«Активировать это улучшение?»

«Да»

Я стал обладателем ещё одного «уникального» улучшения. Да уж. Такие улучшения бери – не хочу.

Верховная Рада. Сегодня тут пусто. Навскидку, в два-три раза меньше людей, чем прошлый раз. Выходной? Тогда наоборот, слишком много. Значит не выходной. Я стоял тихонько в углу и пытался быть незамеченным. Сергей Анатольевич – депутат без рук, увидел меня и кивнул в приветствии. Странно, потеря конечностей внешне никак не сказалась на нём. Он был собран, хорошо одет, смотрел прямо, был приветлив со всеми, на лице была уверенность, а сам он лучился энергией. Следом за ним, не отставая ни на один шаг, следовал молодой парень. Наверное, помощник. Он держал в одной руке портфель, в другой руке телефон. Понятно, это «руки» Сергея Анатольевича. Сам он рвался в работу, подходил к каждому, что-то говорил, иногда качая головой. Наверное, его гнала жажда искупить вину, или просто желание получить свои руки обратно. Надеюсь, первое.

В двери, недалеко от меня, показался толстяк, который наорал на меня в прошлый раз. С надменным видом он окинул зал, мельком взглянул на меня, его взгляд споткнулся и моментально потерял всякую надменность. Мне даже показалось, что он стал чуточку бледнее, по крайней мере, я надеюсь на это. Он быстро развернулся в дверях, и собрался тикать.

– Пс! – Застал его в дверях мой позывной.

Он обернулся, надеясь, что звук исходил не от меня, но я не дал ему такого шанса, и поманил его пальцем. Он снова развернулся, склонил голову, и как хомяк, направился к удаву, то есть ко мне.

Антон Владимирович, 39 лет. Не женат, живет с мамой. Воспитывался в «однополой» семье, с мамой и бабушкой. Рос без отца. В школе был таким же толстеньким, хотя, чуть меньше, конечно. Хорошо учился, но одноклассники, постоянно подкалывали его, частенько издевались, смеялись. И иногда, поколачивали его. Не сильно, а так, пару пинков, или пару оторванных пуговиц. И из-за его мягкого характера, и за его внешний вид, и за его желание постоянно донести на всех, настучать. Антон и сам не знал, почему ему постоянно хочется рассказать учителю, что Сашка списывает, а Вовка курит за углом, а ещё ребята прячутся в туалете, когда прогуливают физру. Его любили только во время контрольных и самостоятельных работ. Но как только они заканчивались, всё опять возвращалось. Поэтому, время контрольных – было самое приятное для Антошки.

Мама постоянно работала, а бабушка бегала в школу разбираться, ругаться и заступаться за внука. Но кто боится бабушек? После прихода бабушки, было только хуже. Дома он, конечно, наорёт на бабушку, поплачет, поскандалит. Это был единственный человек, над которым у Антошки была власть. А мама… А что, мама? Она работала. Сначала была помощником судьи, потом доучилась, и сама стала судьёй. Всего добилась сама, как она говорили. Всё своей головой. Ну и немножко, покровительством старого судьи, с которым работала, и от которого у неё был единственный сын. Хотя у старого судьи была своя семья, и он никогда не признавал своего внебрачного сына, и даже не интересовался его судьбой, он иногда спрашивал, как дела у сына его помощницы, и передавал гостинцы.

А в школе, несмотря на высокую должность мамы, дети все десять лет недолюбливали Антона. Если бы он сейчас учился в школе, у него было бы много друзей. А тогда, в 90х, профессия родителей не имела никакого значения. Мой папа – депутат, моя мама – дворник, мой дядя – адвокат, да какая кому разница! Мой дед – директор школы. Вот это круто! Наверное, это было единственное, чего боялись и уважали.

Друзья и подружки не отвлекали его в старших классах, и он закончил школу почти на «отлично». После школы выучился на экономическом. Потом, благодаря знакомствам мамы, устроился помощником депутата. А через несколько лет, видя, что им можно легко управлять, его продвинули в депутаты.

