Уже познакомилась. И все равно мне не интересно.

— Только парня мне сейчас не хватало.

— Ой, господи. Нет, — возражает Сара. — Я и не говорила, что тебе надо с ним прям встречаться. Я о том… ну понимаешь. Курортный роман. Но неважно. Я поняла. — Она вздыхает, будто мой ответ ее огорчает.

Я жду, когда она уйдет, чтобы побыть наедине. Она смотрит на меня с минуту, явно пытаясь придумать очередной вопрос, или понять, что еще сказать.

— Моя мама и твой отец не будут слишком строги, потому что мы уже окончили школу. Просто они всегда хотят знать, где мы. А мы почти все время проводим на переднем дворе, на пляже. Каждый вечер разводим костер и зависаем.

Мне вдруг приходит в голову, что этой девушке стиль воспитания моего отца знаком лучше, чем мне. Меня даже не посещала такая мысль до этой минуты. Я знаю, что его зовут Брайан, у него не сломана нога, и он специалист по финансовому планированию. На этом все.

— Куда хочешь пойти завтра за покупками? Придется поехать в Хьюстон, потому что тут нет ничего, кроме «Волмарта».

— Подойдет и «Волмарт».

Сара смеется, но, заметив, что не смеюсь я, прикусывает губу, чтобы подавить улыбку.

— Ой. Ты серьезно. — Она прокашливается с чертовски стесненным видом. Возможно, именно в этот момент она осознает, что между нами нет ничего общего.

Не знаю, как буду целое лето сосуществовать рядом с девчонкой, которая считает «Волмарт» смехотворным. Я всю свою жизнь покупала вещи в секонд-хендах и на гаражных распродажах.

Для меня «Волмарт» — это шаг вперед.

Кажется, я вот-вот расплачусь, и сама не понимаю почему.

Чувствую, как подступают слезы. Я вдруг начинаю тосковать по своему старому дому, матери-наркоманке и пустому холодильнику. Скучаю даже по запаху сигарет, хотя никогда не думала, что такое случится. Тот запах, во всяком случае, был настоящим.

В этой комнате пахнет богатством, вычурностью и комфортом. Пахнет обманом.

Я указываю в сторону ванной.

— Я, пожалуй, приму душ.

Сара переводит взгляд с ванной комнаты на меня. Улавливает намек, что ей пора уйти.

— Постарайся побыстрее, потому что мама любит, чтобы по выходным мы ужинали всей семьей. — Она закатывает глаза на последнем слове и закрывает дверь в мою спальню.

Я стою посреди этой чужой для меня комнаты, чувствуя, как меня переполняют эмоции.

Мне кажется, я еще никогда не чувствовала себя настолько одинокой. Живя в трейлере с матерью, я хотя бы чувствовала себя в своей тарелке. Нам обеим было там место, несмотря даже на разлад между нами. Мы научились лавировать и оплетать наши жизни вокруг друг друга в одном доме. Уверена, что не смогу незаметно лавировать среди этих людей. Они словно кирпичные стены, в которые я буду врезаться на каждом повороте.

Чувствую, будто у меня развивается клаустрофобия.

Я распахиваю одну из дверей, ведущих на балкон, и выхожу.

Едва легкий ветерок касается моего лица, я начинаю плакать. Из меня вырывается не разовый всхлип. А почти на сутки запоздавшие рыдания.

Упершись локтями в перила, я прячу лицо в ладонях в попытке подавить плач, пока Сара не решила вновь заглянуть ко мне в комнату. Или мой отец, что еще хуже.

Ничего не помогает. Я все плачу. Наверное, не меньше пяти минут я стою и смотрю на воду замутненным от слез взглядом и всхлипываю.

Мне нужно рассказать отцу о том, что случилось прошлой ночью.

Я делаю несколько глубоких вдохов и вытираю глаза, собирая всю силу воли, чтобы вновь взять эмоции под контроль. В конечном счете, я смахиваю столько слез, что даже могу полюбоваться видом океана в свете луны.

Девушка, которую Самсон недавно целовал на кухне, только что прошла по песчаной полосе, разделяющей два дома. Она присоединяется к толпе людей, собравшихся у костра. Они молодые, всем около двадцати. Наверняка все богатые, беззаботные и уверенные в себе. Наверное, Сара так и проводит каждый вечер, а это ее друзья.

