Ведь без этого, выживание становиться бессмысленным. Если в своей прошлой жизни я был готов принять точку зрение жить, чтобы просто существовать, и жить по такому принципу. То в этом мире, я с этим не соглашусь. Смысл выживания, если тебе нет, ради чего жить?

Конечно, это охренеть какой, философский вопрос, а я не философ. По крайне мере пока не занимаюсь фигнёй, на подобие той, что сейчас делаю я — философствую.

Короче, к чему я виду, — как не крути и не отрицай, мне явно небезразлична Элизабет. Я чувствую с ней некую связь, мы с ней во много похожи и в тоже время очень разные. Не знаю, испытывает подобного ко мне Элизабет, увы, в прошлой жизни я не состоял ни в каких отношениях с девушками, я был слишком занят выживанием в приюте и учёбой. На личную жизнь времени вообще не было, а потом я привык быть один и не стал искать общения с другими, так что понять чувства девушки, для меня сложновато.

Даже учитывая то, что с Элизабет я разговаривал больше с кем-либо за две свои жизни. Боже, как, наверно жалко это прозвучало? Что-что, а мастерски опускать себя в своих мыслях, это я впереди планетой всей.

Итак, почему я не признался девушке, как нормальный мужик и веду себя, как тряпка? Очень хороший вопрос, задал мне я. Потому что, во-первых эта самая девушка сейчас спит, во-вторых я не хочу с ней портить отношения. Элизабет может попросту, не разделять моих чувств. И тогда между нами может возникнуть… неловкость.

А это сейчас нам не нужно. Мы в дороге, выживаем и не имеем нормального убежища, мы должны полагаемся друг на друга. Но то, что Элизабет может не разделять моих чувств, может сильно сказаться, на наших взаимоотношениях из-за чего мы вряд ли сможем работать, вместе, как, например, в Форсайте. Так что боюсь, сейчас не время, для признания. Но как только мы окажемся в месте, которое можно будет назвать убежищем, а не временным лагерем, то я признаюсь.

— Доброе утро, — рядом со мной раздался сонный голос, за которым последовал протяжённый зевок. — Ты давно встал?

— Относительно, — сказал я.

— Ясно, — ответила она и снова зевнула. — Я собираюсь сделать разминку, присоединишься? Можешь считать, что это часть вчерашней тренировки.

А почему бы и нет? Что-что, а утроения зарядка, явно не будет лишний. Так что я присоединялся к занятию Элизабет. И скажем так, — дорогой дневник мне не передать ту боль и унижение, что я испытал в этот момент.

Боль, потому что утренняя разминка Элизабет, была чем угодно, но, мать его, не утреней разминкой. Мне даже кажется, что через такие сложные упражнения не проходят даже морские пехотинцы.

А унижение, потому что я выдохся буквально после третьего упражнение, а Элизабет сделал ещё семь, пока я валялся на земле и тяжело дышал. И мало того, что она сделала больше упражнений, чем я, так она ещё даже не запыхалась.

— Когда ты… сказала про разминку, — тяжело дыша, сказал я. — Я думал, ты говоришь, о небольших разминочных упражнений, после которых мы бы перешли к отжиманию, приседанию и прочему.

И я вправду был в этом уверен, ведь мы и начали с лёгких, разминочных упражнений, после чего я думал, что мы перейдём к отжиманию, где я покажу, класс. Но ни тут было.

— Отжиматься каждый дурак может, — сказала Элизабет.

Черт, женщина, ты хочешь полностью уничтожить мою самооценку?!

— А гибкость тела очень полезна в бою, — продолжила она.

И не только в бою. Хотел я сказать, но отдёрнул себя, не хватало, потом убегать от тумаков Элизабет.

— Ладно, — произнёс я, вставая на ноги. — Давай сворачиваться, и продолжим путь, судя по всему, нам осталось совсем немного и уже сегодня мы будем в Мэйконе.

Элизабет согласно кивнула, после чего мы свернули наш лагерь, и вышли из леса обратно на дорогу. И дабы убить время в дороге, я решил рассказать Элизабет более подробно о пистолетах. А то как-то странно, получается, стрелять из него она умеет, но то, что надо снимать его с предохранителя не знает.

С предохранителя мы перешли на затвор, а с затвора на то, как заряжать пистолет и вставлять патроны в обойму. И неожиданно для меня, наш разговор об оружии сменился, на личный разговор.

