С падением Испанской Республики в начале 1939 года к французской границе стягивались отступающие войска и беженцы. Они были размещены в концлагеря во Франции, где выяснялась их гражданская принадлежность. Воинов-интернационалистов ничего кроме тюрьмы на родине не ждало. Части заключённым удавалось бежать и нелегально возвращаться в свои страны. Много латвийцев находилось в концлагере в Гуре. Латвия лишила их гражданства, а латыши не проявляли желания сидеть в латвийской тюрьме. Выяснение личностей и переписка с государственными институтами занимали почти два года. Окончательно судьба латвийцев решилась только после установления Советской власти в Латвии в июне 1940 года. После присоединения Латвии к СССР латвийские граждане были признаны гражданами СССР и депортированы в СССР. В Латвию первые «испанцы» прибыли в мае 1941 года. Поезд из Москвы торжественно встречали на Центральном вокзале Риги. Среди известных латвийцев-«испанцев» – Я.Палкавниек, братья Цинисы, Э.Упеслея, Жан Фолманис (Грива), А.Липкин, А.Спалан, Ю.Климкан, Л.Клейнман, Б.Кур, брат и сёстры Рудины, Р.Лейбович, В.Озолс. Десятки латвийцев остались похоронены в Испании.
Бескровная революция в Латвии июня 1940 года позволила латышской буржуазии и националистам сгруппироваться, сберечь силы и отойти в сторону. Никаких репрессий первоначально не следовало – государственный аппарат был сменён без существенного сопротивления и вооружённых выступлений. С осени 1940 года националисты, бывшие айзсарги, бывшие корпоранты (члены студенческих корпораций), бывшие полицейские и армейские чины начали объединяться в разнообразные подпольные группы. Все группы имели связи с немецкой разведкой и по её плану должны были накапливать оружие, разведданные для последующей диверсионной поддержки при наступлении немецкой армии и воздерживаться от открытых выступлений. В свою очередь революционные рабочие спрашивали с власти: «почему классовые враги на свободе, несмотря на обилие прошлых грехов перед трудящимися Латвии?».
Репрессивная советская система работала преимущественно по открытым контрреволюционным выступлениям и шпионажу, которых было не так много. Буржуазию и их прислужников без причин не трогали. Это, в своём роде, следующий феномен, который можно обозначить так: КПЛ разъяснял, что если классовый враг отказывается от борьбы, то репрессировать его нет необходимости, а немецкая разведка сдерживала латвийскую агентуру от открытого выступления, сберегая силы. Накапливая сведения и силы две эти тенденции хронологически двигались к началу войны – июню 1941 года. Упреждающий удар по прослойке возможных коллаборантов нанесли НКВД и НКГБ СССР. В июне начались депортации подрывного элементы из приграничных советских республик. 14 июня были депортированы 15424 человека из Латвии и направлены в Красноярский край и Новосибирскую область. Относительно населения ЛССР количество депортированных составляло 0,74 % от всех жителей. По национальному составу больше всего депортации затронули латышей – 80 %, следующая по численности национальная группа – евреи, составляла 12 %. В современных исследованиях справедливо указывается на классовость подхода в депортациях, но не указывается классовая структура. По данным справки НКГБ СССР были учтены 15000 человек, из которых: 3800 – участники контрреволюционных партий и националистических организаций; 2380 – уголовники (в т. ч. 200 проституток); 919 – чиновники и капиталисты; 585 – жандармы, полицейские, тюремщики; 316 – бывшие офицеры русской армии и белогвардейцы; 6600 – члены семей; 250 – члены семей осуждённых к ВМН и скрывающихся контрреволюционных элементов; 150 – репатрианты из Германии и нерепатриировавшиеся немцы.
Репрессии не смогли вычистить националистическое подполье в Латвии, но в документах немецкой разведки СД указывалось, что депортации нанесли существенный урон подполью. Можно предположить, что действия Советской власти за неделю до начала военных действий нарушили шпионские связи и координацию действий подполья, что сыграло положительную роль в первые дни войны.
Оставим ненадолго события в Латвии и посмотрим, чем отметились латыши в СССР. Число латышей в СССР по переписи 1926 года составляла 150 тысяч, 1939 года – около 115 тысяч. Большая часть латышей и латвийцев связали себя с партийной, военной и хозяйственной деятельностью в СССР. Вчерашние красные командиры, чекисты, члены местных Советов активно участвовали в построении социализма.
