Вот, по сути, и вся моя неделя.

Но для меня все это имело большое значение.

Образ моей жизни полностью изменился.

Я сходила в универмаг за чистящими средствами и занавеской для душа.

По утрам я наводила порядок в комнате, понемногу распаковывала вещи, заглядывала в магазин и просто валяла дурака.

На работе я, в основном, была официанткой, но также делала некоторые напитки. Я работала с одиннадцати до восьми. Работа не была тяжелой, и учитывая, что я на лету могла посчитать сдачу и обнаружила у себя способности к запоминанию заказов, даже сложных, я втянулась уже на второй день. Дженни была в восторге.

И я тоже. Моя смена приходилась на обслуживание обедов и ужинов, и я оказалась права, в баре было более многолюдно в это время. Чаевые были немаленькими, и я не могла объяснить, как невероятно себя чувствовала, имея в кошельке наличку каждый день и зная, что завтра я заработаю больше.

Заработаю.

Мне это нравилось.

В мой первый рабочий день Грей пришел поужинать во время моей смены, а потом поднялся наверх, чтобы занести старый телевизор, который он где-то раздобыл для меня. Затем, мы целовались и обнимались на моем диване, и прежде, чем все вышло из-под контроля, Грей уехал домой.

На второй день Грей пришел за полчаса до окончания моей смены, я провела ещё полчаса, сидя рядом с ним, пила пиво и болтала с Дженни. Затем мы отправились в мою комнату, обнимались на моем диване, и прежде, чем все стало слишком горячо, он ушел домой.

На третий день Грей пришел за полчаса до конца моей смены, после, он отвёз меня к себе, и мы смотрели телевизор с бабушкой Мириам, которая нисколько не стала дружелюбнее по отношению ко мне. Затем Грей помог ей лечь спать, вернулся, мы пообжимались на его диване, и он отвёз меня домой прежде, чем мы успели зайти слишком далеко.

Так продолжалось до вчерашнего дня, моего первого выходного. Грей встретился со мной в кафе за завтраком, затем отвёз к себе домой, чтобы начать учить ездить верхом.

Но, после того, как он надел седло на покорную кобылу, и мы уже собирались вывести ее из конюшни, чтобы Грей показал мне, как на нее взбираться, он подарил мне пару перчаток, которые купил для меня.

Они были прекрасны; песочного цвета замша, простроченные красивыми стежками, и отороченные мягким мехом кролика.

Я посмотрела на перчатки, затем на него, затем снова на перчатки, потом, вместо того, чтобы расплакаться, так как он был первым человеком, подарившим мне подарок с тех пор, как мы с Кейси сбежали, я решила броситься ему на шею.

Что и сделала.

Грей поймал меня, и так как бабушки Мириам в конюшне не было, не нужно было на работу следующим утром, и не было никаких важных дел, мы оказались (серьезно!) в стоге сена, где Грей подарил мне лучший подарок среди множества других, подаренных им.

Его губы на моих губах, его язык у меня во рту, его тело прижато с боку к моему, его рука в моих джинсах, его длинные, сильные пальцы творили волшебство. Он подарил мне первый в жизни оргазм.

Это было потрясающе. Крышесносно. Дело в том, что, кончив, я чувствовала себя настолько ошеломлённой, что не могла сосредоточиться на его лице, по меньшей мере, целую минуту.

А когда смогла, его красивое лицо улыбалось мне настолько сексуально, что я почти испытала второй оргазм.

И меня также осенило, что он подарил мне его, и не получил собственного.

— А как же ты? — прошептала я.

— Когда я возьму тебя первый раз, куколка, это будет не на стоге сена.

Сено было тёплым, и мне нравился его запах, но оно также было колючим, и, хотя в конюшне было не так холодно, как на улице, жары особой тоже не было.

Следовательно, я понимала, о чем он.

Так что, мы выбрались из сена, и он дал мне мой первый урок верховой езды.

У меня довольно хорошо получалось, Грей даже сказал об этом.

