Совсем иной жизненный путь прошёл другой беглый командарм-2 Фёдор Евдокимович Махин (1882–1945). Он родился в Иркутске в старообрядческой семье ветерана туркестанских походов и Крымской войны, кавалера полного банта знака отличия Военного ордена урядника Оренбургского казачьего войска Евдокима Васильевича Махина.

После окончания в 1904 году Оренбургского казачьего юнкерского училища по первому разряду был выпущен в чине хорунжего и направлен на службу в 6‐й Оренбургский казачий полк. В 1908‐м получил чин сотника и поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. По окончании Академии по первому разряду был причислен к Генеральному штабу. В Первую мировую войну Ф. Махин служил в штабах 8‐й и 6‐й армий и 47-го армейского корпуса. В и[51]юле 1917 года Фёдор Евдокимович был назначен на должность начальника штаба 3‐й стрелковой дивизии.

Историк А. Ганин пишет, что Махин, уважительно относясь к отцу, даже став штаб-офицером, никогда не курил в его присутствии[52]. Так проявлялось семейное взаимоуважение.

Служить бы и дальше офицеру чинно и справно, если б однажды судьба не схлестнула его с социалистами-революционерами (эсерами); причём эти объятия оказались настолько тесными, что Махин на раз-два возглавил штаб военной организации эсеровской партии. Считается, что именно по приказу ЦК ПСР (партии социал-революционеров) он поступил на службу в Красную армию, возглавив аж оперативное отделение штаба военного руководителя Московского района[53]. После этого Махина ждал новый ответственный пост: 18 июня 1918 года председатель Высшей военной инспекции Н. Подвойский подписывает приказ о назначении его врио начальника Уфимской советской дивизии и одновременно – военруком Уфимского губернского комиссариата по военным делам и начальником временного полевого штаба при комиссариате[54].

Из телеграммы Махина командовавшему войсками в районе Уфа – Самара В. Блохину от 18 июня: «Согласно приказания наркомвоенмор товарища Подвойского я сего числа принял командование войсками против чехословаков по линиям Уфа – Самара и Уфа – Челябинск. Военрук Махин»[55].

А это из приказа № 146 от 17 июня 1918 года председателя Высшей военной инспекции Н. Подвойского: «…Во главе всех сил, действующих на самаро-челябинском направлении, мною оставляется временный полевой штаб, учрежденный моим приказом от 13 июня № 138 при Уфимском губернском комиссариат по военным делам, во главе с прибывшим вчера ночью, по моему вызову из Москвы, товарищем Генерального штаба Махиным, обладающим великим боевым опытом, запасом совершеннейших знаний, и другими опытными военачальниками с прочно установленной боевой репутацией. Товарищ Махин – военный руководитель Уфимского губернского комиссариата – ни один день не оставался в стороне, когда правительство призывало к созданию вооружённых сил Российской Федеративной Советской Республики…»[56]

Таким образом, военруку Махину было поручено руководство боевыми операциями против чехословаков на миасском и кинельском направлениях.

События развивались стремительно, и уже через девять дней, 26 июня, декретом РВС Восточного фронта № 8 новым командующим 2‐й советской армией (предыдущий командующий, тов. Яковлев, как мы знаем, бежал) назначается Фёдор Махин. [57]

Секретарь Уфимского губкома РКП(б) Г. Котов писал: «Центр, очевидно, придавал Уфе в то время большое значение, и этот фронт бросать не намеревался. Поэтому в Уфу из центра со всеми надлежащими мандатами и прислан был эсер Махин. Как внешний его вид, так и манера держать себя не вызывали у нас никакого подозрения. Наоборот, на заседании расширенного губсовнаркома, где Махин делал доклад о том, с какими целями и задачами он послан к нам центром, он произвел на всех положительное впечатление…»[58]

Вообще, история назначения на должность командарма-2 долгое время была покрыта мраком, пока не стала известна подоплека в этом деле некоего прапорщика Н. Мартьянова, в прошлом товарища прокурора Тифлисской судебной палаты, тоже из эсеров, служившего в штабе советского Восточного фронта.

Один из членов ПСР, некто И. Дашевский, на процессе эсеров в 1922 году упомянул о Мартьянове следующее: «Одновременно с Махиным было решено послать другого нашего давнишнего военного работника, еще по Петрограду, по фамилии Мартьянов, бывшего в небольшом чине, кажется в чине прапорщика или подпоручика, имевшего знакомство с Махиным, работавшего по установлению связи и информации. Кажется, он был назначен к Махину именно на должность начальника связи штаба. В частности, мы имели определённое предположение, что именно Мартьянов, известный нам с этой именно стороны как чрезвычайно расторопный, распорядительный и пронырливый работник, сумеет легче и быстрее всего организовать связи Махина с нашими товарищами как по ту, так и по эту сторону фронта… Махин получил назначение, вместе с Мартьяновым отправился на фронт и спустя некоторое время в районе Уфы перешел на сторону Самарского комитета Учредительного Собрания. Вместе с ним перешел и Мартьянов»[59].

Бывший член боевой организации эсеров, а потом – и ЦК партии эсеров, – Михаил Веденяпин-Штегеман писал: «Выполнение задачи, поставленной военной секцией Ц. К. партии, при указанных условиях могло быть возложено только на лицо с[о] специальным военным образованием и военным опытом. Таковым и являлся в партии Генерального штаба подполковник Махин. Он должен был принять на себя обязанность начальника штаба большевистских войск, действовавших в Уфимском районе, составить свой штаб из партийных эсеровских работников и сделать всё для скорейшей и безболезненной ликвидации и борьбы за овладение этим районом»[60].

Впрочем, Махин наломал дров ещё до своего назначения командармом. Например, на заседании военного совета в Уфе 24 июня он возражал против создания Горного штаба для ведения партизанских действий и диверсионной работы на железной дороге против наступавших чехословаков. Несмотря на то что совет всё-таки решил создать такой штаб, Махину якобы в последний момент удалось сорвать этот план. Как отмечал тот же Веденяпин, «подобная порча железной дороги надолго бы прекратила сообщение России с Сибирью и поставила бы железнодорожных служащих Самаро-Златоустовской дороги в безвыходное положение…»[61]

Г.Н. Котов: «Случалось мне, как секретарю парткома, бывать в штабе военрука Махина за информацией для комитета и для печати, он беседовал со мной всегда очень внимательно и серьезно, но жизнь в штабе шла, по-видимому, беспорядочно… Так продолжалось с неделю. Ознакомившись с делами на месте, Махин выехал на автомобиле на фронт – и не вернулся. Очевидно, ему было достаточно и недели, чтобы «наладить» нашу военную оборону. Он втерся к нам с заранее обдуманным намерением как провокатор, с целью предательства…»[62]

Факт перехода линии фронта командармом-2 Махиным именно на автомобиле подтверждает и полковник Станислав Чечек. По его версии, советский командарм со своим адъютантом выехал на автомобиле навстречу Чечеку и при встрече с ним заявил: [63]«Я начальник штаба красных войск в Уфе. Зная о вашем приближении, я разослал все части так, что вы можете войти в город беспрепятственно. Дальнейшее мое личное пребывание в городе – невозможно. Возвратиться туда мне нельзя… Идите на эту крепость смело, не раздумывайте, достаточно одной части, чтобы забрать город»[64].