлен. Никогда не думал, что можно вот так просто сидеть с девушкой – еще и значительно младше меня – и говорить без остановки, слушать ее. Более того, слышать и проявлять интерес к сказанному. Пора признать: мне хорошо с Соней. И теперь, кажется, я хочу ее сильнее.

– О, Архипов – это отдельная история, – продолжает Софья свой рассказ, а я, не удержавшись, касаюсь губами изгиба ее шеи. – Он меня пытался завалить на первом зачете. Говорит, не верю, Силантьева, что ты выучила. Списала, скорее всего. Ну и давай меня валить вопросами по другим темам. А я же не зря две ночи… – она зависает, речь замедляется и голос немного садится, – … учила. И… повторяла… перед… зачетом. Макар, что ты делаешь? – шепотом.

– А что я делаю?

– Зачем ты?..

– Что?

– Целуешь, – дрожащим голосом произносит она.

Я слегка разворачиваю ее голову, положив руку на щеку. Приближаюсь к ее губам и шепчу в них:

– А зачем это обычно делают?

– Не знаю, – тихо—тихо отвечает Соня, и я наконец накрываю ее губы своими. Сладкие, мягкие. Такая вкусная девочка, так бы и съел.

Соня отвечает неуверенно, как—то даже немного неуклюже, как будто никогда не целовалась. Да ну, не может же быть. Я усиливаю напор, проникая языком в ее рот, жадно поглощая ее тяжелое дыхание, смакуя дрожь, заглатывая ощущения. Мне так вкусно, что я никак не могу оторваться. Понимаю, что могу спугнуть девочку своим напором, но остановиться не в моих силах. Заваливаю Софью на покрывало и нависаю сверху. В голове стучит мысль, что это плохая идея и все усложнит между нами, как на работе, так и в универе, хоть я уже и не ее преподаватель, но это не отменяет табу, которое я сам для себя установил. Руки жадно шарят по ее бедру, пробираясь под полотенце. Сжимают нежную кожу, гладят упругую попку, сминают ее, пока мои губы разоряют ее рот. Хочу просто до дрожи.

Внезапно Софья поворачивает голову в сторону и слегка давит мне на плечи.

– Остановись. Макар, постой, – повторяет настойчивее, когда я уже облизываю ее шею и упираюсь стояком во внутреннюю часть бедра.

– Что такое? – спрашиваю я, тяжело дыша, как после пробежки.

– Не надо, – тихо говорит она. – Я не…

– Вот черт, прости, – выдыхаю.