Краешком глаза я увидел, как рот Клода медленно приоткрывается.
- Дальше, - продолжил я, - у нас получается красивая, чистая на вид изюминка с двумя с половиной гранами снотворного внутри, и позволь сказать тебе еще кое-что. Этого хватит, чтобы свалить с ног среднего мужчину, не то что птицу!
Я выждал десяток секунд, чтобы сказанное мной попало по адресу.
- Кроме того, используя такой способ, мы могли бы действовать масштабно. Захотим - и приготовим двадцать изюминок, а потом, на закате, нам останется только разбросать их на поляне, где их подкармливают, и уйти. Через полчаса таблетки начнут действовать. Когда мы возвращаемся, фазаны уже расселись по деревьям и покачиваются, ощущая некоторую слабость, притом стараются сохранить равновесие. Но скоро каждый фазан, который съел хотя бы одну изюминку, обязательно свалится без сознания на землю. Дорогой ты мой, да они будут падать с деревьев, как яблоки, и мы будем ходить и собирать их!
Клод в восхищении смотрел на меня.
- О господи, - неслышно произнес он.
- И нас ни за что не поймают. Мы просто пройдем по лесу, разбрасывая по дороге изюминки, и даже если бы за нами наблюдали, все равно ничего бы не заметили.
- Гордон, - сказал он, кладя руку мне на колено и глядя на меня большими и сверкающими, точно звезды, глазами. - Если эта штука сработает, она произведет настоящую революцию в браконьерстве.
- Рад слышать.
- Сколько у тебя осталось таблеток? - спросил он.
- Сорок девять. В пузырьке было пятьдесят, я съел только одну.
- Сорока девяти мало. Нам нужно не меньше двухсот.
- Ты с ума сошел! - вскричал я.
Он медленно отошел и встал у двери спиной ко мне, уставившись в небо.
- Двести - крайний минимум, - тихо произнес он. - Особого смысла нет все это затевать, пока у нас не будет двухсот штук.
"Что же он, черт побери, замыслил?" - подумал я.
- До открытия сезона для нас это последняя возможность, - сказал Клод.
- Больше никак не могу достать.
- Ты ведь не хочешь, чтобы мы вернулись с пустыми руками?
- Но зачем так много?
Клод повернул голову и посмотрел на меня невинными глазами.
- А почему бы и нет? - мягко произнес он. - У тебя что, есть какие-то возражения?
О боже, неожиданно подумал я, да этот сумасшедший вздумал испортить мистеру Виктору Хейзелу церемонию открытия охотничьего сезона.
- Достаешь две сотни таблеток, - сказал он, - и тогда мы этим займемся.
- Не могу.
- Но попробовать-то ты можешь?
По случаю открытия охотничьего сезона мистер Хейзел принимал гостей каждый год первого октября, что было великим событием. Немощные джентльмены в твидовых костюмах - некоторые с титулами, а некоторые просто богатые съезжались отовсюду на автомобилях со своими носильщиками ружей, собаками и женами, и целый день в долине звучали раскаты ружейных залпов. Фазанов там всегда было предостаточно, поскольку каждое лето леса методично заселялись сотнями дюжин молодых птиц, что влетало в копеечку. Я слышал, будто разведение и содержание каждого фазана, до того как его застрелят, обходится дороже пяти фунтов (приблизительно цена двухсот буханок хлеба). Но мистер Хейзел с затратами не считался. Пусть и на несколько часов, но он становился большим человеком в маленьком мире, и даже глава судебной власти графства, прощаясь с ним, похлопывал его по спине и пытался вспомнить, как его зовут.
- А что, если мы уменьшим дозу? - спросил Клод. - Почему бы нам не разделить содержимое одной капсулы на четыре изюминки?
- Думаю, можно, если ты этого хочешь.
- Но достаточно ли птице четверти капсулы?
Можно только восхищаться его хладнокровием. Даже на одного фазана опасно охотиться в этом лесу в такое время года, а он собрался наловить целую кучу.
- Четверти вполне достаточно, - сказал я.
- Ты уверен?
- Сам подумай. Рассчитывать нужно по отношению к массе тела. Это все равно в двадцать раз больше, чем необходимо.
- Тогда уменьшим дозу на четверть, - сказал он, потирая руки, и помолчал, подсчитывая в уме. - Нам нужно сто девяносто шесть изюмин!
- Ты понимаешь, о чем говоришь? - сказал я. - Да у нас на одну подготовку уйдет несколько часов.
- Ну и что! - вскричал Клод. - Тогда пойдем завтра. Изюминки оставим на ночь, чтобы они вымокали, и у нас будет все утро и весь день, чтобы приготовить их.
Именно так мы и поступили.
И вот, сутки спустя, мы были в пути. Мы шли не останавливаясь минут сорок и уже приближались к тому месту, где тропинка сворачивает вправо и тянется по гребню холма к лесу, где живут фазаны. Оставалось пройти что-то около мили.
- Надеюсь, у сторожей случайно нет ружей? - спросил я.
- Ружья есть у всех сторожей, - сказал Клод.
Этого-то я и боялся.
- В основном против хищников.
- Ну вот!
- Конечно, нет никакой гарантии, что они не пальнут и в браконьера.
- Ты шутишь.
- Совсем нет. Но они стреляют только в спину. Тому, кто убегает. Они любят стрелять мелкой дробью по ногам ярдов с пятидесяти.
- Они не имеют права! - вскричал я. - Это уголовное преступление!
- Как и браконьерство, - сказал Клод.
Какое-то время мы шли молча. Солнце висело справа от нас ниже высокой изгороди, и тропинка была в тени.
- Можешь считать, тебе повезло, - продолжал он. - Тридцать лет назад стреляли без предупреждения.
- Ты в это веришь?
- Я знаю, - сказал он. - Сколько было таких ночей, когда я мальцом заходил, бывало, на кухню и видел моего папу. Лежит он лицом вниз на столе, а мама стоит над ним и выковыривает ножом для чистки картофеля картечь из его ягодиц.
- Хватит, - сказал я. - Мне от этого не по себе.
- Так ты мне веришь?
- Да, верю.
- К старости он был весь покрыт мелкими белыми шрамами, будто весь усыпан снегом.
- Да-да, - сказал я. - Не надо напоминать.
- Тогда говорили: "задница браконьера", - сказал Клод. - Во всей деревне не было ни одного мужчины без таких примет. Но мой папа был чемпионом.
- Ему повезло, - сказал я.
- Как бы я хотел, чтобы он был сейчас здесь, черт возьми, - мечтательно проговорил Клод. - Он бы все на свете отдал, чтобы пойти с нами сегодня...
- Он мог бы пойти вместо меня, - сказал я. - Я бы с радостью уступил ему свое место.