– Хранитель Теней – один из трех правителей Севера, – я пожала плечами, – логично разместить его в лучшей комнате.

– Он жуткий, – Риетта опустилась на низенькую софу. – Ты же знаешь, я ухватила от матери крошку эмпатического дара. Он холодный, как будто скованный морозом. Как будто и не человек вовсе.

– Может, ты просто перенервничала? – предположила я. – Все же прости, но ты ухватила именно крошку таланта квэнни Даллеро-Нортон.

Анриетта вспыхнула, сердито засопела, но тут же выдохнула:

– Не знаю. Не знаю. Сегодня я ночую у тебя.

– Если отец позволит, то я смогу навестить тебя, – улыбнулась я. – Через пару лет. Даже Хранительницы Знаний имеют право путешествовать.

Сестра криво улыбнулась и кивнула. А после маленький ураганчик смел меня с подоконника и дотолкал до замковой кухни. Ну конечно. Шоколадное печенье.

– Вот чего мне будет не хватать, – вздохнула Ри и запила печенье молоком. – Замковая кухня, сестра, печенье и молоко. Тепло и тихо. Так больно все это потерять.

– Почему потерять? – удивилась я.

– Потому что, – неожиданно серьезно посмотрела на меня сестра. – Потому что потерять. Я эгоистка, Лиарет. Страшная эгоистка. Не такая жертвенная, как ты.

– Жертвенная? – оторопела я.

– Я бы перетрогала всех людей в Онхельстере, – буркнула Риетта. – Отец держится за свои тайны, а платить за это – нам. В столице производство Хранительниц Знаний поставлено на поток. Каждая из них отрабатывает десять-пятнадцать лет – и все, уходит в новую счастливую жизнь. С круглым счетом в банке и собственным домиком в провинции. А то и в столице. И все, все на добровольных началах.

– Это уже ничего не значит, – покачала я головой.

– Твоя Наставница ничего не видела, кроме Онхельстера, – продолжала гнуть свою линию Риетта. – Она кормила собой проклятые книги… Сколько? Ей было двадцать, как и тебе. А сейчас ей уже восемьдесят. И она похожа на старую развалину. Маги живут до двухсот-трехсот лет, а она протянет еще лет пять-десять.

– Хватит!

Анриетта кивнула и взяла последнее печенье:

– Ты и сама понимаешь все то, о чем я сейчас сказала. Но хватит так хватит, я не хочу ссориться с тобой. Идем к тебе? Знаешь, я бы хотела, чтобы ты помогла расчесать мне волосы. А потом я бы расчесала тебя.

– Да, и выдернула бы половину моего богатства, – фыркнула я. – У тебя собственную кошку не получилось вычесать!

– Она сопротивлялась, – пожала плечами Ри. – Ты знаешь, что я тебя люблю?

От такого резкого перехода мне даже подурнело:

– И я тебя люблю, мышка. С чего вдруг такие глупости?

– Просто так. – Она пожала плечами. – Хочу, чтобы ты знала.

Вернувшись в мою комнату, мы удобно устроились на постели. И до самого позднего вечера просто болтали ни о чем. И только за час до заката Ри тихо спросила:

– А если бы я захотела сбежать, ты бы помогла мне?

Мне стало страшно, но…

– Да. Я бы помогла.

– Тогда клянись молчать девять раз по девять дней, – хрипло выдохнула Анриетта.

– Я никогда не предам тебя, – серьезно сказала я. – Но если тебе так проще…

Подняв руку, я выдернула из косы один волосок и, намотав его на запястье, произнесла:

– Анриетта Даллеро, я клянусь сохранить в тайне все, что ты мне скажешь. Клянусь молчать девять раз по девять дней.

Волос раскалился и, сверкнув золотом, исчез. А на моей руке появился тонкий шрам. Теперь он исчезнет лишь через восемьдесят один день.

– Я сделаю нам чай. – Риетта вылезла из-под теплого одеяла. – Это тяжелый разговор.

Пожав плечами, я осталась сидеть в постели. Мне нравилось наблюдать за тем, как хозяйничает сестра. Вокруг нее кружилась ее стихия – воздух. Маленькие ураганчики подносили к ее рукам посуду, банку с чаем и чашки.

– Сделаешь воду? – полуобернулась ко мне сестра.

Кивнув, я прищелкнула пальцами, и наш старый чайничек доверху заполнился водой. Квэнни Даллеро-Нортон не терпела, когда мы пили чай в моей комнате или в комнате Анриетты. Но устраивать обыск… Это было ниже достоинства благородной квэнни, а потому она предпочла просто раз в неделю усаживать нас за толстенную книгу. «Основы этикета для благородных квэнти». В такие моменты я эгоистично радовалась, что мое будущее никак не связано с кучей глупых правил.