Наивысших хозяйственных высот достигли Ян Рудзутак и Валерий Межлаук – заместители председателя Совета Народных Комиссаров (СНК) и Совета Труда и Обороны (СТО) СССР в конце 1920-х – начале 1930-х годов. Затем Межлаук стал председателем Госплана СССР, Ивар Смилга был заместителем председателя Госплана СССР. Артур Кактынь работал в Советах Народного Хозяйства (СНХ) разных районов и республик, участвовал в дискуссии вокруг создания Госплана в 1920 году, в 30-е занимал пост зампредседателя СНК Таджикской ССР, а Дав Розит был председателем Госплана Средней Азии пока не был направлен на индустриальные стройки Узбекистана. Зампредседателями СНК и наркомами были также Август Балтин, Август Калнин и Адольф Редерс в Белорусской ССР. Очень много можно встретить в биографиях должностей в Контрольных комиссиях и Рабоче-Крестьянской Инспекции.
Внесли свой вклад латвийцы в формирование юридической науки и практики СССР. Под руководством Петра Стучки закладывались основы советского правосудия, он был одним из авторов декрета о суде № 1, автором «Руководства для устройства революционных трибуналов». С марта 1918 года назначен наркомом юстиции РСФСР, с 1923 года председатель Верховного суда РСФСР, один из основателей и директор Института советского права, главный редактор 1-й советской «Энциклопедии государства и права». Немногие знают, что латвийцем был Василий Ульрих – с 1921 года председатель Военной коллегии Верховного суда РСФСР и СССР, заместитель председателя Верховного суда СССР. Эмилия Вейнберг с середины 20-х на советской работе в Туркмении, работу по освобождению женщин Востока вела на собственном примере – в 1928 году стала первой женщиной-судьёй в республике. Также стоит отметить Николая Круминя – члена Верховного суда СССР, Эрнеста Удриса – члена Верховного суда РСФСР и председателя Верховного суда Узбекской ССР, Яна Яновича Кронберга – зампредседателя Верховного суда РСФСР, Юрия Межина – председателя Транспортной коллегии Верховного суда СССР, Альфреда Сталгевича, отдавшего много лет академическим правовым дисциплинам, преподавателя Высшей школы милиции МВД СССР.
Из выдающихся людей «мирных» профессий стоит отметить Паула Дауге, выдающегося стоматолога, профессора, хорошо известного за рубежами СССР. Дауге стал фактически основателем советской стоматологии. В 1931 году по его проекту Наркомздрав РСФСР издал циркуляр № 25 «Об обязательной санации полости рта детей школьного возраста», так что именно ему мы обязаны появлению зубоврачебных кабинетов в учебных заведениях и обязательному осмотру и контролю за состоянием зубов с самого детства. Большой вклад в новую медицинскую науку о профессиональных болезнях внёс Эдуард Шурпе. Сначала возглавил Институт труда и профзаболеваний, затем Центральный НИИ санитарии и гигиены детей и подростков, автор множества научных работ. Не забудем целую плеяду латышских «энциклопедистов», входивших в редакции Малой и Большой Советских энциклопедий, Философской энциклопедии: Карла Ансона, Яна Стэна, Гаральда Крумина, Александра Спундэ, Йосела Хамбурга. Директором Центрального военно-исторического архива Красной Армии работал Михаил Юрцен, а директором Музея Революции в Ленинграде – Эрнест Эйзеншмидт. Затрагивая область искусств, нельзя не отметить двух художников – Густава Клуциса и Яна Бирзгала. Клуцис известен даже в мире как один из родоначальников новой революционной эстетики в искусстве, участвовал в оформлении съезда Советов, конгресса Коминтерна, праздничной Москвы и павильона СССР на Всемирной выставке в Париже. Бирзгал же, являлся более традиционным художником-соцреалистом, но он внёс большой вклад в сохранение и преумножение художественных ценностей Крыма, являлся директором Симферопольской картинной галереи и после Великой Отечественной войны практически заново восстанавливал крымские музейные фонды. Вернувшись в Латвию в 1949 году он снова стал директором музея.