Еще больше людей, с которыми у меня нет ничего общего.

Я не хочу, чтобы кто-то увидел, как я плачу, и собираюсь вернуться в комнату.

Но замираю.

На балконе соседнего дома стоит Самсон. Пристально смотрит на меня с непроницаемым выражением лица.

Пару секунд я смотрю в ответ и возвращаюсь в спальню, закрыв за собой дверь.

Сначала он видит, как я ем хлеб с пола на палубе парома. Потом предлагает мне деньги, и я все так же не уверена, какой мотив стоял за этим предложением. Следом я узнаю, что он мой сосед на ближайшее лето.

А теперь он наблюдал мой первый за многие годы нервный срыв.

Замечательно.

К черту это лето.

К черту этих людей.

К черту все нынешнее состояние моей жизни.

Глава 5

Первый поцелуй у меня случился в двенадцать лет.

Было субботнее утро. Я стояла у плиты и собиралась готовить яичницу. Прошлой ночью я не слышала, как мать вернулась домой, и решила, что в доме я одна. Но едва разбив пару яиц на сковородку, я услышала, как открывается дверь ее спальни.

Обернувшись, я увидела, как из ее комнаты выходит незнакомый мне мужчина с парой рабочих ботинок в руках. Заметив меня возле плиты, он остановился.

Я никогда не видела его прежде. Мать все время пребывала то в новых отношениях, то со свежим расставанием. Я как могла, старалась держаться от нее подальше, когда она влюблялась или переживала очередной разрыв. И то и другое протекало в равной степени драматично.

Никогда не забуду, как этот мужчина на меня смотрел. Его взгляд неспешно прошелся по мне с головы до ног, будто он голодающий, а я еда. Никогда прежде мужчины так на меня не смотрели. Я тотчас ощутила, как волосы на руках встали дыбом, и поспешила вернуться к плите.

— И не поздороваешься? — спросил он.

Я проигнорировала его вопрос. Надеялась, что он уйдет, если посчитает меня грубой. Но мужчина прошел на кухню и прислонился к столу возле плиты. Я сосредоточенно перемешивала болтунью.

— На меня хватит?

Я помотала головой.

— У нас была только пара яиц.

— В самый раз. Умираю с голоду.

Он подошел к столу и принялся обувать свои рабочие ботинки. Когда он обулся, я уже закончила перемешивать омлет. Я не знала, как поступить. Мне хотелось есть, и яиц была всего пара штук, а мужчина сидел за столом, будто ждал, что я его накормлю. Я даже не знала, кто он вообще такой.

Я выложила яйца на тарелку, схватила вилку и попыталась убежать из кухни в свою комнату. Он нагнал меня в коридоре, схватил за запястье и прижал к стене.

— Так ты принимаешь гостей?

Затем он схватил меня за челюсть и поцеловал.

Я пыталась вырваться. Прикосновения его губ причиняли боль. Щетина впивалась в мою кожу, а пахло от него тухлятиной. Я стискивала зубы, но он лишь сильнее сжимал мою челюсть, пытаясь силой открыть мне рот. Наконец я сумела ударить его тарелкой с омлетом по затылку.

Он отстранился и влепил мне пощечину.

И ушел.

Больше я никогда его не видела. Даже не узнала его имени. Мать проснулась через несколько часов и увидела поверх мусора в ведре разбитую тарелку и не съеденные яйца. Наорала на меня за то, что я выбросила последнюю пару яиц.

С того дня я больше не ела яйца.

Но с тех пор отвесила пощечины уйме маминых ухажеров.

Я рассказываю об этом, потому что выйдя из душа пару минут назад, почуяла запах яиц. Он до сих пор витает в воздухе.

Меня от него тошнит.

Едва я заканчиваю одеваться, раздается стук в дверь. В комнату заглядывает Сара.

— Крещальный ужин через пять минут.

Понятия не имею, что это означает. Они все очень религиозные что ли?

— Что такое крещальный ужин?

— Маркос и Самсон ужинают с нами каждую субботу. Так мы отмечаем конец наплыва арендаторов. Ужинаем все вместе и выпроваживаем гостей выходного дня. — Она распахивает дверь шире и говорит: — Тебе идет это платье. Хочешь, накрашу тебя?