– Если бы квэнни Даллеро-Нортон увидела эти чашки, – хихикнула Риетта, – она бы заставила нас переписывать «Основы этикета».

Я только фыркнула. Да, именно эти чашки – большие, ярко-желтые, с орнаментом из сочно-голубых грибочков – квэнни не видела. Зато она уже три года боролась с чашкой нашего отца – глухо-черной, с каймой из белоснежных косточек. Но, увы, алвориг Даллеро-Нортон – сильный маг и защитил любимую чашку так, как не защищают не каждое драгоценное украшение.

– Держи. С травами.

– Спасибо. Опять экспериментируешь? – Я выгнула бровь. – Напомнить ли тебе, что благородной квэнти не положено возиться в зельеварне?

– Благородной квэнти много чего не положено, – криво улыбнулась Анриетта. – Но когда это нас останавливало?

Я только улыбнулась и сделала еще несколько глотков терпкого травяного напитка. Риетта права. Иногда мы с ней выбирались из замка и ставили Онхельстер на уши, пользуясь тем, что жители всегда нас прикрывали. Да и не делали мы ничего плохого. Подумаешь, один раз зачаровали городской фонтан, чтобы он повторял все сочные словечки, сказанные вблизи воды. Или перекрасили бродячих собак в цвета Даллеро-Нортон. Отец, кстати, только посмеялся и, невзирая на гнев квэнни Даллеро-Нортон, поставил уличных псов на довольствие. А мы этого и добивались.

Ох…

– Ты что-то не то туда намешала, – проворчала я. – Сейчас усну и ничем тебе не помогу.

– Не уснешь, – грустно улыбнулась Анриетта и осторожно забрала из моих безвольных рук чашку. – Не уснешь. Знаешь, отец взял с меня черную клятву, что я никогда не прикоснусь к тебе. А я хотела. Ты добрая, и тебе не хватает духу делать то, что ты хочешь.

Хмурясь, я пыталась побороть сонную одурь.

– Ты никогда не сможешь меня простить. – Риетта не смотрела на меня. – И я даже не буду говорить, что мой поступок пойдет тебе во благо. Не пойдет. Хотя…

Резко выдохнув, сестра подняла на меня глаза:

– Я люблю Терри, а он любит меня. И я буду бороться за свое счастье. Я поступаю подло и эгоистично, и, быть может, к концу жизни я раскаюсь. Быть может, меня накажет Мать-Магия. Пусть. Зато я буду знать, что сделала все, чтобы быть счастливой.

Риетта выплела из своей косы ленту и, сев рядом со мной, положила ее мне на грудь.

– Я не прошу понимания, – хрипло произнесла она. – Я не прошу прощения. Спросишь почему? Потому что понять меня ты не можешь: твоя жертвенность и доброта застит тебе глаза. А просто взять и простить… Даже ты не сможешь. Весь Онхельстер будет считать, что ты обманом проникла в спальню моего жениха. Я люблю тебя, сестренка. Но, вот беда, себя и Терри я люблю больше.

– Риетта…

На большее меня не хватило. Тело одеревенело, и я могла лишь беспомощно наблюдать за раскручивающейся воронкой портала.

– Я давно это задумала, – тихо сказала Анриетта. – Портал заказан от твоего имени и настроен на перемещение из твоей комнаты в покои нашего покойного брата.

Я не верила, что Риетта могла так поступить. Но портал, неумолимый, неподконтрольный мне портал, доказывал: могла. Могла и сделала.

Упала я во что-то мягкое. И несколько минут просто лежала, не в силах прийти в себя. В голове бились лишь две мысли: "Как она могла?!" и "Мать-Магия, что же мне делать?!"

Тело не слушалось, совершенно не слушалось. Паника захватывала с головой. Я даже не могла понять, есть ли кто-то рядом со мной. Я могла лишь лежать, смаргивать слезы и рассматривать расписной потолок.

"Пожалуйста, Мать-Магия, пожалуйста. Пусть все обойдется, – истово молилась я про себя. – Пожалуйста".

Как я буду жить дальше? Если меня поймают в покоях Хранителя Теней…

Так или иначе, а все проходит. Прошли и мои бессильные слезы, сердце перестало так судорожно биться, и я смогла выровнять дыхание. В спальне, а это, безусловно, она, царила тишина, которую нарушали лишь мои прерывистые вздохи. Значит, здесь никого не было.