Ярда просматривал последнюю стопку фотографий. Дама медленно приблизилась к нему.
— Вот чудесный уголок на земле! — Она постучала по открытке длинным накрашенным ногтем, с которого облупился лак. — Горячие гейзеры, тропическое море, а в двух часах езды поездом — катанье на лыжах под горным солнышком! Нигде, кроме Новой Зеландии, вы этого не найдете.
— Но мы ищем работу, пани…
— Пани Ирма. Так зовут меня все обитатели лагеря.
Ярда немного попятился от острого, едкого запаха пота.
— Речь идет не только о работе. — Ирма наклонилась над прилавком, и вырез ее блузки неодолимо притянул взгляд Ярды. — Важна ведь и обстановка, в которой человек будет жить. Почему бы не соединить необходимое с прекрасным? Взять хотя бы ту же Австралию. Сегодня тут будет демонстрироваться фильм «Гремящие стада». Я пойду на эту картину в третий раз. Непременно сходите и вы. Но учтите, народу будет много. Будь я мужчина, я избрала бы Австралию. — И пани Ирма звучно щелкнула языком. — Так куда же все-таки мы запишемся, друзья?
— В Соединенные Штаты. — Вацлав сгреб в кучу открытки, обменявшись взглядом со своими товарищами.
Пани Ирма театрально подняла брови. На верхней губе у нее блестели капельки пота.
— На США слишком много заявок Больше надежды попасть в Канаду, имеются шансы поехать в Австралию. Но лучше все-таки записаться в Канаду. — Она доверительно понизила голос. — Пройдет время, и вы добрым словом помянете пани Ирму за совет. Конечно, многое зависит от того, где вы хотите работать, но в сельском хозяйстве, как правило, работа там находится для каждого.
— Я хочу изучать медицину. — Вацлав умоляюще посмотрел на пани Ирму, как будто она могла спасти его.
— А большинство эмигрантов хочет заработать деньги, — пани Ирма громко рассмеялась. — Ах, медицина! Мой муж всегда мечтал изучать медицину, — дама задумчиво покачала головой. — Как жаль, что ему не удалось! «Карличек, — говаривал ему классный наставник, — люди с такой головой, как твоя, должны идти в медицину! Доктора нужны народу!» Теперь вы видите, как нужны народу доктора! Они затравили и выгнали его, как собаку! Но вам, вероятно, придется делать два дела, — пани Ирма по-приятельски сняла соломинку с рукава Вацлава, — сначала зарабатывать, а потом учиться. Вот если бы вам удалось попасть в Париж, тогда другое дело. Там в университете как будто есть какое-то отделение для эмигрантов.
Пани Ирма раздала клиентам регистрационные бланки.
Гонзик едва слушал водопад ее слов. Он, наклонившись над барьером и близоруко сощурившись, разглядывал новозеландские гейзеры, бешеную крутизну Корковадо над заливом Рио-де-Жанейро, широкие просторы пампасов, окаймленные белоснежными горами Анд вдали, и шакала Могавской пустыни, воющего на закат недоступных природе тонов. Один бог ведает, как сюда попало изображение красотки с острова Бали, снятой на манер голливудских «кинозвезд» — с огромным венком из белых цветов, из-под которого виднелась обнаженная грудь. Этой фотографии Гонзик уделил больше всего внимания и в конце концов отложил ее в сторону.
Он совсем забыл о своих товарищах и о пани Ирме. Приятное тепло натопленной комнаты разморило его. Неласковая действительность последних дней чуть не выбила из Гонзика веру в существование выдуманного им мира далеких знойных стран и необычайных приключений. Но сейчас он держал этот мир в своих руках! Это не надувательство, ведь на каждой открытке с обратной стороны написано, виды какой страны на ней изображены; эти открытки продаются во всех магазинах. Можно своими собственными ногами встать на то место, где фотограф щелкнул аппаратом. Нужно только заполнить несколько граф в анкете и потерпеть месяцев шесть. Почему, в самом деле, не соединить необходимое с красотой, как говорит пани Ирма?
В тот миг, стоя у захватанного барьера, Гонзик почувствовал в себе непреодолимую силу, огромную решимость. Завлекательная, «а-ля Голливуд» полинезийка была самым живым воплощением того, что называлось Западом. Гонзику даже стало жаль расплывшуюся пани Ирму, которая, находясь здесь среди всех этих красот, вероятно, никогда не выберется далее Нюрнберга.