— Джейкоб, а каким ты был до того, как старый мир исчез? — спросила она меня.

Честно признаюсь, я подзавис.

— "Нихрена себе, разворот, в теме разговора" — мысленно произнёс я.

— Чего это ты вдруг? — спросил я её.

— Просто интересно, — ответила Элизабет. — К тому же, ты уже рассказал мне о пистолете всё, что мог.

Тут она права, теперь она полностью знает и, что главное, умеет им пользоваться. Но это не отменяет того факта, что она внезапно решила поинтересоваться моим прошлым. Однако, я не против ей рассказать.

— Я, как уже говорил вчера, с самого рождения, я был один. Я рос в приюте и не имел никой связи или даже представление о своих родственниках. С другими детьми в приюте, я также не дружил, там мало, кто вообще по-настоящему дружил. Я был занят выживание и учёбой.

— Учёбой? — удивлённо переспросила меня Элизабет.

— Да, учёбой, — повторил я. — Я прекрасно, понимал, что для моего будущего, мне попросту необходимо образование. Поэтому я самостоятельно сидел и корпел над учебниками и хочу сказать, довольно успешно.

Именно, ведь 87 баллов ЕГЭ по профильной математики, до сих пор считаются объектом моей гордости. Ведь я сам, самостоятельно, без репетиторов, подготовился к экзамену. Правда завалил историю и еле-еле написал русский язык, на 60 баллов. Но кого это задевает за пятую точку? Правильно, ни-ко-го.

— В итоге из-за этого я привык к одиночеству, я не стремился ни с кем подружиться или завести отношения. И так было пока я… не переехал в Атланту, после чего всё и началось, — сказал я.

Я во время успел себя отдёрнуть и сказать, что я переехал в Атланту, а не то, что я умер.

— Если так подумать, то ты единственный человек, с которым я так много провёл времени, — добавил я.

— Вот как, — произнесла Элизабет. — Я удивлена.

— Чем? — не понимая, спросил я её.

— Тем, что ты такой сильный человек, — сказала она. — Ты боролся за свою жизнь ещё до того, как всё рухнуло, и сражался потом. А я сдалась. Жалкое и слабое зрелище.

— И что, что ты сдалась? Это не делает тебя слабее или хуже меня, — сказал я. — Тебе наоборот пришлось гораздо хуже, чем мне. Ведь ты потеряла самых дорогих людей, но ты продолжила выживать, ты можешь и знаешь много того, чего не знаю я. Для меня ты самый сильный и волевой человек, которого я встречал в жизни.

Элизабет внимательно на меня смотрела, а затем её губ коснулась красивая улыбка.

— Отвернись слегка, — сказала она.

Неужели моё лицо настолько ужасное, что даже после слов поддержки меня просят отвернуться? М-да уж. Ну ладно, так и быть.

Я отвернулся и начал смотреть прямо на дорогу, но краем глаза, я заметил со стороны Элизабет движение.

ЧМОК

Приятное, тёплое, но в тоже время влажное ощущение появилось на моей левой щеке. Я удивлённо повернул голову в сторону Элизабет.

— В знак благодарности, — ответила она на мой немой вопрос и ушла слегка вперёд.

Остальную дорогу до Мэйкона мы проделали молча. Элизабет думала о чем-то, о своём, я же полностью погрузился в свои мысли, стараясь понять, что значит, этот поцелуй. Она тоже что-то испытывает ко мне? Просто благодарность? Или что-то ещё? Да не знаю я!

Вот честно, я же полный ноль в отношениях, я не знаю, как мне быть! О, сатана, помоги мне. Богу не молюсь, поскольку эта скотина в последний раз в меня чуть молнией нешадарахнула, ну точнее, возможно, он. Но пока я не буду убеждён, что это не он, виноватым будет он. Но я отвлёкся. Так, если подумать, трезво, поцелуй — это явно знак симпатии. Ну как минимум. А значит, у меня есть все шансы на успешные отношения. Вот только мне придётся с этим потерпеть ещё немного.

Мы начали уже входить в окрестности Мэйкона и на пути стало опаснее — всё чаще на дороге начали встречаться большие группы ходячих. Мы скрытно и тихо обходили их, старясь не привлекать их внимание, что нам удалось… ну почти.