Ему действительно стал нравиться новый друг. Он с каждой встречей становится чем-то особенным в жизни Чона. Парня тянет к нему вновь. Не как тогда, до столкновения с реальностью, а с большей нежностью, желанием быть полезным больше, чем друг. Желаем просыпаться с ним каждое утро и носить на руках до кухни и обратно. Но он боится.

Старший замечает резкое проявление нежности в глазах Чона, на что мило улыбается.

Ему нравится этот взгляд. Эта забота и поддержка без намека на жалость. Ему нравится, что младший часто гуляет с ним, носит на руках, когда протез разряжается или культя начинает ныть от долгих тренировок. Нравятся его сильные руки, крепкие ноги. Нравится страсть, с которой выступает младший. Но в особенности ему нравится уважение. Младший не расспрашивает про операцию, не лезет в другие аспекты жизни Пака, с которыми он не готов делиться.

Он любит открывать новые стороны Чона на каждой встрече. Любит наблюдать за его танцами и видеть его развитие как танцора. Нравится сам Чон Чонгук. Но он сомневается, нравится ли ему парень как друг или чуть больше.

— Пошли по домам? — Чонгук встает со скамьи, когда начинают сгущаться сумерки. Он подает Паку корзину и легонько задевает его пальцы своими.

На что Чимин смущенно улыбается, идя в сторону своего дома.

========== 7. Party for sad ==========

Комментарий к 7. Party for sad

BTS - So What

Tate McRae - you broke me first

Летняя ночь не дает Чимину заснуть. Он уже лежал на полу под кондиционером и откидывал все одеяла, но жара не уходила. Парень несколько часов ворочается в полусне. Его окружают мысли о прошлом. То ли сон, то ли видения тревожат нервную систему Пака. В начале он сопротивляется им, но затем встает с кровати и, надев протез, идет до холодильника. В нём ожидает небольшая бутылка холодного соджу. Пару рюмок расслабляют, и Чимин отключается на диване.

Скрытое бессознательное заходит в сон парня и начинает ворошить прошлое.

Перед глазами всплывает воспоминание из больницы.

— Я просто хочу двигаться вперед. Это что, так сложно? — С мольбой в глазах смотрит Чимин на своего лечащего врача. Он едва сдерживает свои эмоции, чтобы не накричать на врача от душащей горло злости.

— Пойми, Чимин, это не так просто. Ты можешь убить себя, своё здоровье. Ты не должен так усердствовать в тренировках.

— Почему? — голос Пака срывается. Спокойное выражение лица исчезает на глазах. — Почему… Я хочу! Я хочу этим заниматься и дальше! — шепчет парень, закрывая своё лицо руками, марая его кровью.

Ладони парня в занозах и царапинах, потому что паркет в студии старый, потрёпанный, как и его сердце. Сейчас он может только смотреть на алую жидкость, вытекающую из мелких ран. И ничего не может сделать с этим.

Он устал от протеза, от постоянных тянущих болей в колене, шее и плечах. Устал от печали на сердце. И под грузом падает прямо на середине репетиции перед концертом.

Совсем этим приходит постоянный подавляющий сокрушительный страх. Он становится другом танцора на всю оставшуюся жизнь. Пак пытается отдалиться от всех близких, чтобы они не пострадали. Что нужно сделать, чтобы перестать чувствовать одиночество? Что нужно, чтобы избавиться от состояния, когда он словно тонет в океане, которому нет конца?

— Тебе стоит уменьшить нагрузки, пока мы создаем для тебя новый тип протеза. Всего четыре месяца… — Намджун умоляюще смотрит на своего пациента.

— По-вашему, четыре месяца это мало? Я не могу просто сидеть! Да я не могу даже этого! Почему они не слушаются меня?! — Чимин сжал кулаки, ударяя ими по своим коленям.

Чимин на грани. Эмоциональное выгорание ломает его каждый день. Он уже несколько месяцев принимает антидепрессанты. От таблеток становится только хуже. Состояние овоща убивает морально ещё сильнее, чем депрессия.

Ноги не хотят слушаться его. Не хотят пускать на лёд. Выступления не светят Паку ближайший год по причине большой загруженности мышц, которые раньше были мало задействованы. На них упала тяжесть тела Пака.

