- Герои рассказов, отвечаете вы, в образе этих героев высмеиваются пороки человека прошлого и т.д., что Зощенко хотел помочь читателю избавиться от черт мещанина, собственника, стяжателя.

   - Объектом сатиры М. Зощенко, отвечаю я, является не герой рассказа, а читатель, который думает, что не такой, как герой рассказа.

   Продолжаем дальше.

   - Над чем смеется человек, читающий рассказ Зощенко?

   - Он рад, отвечаете вы, что он лучше героя рассказа.

   - Я отвечаю: читатель радуется, что он такой же, как герой рассказа. Ибо в рассказе, так сказать, рассказано, что герой рассказа - это человек, каким он был, есть и будет. Следовательно, прекрасный земной человек. Я читаю и радуюсь, что мне не надо никуда идти, даже к светлому будущему, чтобы стать лучше, я и так хороший.

   Я на Земле. Но дух мой на Небе.

   Сегодня вы сказали, что рассказ Чикагская Бездна был в Огоньке. Что надо там, где заимствования, ставить кавычки. Но кавычки опять будут означать подчеркивание очевидного. Вы уже читали, видели, что после слов Чикагская Бездна идет текст не мой, а текст того, кто придумал это название (если он сам его придумал), идет текст рассказа, опубликованного в Огоньке, и стоит подпись не моя, а - Рэй Брэдбери. Вы подумали просто, что подпись Рэя Брэдбери относится только к эпиграфу, который будет эпиграфом в отношении к моему рассказу, но по отношению к Рэю Брэдбери - это часть его рассказа Чикагская Бездна. Всё это написано.

   .......................................................................................................................................................................

   От Рэя Брэдбери в моем рассказе есть еще название сигарет Честерфилд. Совершенно очевидно, что легко было взять другое название, также, как можно было и рассказ назвать по-другому, а не Чикагская Бездна.

   Но назвать по-другому нельзя, потому что в этом и был замысел. Чтобы пространство рассказа Рэя Брэдбери было в моем рассказе и наоборот. Я хочу подчеркнуть, что я не мог написать своего рассказа, не будь рассказа Рэя Брэдбери. В этом всё заимствование: рассказ Рэя Брэдбери должен существовать. И наоборот: значимость рассказа Рэя Брэдбери подтверждается сегодня, акцентируется значимость его рассказа.

   .......................................................................................................................................................................

   Поэтому и говорю, что нельзя проводить правки моих рассказов, ибо она проводится с позиции, известной сегодня. Прочтя завтра, вы узнаете другой рассказ, из которого, может быть, будет ясно, что править вчерашний не надо было, а то из-за того, что вы поправили вчерашний, придется править и сегодняшний. Так это будут другие рассказы.

   А эти рассказы - можно сказать - осматривают последовательно объемный предмет: один рассказ - один ракурс, другой - следующий.

   Нельзя править исходя из одного только рассказа. В рассказе, так сказать, участвуют все двенадцать.

   В N 38-39 Литературных Новостей написано (Мих. Искрин о статье А. Вяльцева), что Пушкин Драл у Других. Это Драл и есть утверждаемый Пушкиным принцип устройства природы: нельзя все время изобретать велосипед. Чтобы придумать новое, надо использовать достижения других, при этом достижения других, если они будут использованы Вами, будут приобретать свою действительную значимость. Скупой Рыцарь Пушкин выдал за перевод несуществующего английского подлинника. Пир во Время Чумы является переводом фрагмента пьесы английского поэта-романтика Джона Вильсона. В принципе неважно, откуда заимствовать: из теории относительности Эйнштейна или их произведения Мыши Кота Хоронят. Последнее не менее замечательное явление, чем первое. Например, Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана - это не просто мистификация, это познание устройства природы, а точнее Духа Божия.

   Почему Пушкин не сказал прямо, что не видел никогда никаких писем ни Д. Джонсона, ни Макферсона, а просто сам все это придумал? Или почему не пояснил, что к чему? Нельзя указать! Ибо то, что нужно найти, имеет такую основную характеристику: должно быть найдено самим человеком (читателем), иначе это будет уже не то, а совсем другое. Разница между тем, что должен читатель найти сам, и тем, что ему указано, такая же, а точнее, это она и есть, как как разница между Царством Небесным и адом.

   Из Евангелия:

   Опять берет Его диавол на

   Весьма высокую гору и показывает:

   Ему все царства мира и славу их

   И говорит Ему: все это дам

   Тебе, если падши поклонишься

   мне.

   Хочешь все знать и все понять? Почему Иисус отвечает НЕТ? Потому что узкая тропинка в Царство Небесное характеризуется тем, что она должна быть найдена самим человеком. Если она указана, то, по определению тропинки, это уже не она.

   Поэтому а тексте рассказа важно Кто Сказал. Писатель или сам читатель. Если я, например, скажу кому-то:

   - Товарищ, сними со стены портрет Лобачевского и повесь портрет своего деда. - То товарищ может послать меня подальше, сказав:

   - Это мое личное дело, что и кого куда вешать.

   Если эта мысль завладеет читателем при чтении рассказа, но в рассказе ее нет, то он может сам спокойно решить, что ему делать с этой мыслью: или принять к сведению, или отмахнуться как от гл..упости. Поэтому, когда говорят, что укажи, дай инструкцию к пользованию, сами не знают, чего просят.