Горькое мое уединение, Сердце, что томится и болит. И судьба, что часто под сомнением, Нить души презреньем раскалит.
Только смотрит зло и иронически Тень моя, что постоянно тут, Среди всех банальных и трагических, Обреченных умереть минут.
* * * От ужаса становишься богаче, И от тоски становишься спокойней: Душа, что ничего уже не значит, Идет себе в безумии на бойню.
Струится скука строчкой ироничной. Ты вышел за пределы ожиданий. И жизнь нечеловечески-логична Все смотрит на тебя из темных зданий.
И ты не успеваешь удивиться, Лишь можешь усмехнуться зло, небрежно. А над тобою продолжает виться Беда, что откровенно неизбежна.
Но с этой жизни нынче взятки гладки, В эпоху самодурства и безвластья... А ты играешь с ужасами в прятки, Ты коллекционируешь несчастья.
* * * Откуда нас с тобою извлекли И бросили куда - нам непонятно. Мы плаваем в задумчивой пыли, Беседуя о чем-то так невнятно.
И времена таинственно идут, Тебе и мне опять бросают вызов. И тени нас по закоулкам ждут, Они полны трагических сюрпризов.
И ты один, и я всегда один... Пронзая толщу дней рапирой взгляда Мы выявляем темный мир глубин, И нестерпимо яркий свет распада!
* * * Пару строк задумчивых черкни Вот она слепая благодать. Нас коснулись проклятые дни, Заставляя неизбежность ждать.
Самые жестокие слова, Зло опять забавно мастерит. И упрямо ноет голова, И душа в огне судьбы горит.
Ничего не стоит угадать, Как твоя зовется нынче смерть. Падает проклятьем благодать, Да на искореженную твердь.
* * * Пленник мирового шума, Пленник мирового гама, Ты опять глядишь угрюмо: Развернулась панорама Торжествующего хама.
Пошлость вновь сменила платья, Превратившись в вопли скуки, В искаженные понятья, В сумасшедшие науки, И в бессмысленные муки.
Этот бред - есть тайна жизни? Боже, как все это мелко! Память о дурной отчизне Злых часов стирает стрелка.
И задерганные люди Бродят в сумраке трагично. Жаждут слышать весть о чуде, Но опять живут обычно... Что ж, возмездье - иронично!
Тяжелы и беспокойны, Дни и сны, стихи и проза Так проходят наши войны, Сквозь дурман речей и слезы Снова чудится угроза.
Наше жалкое веселье Станет вмиг большой бедою: Злой, кровавою капелью, Убивающей звездою.
* * * Поверхность неба и земли Легко сливаются в одно. До звезд дойти мы не могли Нас просто нет уже давно.
Пройдя почти что полпути Ты ощутил, что жизнь - кисель... Ты нервы до конца взвинти: Крути безумья карусель.
Невыразимая тоска, Неназываемая боль. Теней касается рука. Ты тоже тенью быть изволь.
Беда становится тобой, Ты воплощаешься в строке, И дискутируешь с судьбой На непонятном языке.
Для боли больше нет преград, Удел надменен и суров: Шагай в сияющий распад Сквозь музыку иных миров.
Туда, где виден каждый миг, Пространств, времен лихой изгиб... Где в лабиринтах темных книг Твой дух мятежный не погиб.
* * * Палящее солнце дурных настроений, Обычного ужаса яркие краски. Среди неуклюжих, громадных строений, Ненужной души обретаются сказки.
Дыханье полынью наполнено, тяжко... Дурманят степные, тягучие травы. И в пыльном пространстве, вся жизнь как натяжка: Есть в музыке вечности поиск отравы.
И в радости, в горе - есть отзвук кошмара. И мечется время - все в мире ломая... Как много жестокого, адского жара: Ты плавишься в нем, давней скуке внимая.
Ты смотришь в бессонные, долгие ночи, Где тени живут, и не помнят о боли... А жизнь все скрипит, и признаться не хочет, В нелепости ей предназначенной роли.
* * * Прочти нелепые слова Что снова стынут на листе, И тихо ноет голова В почти что вечной пустоте. Петля отчаянья прочна, И как с тоской ни говори, Жизнь утомительно-скучна, Во тьме и в проблесках зари. Всего лишь несколько шагов По неизбежности пройди... И, заглянув за грань веков, Свою судьбу освободи.
* * * Разнообразие скучного мира: Мелкие люди, огромные вещи, Так и становится душной квартира, В клетке горящее сердце трепещет.
Плавятся мысли, стираются грани Между отчаяньем, сном позабытым, Тихими сказками воспоминаний И отвратительно-тягостным бытом.
Все перемешано, поиск напрасен: Неотделимо от радости горе. Лик бесконечности странно-прекрасен. Гасит желания вечности море.
Надо найти только "точку опоры", Чтоб изменить подсознанья картины. Чтоб освещали надменные взоры, Падая в бездны, ночные глубины.
* * * Распад поэтичен до боли, Мир в хаос, похоже, влюблен, И верен навязанной роли, И в бездны начал устремлен. Как вестники странных галактик, Кружат неспокойные сны. Колдует стратег или тактик Над бредом ночной тишины, Над бредом чуть слышного вздоха, Пометив пространство крестом... Вот-вот и свернется эпоха Опавшим осенним листом.
* * * С серебристой тоскою и денно, и нощно, Я куда-то давно обреченно плыву. Имена бормочу, и мелодией мощной Восторгаюсь... И только затем и живу,
Чтобы видеть Вселенной запретные грани И сжимать до предела свои времена. И беседовать с тенью из воспоминаний, Все о том, как погибла родная страна.
Чтобы верить в отчаянье просто и строго, Осязая, как слезы прекрасны, горды... Чтобы снова идти по обманным дорогам, Заметая свои роковые следы.
* * * С тоскою головокружительной Сдружиться, может навсегда. Глядит беда обворожительно Сквозь утомленные года.
Летит судьба во тьме сверкающе, Похожая на метеор, Тревожа болью проникающей Холодный, отстрешенный взор.
И к миру больше нет презрения, Когда, скитаясь там и тут, Находишь смысла измерения, Меж обессмысленных минут.
Мелькают мелкие желания, Хотя они давно не в счет. И жизнь твоя в воспоминания Сомнабулически течет.
* * * Святая боль на кончике пера, Небытия сверкающий бокал. И жизни тошнотворной мишура, И времени безжалостный оскал.
Не пересечься с тихою весной, В шкатулке сердца злые чудеса. И ищет взгляд романтики иной: Влечет потусторонняя краса!
И жгут неосторожные огни, Космические странствия зовут, И звезды, что душе твоей сродни, Летят сквозь тьму задумчивых минут.
Ты веришь в обреченные слова, Что в сумраке торжественно звенят. В них вечного осколки волшебства: Надежды и забвенья терпкий яд.
* * * Сказки Вселенной и дно преисподней Космоса черного дивные сны. Дышится ночью спокойней, свободней В жилах холодная кровь тишины.