Искренняя и неподдельная ярость видится во взгляде Чимина. Намджун ничего не может с этим сделать. Хоть он и видел тысячу раз, как его пациенты сдаются, но в страсти Пака к жизни никогда не сомневался. Поэтому он просто ожидает, когда его подопечный успокоится.

— Я не могу постоянно танцевать на стуле! Это невозможно! — Парня словно подрывает, и он вскакивает с кушетки.

Резкая боль обрушивается на его ногу, а затем и на сердце.

У Чимина истерика. Он хватается за голову, не зная, почему предательские слезы капают на пол.

Он потерял всё. Абсолютно всё ушло из жизни танцора за несколько секунд столкновения двух машин на магистрали Сеула.

Пак был не готов к этому. Как и каждый из нас. Не был готов потерять всё: свою свободу выбора, свою волю, умение танцевать, кататься на льду.

С парнем осталась только пустота и больше ничего. И каждый день в голове крутится цитата «первая смерть танцора всегда намного больнее».

Когда творец теряет возможность создавать искусство, он теряет самого себя. Из его тела медленно вырывают по кусочкам разрушенную мечту. А без неё Пак — ничто.

— Джун-хён, я так больше не могу, — устало вздыхает Чимин, падая на кушетку без сознания.

Словно через секунду он открывает глаза. Сквозь пелену видит яркий свет ламп больницы.

— О, ты очнулся! — подлетает Хосок.

— Как ты? Что случилось? Говорят, ты упал на репетиции! — Чон никак не может замолчать и обеспокоенно дергается вокруг тела Пака.

— Хён… замолчи, пожалуйста. — А он и забыл, что для экстренных звонков оставил номер друга по студии.

Пак до сих пор боится оставлять номера родителей. Хотя он и знает, что они врачи, что они могут сразу помочь. Но они также были родителями своего мальчика, который лишился половины ноги в молодости.

Перед глазами Чимина всплывают воспоминания с аварии.

— Чимин, мой мальчик. — Его мать сокрушительно рыдает над телом сына, который почти два дня назад чуть не оказался трупом на магистрали.

Пак-старший устало смотрит на жену и держит свою руку на её плече, едва заметно сжимая плечо кончиками пальцев. Перед глазами стоит пелена из слез, а грудь сдавливает огромный невидимый груз.

Чимин поднимает руки к лицу и закрывает глаза. Его плечи опущены, глаза бессмысленно смотрят на забинтованные ладони.

— Хён. Они сказали мне прекратить, — его голос ломается, и последние слова звучат едва слышно.

Хосок ничего не говорит. Он молча подходит, наклоняется к сидящему другу и обнимает его.

— Всё хорошо, — шепчет он в волосы младшего и аккуратно сжимает плечи Пака.

— Нич… — слезы Чимина накрывают его с головой. Слова застревают в горле, и вместо них вылетает сиплый свист, как будто из парня окончательно вынули душу.

— Хорошо! Потому что ты живой! Ты не умер! У тебя есть родители, есть я… В конце концов, есть протез! А он будет ещё лучше… — Хосок не может смотреть на поникшего друга. Он отчаянно держится из последних сил, чтобы не зарыдать вместе с младшим.

Пак поднимает усталый взгляд на Чона, когда тот отстраняется.

— Он правда будет! И лучше, чем эта жалкая пародия. — Хосок притворяется, что злится на жестянку около кровати и пинает её. Протез со скрипом падает на пол.

У парней расширяются глаза от шока. И в следующую секунду комната заполняется смехом сквозь слезы.

Через пару минут младший успокаивается и спокойно улыбается Хосоку.

Он верит своему другу, что эта нога вернется к нему, но в улучшенном виде.

Проходит пару часов. Парень просыпается в пустой квартире от шума старого кондиционера. Он вновь, проклиная всех на свете, допивает соджу до конца.

Если бы его близкие знали, как парень иногда перебарщивает с алкоголем, они бы сказали, что он алкоголик, и сдали психиатру. Но ирония в том, что Пак уже ходит к нему. Раньше, сидя на антидепрессантах, парень часто заглядывал туда. И к психологу в том числе. После устранения частых панических приступов стал ходить к психиатру раз в полгода.