На «казённых» харчах, при малоподвижном образе жизни, заедая свои разочарования и, по-прежнему, слыша от девчонок только насмешки, Антон Владимирович наел свои 200 кг. Что, при его небольшом росте, делали его похожим на Колобка. Но теперь у него была ещё и власть, которой он любил пользоваться при любом случае. Жалко, что на девчонок она не распространялась. Хотя, было несколько, которые хотели с ним познакомиться поближе. Но властная мама, которая одним только взглядом отличала добро от зла, благодаря своей профдеформации, и всех представительниц слабого пола причисляла только в категорию зла, быстро убирала желающих сблизится с её сыном, с её кровинушкой.

«Какое у тебя образование? Кто твои родители? Есть ли судимости в семье? Напиши мне на листочке твои ФИО и год рождения» – Эти вопросы быстро очищали личное пространство Антона.

С тех пор, как он стал депутатом, у него появилось много лишних денег. Большая часть которых, уходила на еду. Ведь машина, квартира у него были. На женщин он не тратил, на отдых в разные края не ездил. Да и что там делать? На море жарко, сразу становишься мокрым и липким. В горах холодно, да ещё и сто одёжек нужно одеть, а пока их наденешь, опять же, обольёшься потом десять раз. Зато, Антон мог отличить по вкусу, с закрытыми глазами, норвежского омара от его европейского сородича. Или рассказать, чем отличается черный трюфель от белого, и сколько блюд с ними можно приготовить. Хотя сам он готовить не любил. Но, зато любил сделать замечание повару или официанту, если те хоть где-то допустили оплошность.

Хотя, на самом деле, плохим человеком Антон себя не считал. Да, он брал взятки, иначе как прожить в этой стране на одну зарплату. Но если бы ему платил достаточно, чтобы хватало на пропитание в ресторанах, он бы и не брал взятки. Так что это не его вина. Он любил поставить на место тех, кто этого заслуживает. Ведь это его работа, делать мир лучше, правильнее. Но когда появился этот Перун, он вновь почувствовал себя школьником, а бабушки, чтобы заступится за него, нет. Зря он тогда кричал на неё, после каждого её похода в школу. Ведь она хотела только защитит своего внучка.

Интересная история и биография у него, подумал я и закрыл информацию о нём у себя в системе.

– Сегодня охрану не будешь звать? – Спросил я его.

– Нет. Какой смысл? Я смотрел видео с парка, и видел, что было с теми, кто пытался. Одного молния долбанула, второй без рук остался.

– Не переживай. Тебе не о чём беспокоится. – Успокоил я его, и он даже вздохнул с облегчением. – Ты в любом случае получишь своё, будешь ты рядом со мной, или спрячешься подальше.

Теперь он побледнел очень сильно, и я даже подумал, что придётся его откачивать.

– Эй! Ты чего это придумал? – Прикрикнул я. – Ты мне тут не вздумай копытки отбросить раньше времени.

Да, подбадривать я не умел. Ну и ладно, это не моя вина.

– Полегчало? – Спросил я, видя, что он начал розоветь и, похоже, взял себя в руки.

Он молча кивнул.

– Скажи мне, чего так мало людей сегодня?

– Кто-то взял больничный, кто-то отпуск, кто-то чуть позже подъедет, опаздывает. Последних, на самом деле, не много. – Радостно сообщил он мне.

Для кого-то смех – лучшее лекарство, а для него, похоже, ябедничество – лучшее.

– То есть, – я оглянул зал, – триста человек вдруг заболели или взяли отпуск?

Он опять кивнул.

– А вчера закон приняли, который обсуждали? Или нашли применение тем деньгам, которые освободились?

– Это не так быстро и не так просто. Процесс состоит из нескольких стадий. Это проявление законодательной инициативы, обсуждение законопроекта, принятие закона, его подписание и обнародование. Каждая из таких основных стадий делится, в свою очередь, на отдельные этапы, стадии…

– То есть – нет. – Перебил я его. – Понятно. Ладно, спасибо.

Я отвернулся от него, давая понять, что он мне больше не интересен. Он посопел ещё несколько секунд, потом молча пошёл и сел в кресло недалеко от меня. Интересно, это его место, или он специально сел поближе, готов прислуживать и выслуживаться?