Но то, что он сделал для меня на сеновале, положило начало чему-то. Чему-то, что я не могла полностью понять из-за своей неопытности, но интуитивно я чувствовала, что ему понравилось делать это для меня, ему понравилось то, что он увидел, когда делал это, в результате чего все барьеры пали.

Неделя поцелуев и объятий, страстных ласк, привыкание к нему, к его вкусу, запаху, рукам, к его телу, знакомство со всем этим было фантастическим. Мне нравилась каждая секунда. Но после того, как Грей сделал для меня то, что сделал на сене, я поняла, что раньше он держал себя под строгим контролем.

Потому что после, этот контроль исчез.

И надо сказать, то, что он мне подарил, зная, какие ощущения я испытала, как прекрасно это было, и желая испытать еще больше, возможно, это помогло, и я тоже потеряла контроль.

Весь вчерашний день после нашего пребывания на сене, каждый раз, когда его взгляд падал на мои губы, он не опускал голову, чтобы прикоснуться ко мне. Он обрушивался на меня, его рот накрывал мои губы, его язык проникал в мой рот, а потом мы набрасывались друг на друга, словно в последний раз. Он прижимал меня к стене, к столешнице, брал меня за руку и вытаскивал из комнаты, в которой находилась его бабуля, а там уж прижимал к стене и страстно целовал меня. Переплетение языков и рук, казалось, нам обоим стоило огромных усилий оторваться друг от друга.

Мне нравилось это. Нравилось, что он любил прикасаться ко мне, познавать меня, обнимать и позволять мне узнать, что ему это нравилось. И мне нравилось делать все эти вещи с ним.

На самом деле, мне действительно все нравилось.

Мне нравился Мустанг.

Мне очень нравилась моя маленькая комнатка, несмотря на то, что в ней не было ничего особенного, даже никакой индивидуальности (пока). Все же, она была моей, а для девушки, чьи пожитки умещались в одной сумке, эта комната казалась огромным шагом вперед.

Мне нравилась Дженни. Мне нравилась моя работа. Мне нравились наши посетители. Мне нравилось иметь деньги в кошельке. Нет, мне нравилось иметь в кошельке деньги, которые я заработала и заработала нормальным способом, не говоря уже легально.

Мне нравилось варить по утрам кофе в своей кофеварке, налив его в свою кружку (ну, в одну из позаимствованных у Грея, но все же, вскоре у меня будет и собственная) и встав у окна, наблюдать, как просыпается город Мустанг. Мне нравилось заливать свои собственные хлопья своим собственным молоком. Нравилось ходить на рынок на площади за всякой всячиной. Нравилось ложиться спать в кровать, зная, что буду спать в ней же следующей ночью, и следующей, и следующей.

А ещё был Грей, который нравился мне больше всех.

По-настоящему, всецело...я влюбилась в него и была не против этого; было совсем не больно, поэтому я не сопротивлялась.

Поскольку я собиралась с ними в церковь, и провела у Грея дома весь вчерашний день, я завалилась спать в его комнате для гостей, а не отправилась обратно в город, чтобы он заехал за мной утром.

И провела полночи, пытаясь уснуть, вместо того, чтобы откинуть одеяло, пройтись по коридору, найти Грея и убедить его проявить неуважение к его бабушке в их доме.

К счастью, мне это удалось.

Но я чувствовала, что совсем скоро получу Грея, целиком, и я...не могла...дождаться.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале, и видя свои припухшие губы и мечтательный взгляд, я поняла, что выгляжу счастливой.

И это тоже было что-то новое, чего я никогда в своей жизни не видела, не имела и не чувствовала.

— Куколка. — Услышала я Грея, у него был странный голос. Я обернулась и увидела, что выражение на его лице тоже было странным.

Внимательно посмотрев на него, я поняла, что оно было обеспокоенным.

— Что такое? — тихо спросила я, спеша к нему.

— Не знаю. Это бабуля. Она в своей ванной комнате, говорит, чтобы я позвонил ее подруге Ширли. Она запрещает мне входить. С ней что-то случилось.

О, Боже.

Я подошла к нему, не отводя взгляда, затем обошла его и бросилась по коридору к лестнице, затем вниз по ступенькам.