Высунув кончик языка, поминутно заглядывая в анкету Вацлава, Гонзик заполнял бланк с просьбой направить его на работу в Канаду. Его, конечно, влекло в страны Тихого океана, но он не мог записаться в иное место, чем Вацлав. Вацлав — его опора, ангел-хранитель. К тому же в конце концов это все равно. Все красоты мира так или иначе находятся за морем, а Европу он уже узнал в регенсбургской тюрьме, в Мюнхене и по пути в Нюрнберг. Ничем в общем она не отличалась от его родины; от Европы он ничего не ждет. Вот если он выберется за океан, тогда можно будет путешествовать по Юкону, Колорадо или Амазонке Но пока нужно держаться за Вацлава.
В комнате было натоплено до нестерпимой жары. Гонзик прикидывал, как бы прихватить полюбившуюся открытку с полинезийкой, но взмокший от жары Вацлав настаивал на немедленном уходе.
— Я и мой муж, мы оба будем стараться сделать для вас все, как для своих родных детей. Много чешских патриотов за океаном вспоминают нас добрым словом. Я была бы очень рада, если бы и вы в скором времени оказались среди них. Но когда это случится? Только не в нашей власти определить этот срок. Те, которые были согласны на любые условия, обычно слишком долго не ждали. А обстоятельства и условия заранее предвидеть нельзя. Смотря по тому, в чьи руки в консульстве попадет ваше дело. Мы работаем с людьми, и сами мы — люди. Тут уж ничего не поделаешь, — пани Ирма без видимой причины рассмеялась. — Теперь пройдите рядом, в Fürsorge[53] — сказала Ирма. — Медвидек изготовит вам фотокарточки, утром вы принесете их сюда.
Вошел почтальон и почтительно снял с головы синюю фуражку.
— Заказное письмо для папаши Кодла. В канцелярии я его не нашел.
— Муж в Мюнхене, в командировке. Дайте письмо, я сама распишусь.
Изумленный Вацлав выпустил ручку двери, а у Ярды поднялись кверху брови.
— Так прощайте, молодые люди, и запомните, что в пани Ирме вы можете видеть маму, хотя по возрасту она для такой роли еще молода, — жеманно заворковала пани Ирма и дружески протянула через барьер руку Вацлаву. Ладонь Ярды она продержала в своей руке на секунду дольше. — Жаль, что мой именно сегодня в отъезде. — Пани Ирма пристально и обещающе посмотрела на Ярду и целомудренно опустила глаза.
Слабый морозец неприятно пощипывал влажные от пота лица и заставил юношей спрятать руки в карманы. Песок скрипел под ногами Вацлава, который шел, низко опустив голову.
— Кодл — папаша лагеря, фрау Ирма — мамаша. Ну что ж, хорошие родители — фундамент семьи, — заключил Ярда, нервно приглаживая растрепавшиеся на ветру волосы.
Медвидек сразу узнал Ярду. Фотограф усадил Вацлава, затем и Гонзика перед двумя потрескивавшими рефлекторами, тараторя через пятое на десятое всякую чепуху. Озадаченный Вацлав, испытывая какое-то незнакомое ранее чувство ненависти, обратил внимание на длинные тонкие пальцы Медвидека, на его бабий, толстый, низко посаженный зад.
— Вы уже свободны, хлопцы, — обратился Медвидек к Вацлаву и Гонзику.
Но они не спешили уходить.
Медвидек долго усаживал Ярду, поворачивая его туда и сюда, похлопывал по плечу, хватал за подбородок. Ярда, наконец, не выдержал и дал ему по рукам.
— Делай дело, а то в морду дам, свинья!
Маленькие глазки за очками виновато заморгали. Медвидек нажал кнопку, перевел пленку в аппарате и метнул на Ярду грустный, какой-то умоляющий взгляд.
Молодые люди опять очутились на сыром, леденящем ветру. Гонзик брел в стороне от товарищей. Перед его глазами до сих пор проносились окрашенные в пастельные тона видения далеких стран, полуобнаженная девица с вызывающе закинутыми за голову руками. Ему представилась в этой же позе Ирена. Девушка на открытке чем-то напоминала ее.
Внезапно в его воображении возникла другая картина. Он зримо представил себе черные руки на белых плечах Ирены, на ее шее, груди… Гонзик зажмурился, его охватило тупое безразличие. Спотыкаясь, добрел он до своей комнаты. Усилием воли ему удалось заставить себя не взглянуть на верхние нары у окна, где виднелось свернувшееся калачиком тело Ирены.
