– Следующий на очереди у вас Кислицын, я правильно понимаю?

– На очереди у меня?

– А я сказал у вас? – как будто удивился Волынцов.

– Вы озвучили свои мысли, – кивнул Трофим. – И начали с меня.

– А с кого надо было начать?

– С очереди. Кто-то же поставил нас в очередь, о которой вы говорили.

– Говорил. И знаю… Вы в очереди четвертый.

– То есть я создал эту очередь?

– Ваш друг почему-то в этом уверен.

– Значит, он уже не мой друг.

– Да, но умереть он должен как ваш друг. Четыре друга, один в земле, другой в морге, уже известно, кто следующий на очереди.

– Кислицын следующий на очереди. Но вовсе не потому, что он увел у меня жену. Если бы я хотел ему отомстить, я бы с него и начал.

– Тогда бы вы возглавили список подозреваемых.

– Замечательно! Я такой хитрый, я такой коварный… я такой изобретательный, наконец! А Илью Муратова убил так топорно. И в крови испачкался, и к Славе вышел, вместо того чтобы спрятаться…

– Даже самые хитроумные планы рассыпаются из-за незначительных мелочей.

– Значит, орудие убийства я спрятать догадался, а спрятаться сам – нет?

– Ну спрятались бы вы, а дальше? Нашли бы труп, нашли бы и вас.

– Да, но орудие убийства вы не нашли!

– Орудие убийства небольших размеров…

– Орудие убийство исчезло вместе с убийцей, а он ушел какой-то тайной тропой. А я двинулся к воротам, потому что мне скрывать нечего!..

– А очередь?.. Кто создал очередь, в которой погибли уже двое?

– Не знаю.

– Кто отравил Евсюкова? Если его, конечно, отравили, – на всякий случай уточнил следователь.

– Не знаю.

– Кто убил Муратова?

– Не знаю. Но его убил тот же человек, который убил и Евсюкова.

– И создал очередь, – добавил Волынцов.

– То есть я?

– Мне понятен ваш сарказм, Трофим Игоревич. Слишком уж все это неправдоподобно, и очередь, и отравление Евсюкова. Тем более что я звонил в Москву, экспертиза не подтвердила наличие в крови отравляющих веществ. И серьезного мотива, убивать Муратова у вас не было, но факты – вещь упрямая. Они свидетельствуют против вас.

– Я могу объяснить кровь на своей одежде! Я пытался нащупать пульс у Ильи, я склонился над ним… А орудие убийства? Вы нашли орудие убийства? Если я его спрятал неподалеку от тела Муратова, вы не могли его не найти.

– Вы могли его очень хорошо спрятать.

– А собаки? У вас есть кинологическая служба, вы должны были привлечь к делу собак.

– Не переживайте, мы обязательно справимся с этой задачей.

– Может, и найдете… – пожал плечами Трофим. Возможно, убийца вернется на место, чтобы подставить его, и подбросит стилет. – Но моих пальчиков на нем не будет! И не надейтесь!

– Вы их стерли? – спросил Волынцов.

Трофим понял, что взывать к здравому смыслу следователя бесполезно.

– Этот вопрос вы зададите моему адвокату. Он будет завтра утром.

– Вы так договорились?

– Да, мы так договорились, – кивнул Трофим.

Он не врал и действительно звонил знакомому юристу, тот обещал помощь, но не сегодня, а завтра, если вдруг сохранится такая необходимость.

– Значит, вы знали, что до завтра вас не выпустят?

– Как раз напротив, я думал, что до завтра меня выпустят. Иначе бы адвокат был уже сегодня.

– Ну что ж, будем работать с адвокатами, нам не привыкать.

Трофим опустил голову, испытывая безысходность. Чутье подсказывало, что не сегодня завтра в деле появится орудие убийства, и тогда ему точно не отвертеться. Сначала его уволят с работы, затем осудят на долгий срок, на отбывание которого настраиваться нужно уже сейчас. Несколько дней его продержат здесь, а затем отправят в следственный изолятор, вот тогда и начнется настоящий ад для него.

– На сегодня все, – закрывая папку, сказал Волынцов. – Но в заключение один вопрос.

– В заключение? – мрачно усмехнулся Трофим. Именно туда его сейчас и отправляли.

– В заключение… Трофим Игоревич, откуда вы узнали про местное поверье?

– О каком поверье?

– О кладбищенском призраке.

– О Гоголе Николае Васильевиче?.. – совсем невесело сострил Трофим. – Откуда я мог о нем знать?

– Друг ваш покойный Дмитрий Евсюков мог сказать.

– А Кислицыну он на этот счет что-нибудь говорил?

– Не знаю.

– Мне Дима точно ничего не говорил. И не знал я ничего, пока бабки кладбищенские не сказали. Это уже потом, после того как Муратова убили…

– Значит, не знали?

– Но видел! Своими глазами.

– Значит, все-таки знали.

– Призраки порождают не только призраков. Они порождают маньяков. Может, у вас тут кто-то решил стать призраком и убивать по-настоящему.

– Это так же смешно, как ваша очередь за смертью, – поднимаясь со своего места, сказал Волынцов.

– Но ведь очередь существует. Нам звонили…

Следователь зевнул в кулак, устало глядя на Трофима, и с кислым видом покачал головой.

– Завтра, все завтра.

Трофима забрали из одной камеры, а доставили в другую, более основательную и за сплошной железной дверью. Лежаки здесь были с жесткими, латаными-перелатаными настилами из кожзама, и отхожее место с унитазом. Жарко, душно, от сортира нещадно воняло, зато в камере ни одной живой души, ночь Трофим провел исключительно наедине со своими, увы, безрадостными мыслями.

Утром его снова вызвали на допрос к Волынцову.

– Адвокат еще не подъехал, – буркнул Трофим.

Тяжелая голова, жара и урчащий с ужина живот не давали ему покоя всю ночь, заснул он только под утро. И сейчас в камере более-менее прохладно – можно спать, не изнывая от духоты. Лучше в ней находиться, чем в кабинете у следователя.

– Ваш адвокат сбежал, – усмехнулся Волынцов. Сегодня он выглядел намного лучше, чем вчера. И свеж, и бодр, но не весел.

– Это вы о чем? – настороженно глянул на него Трофим.

– Напал вчера ночью на случайного прохожего, который мимо кладбища проходил.

– Кто напал? Кто проходил?

– Случайный прохожий проходил, а человек в цилиндре напал. Четыре легких ножевых ранения, три в руку, одно в ногу.

– Человек в цилиндре?

– И в карнавальной маске… – кивнул Волынцов.

– Кровавые у вас тут карнавалы.

– И плащ старинный был, и цилиндр, и трость с клинком.

– Вы знаете, где я в это время находился.

– Призраки порождают маньяков, кажется, это ваши слова.

– Если это маньяк, то по мою душу, – нахмурился Трофим.

В голову вдруг пришла страшная по своей простоте мысль. Дима ничего не говорил о призраке на местном кладбище, но его убийца, видимо, об этом знал и придумал себе костюм, чтобы наблюдать за похоронами Евсюкова, и по возможности пополнить список своих жертв.

– Он ранил случайного человека, – качнул головой Волынцов.

– Всего лишь ранил. А Муратова убил… И Диму он убил. И Славу должен убить… А как он убьет меня, если я буду в тюрьме?

– Хотите сказать, что «карнавальный» маньяк хочет освободить вас из-под стражи?

– А разве он меня не освободил?

– Да вот думаю… – Следователь с силой сжал пальцами свой подбородок, выражая крайнюю степень озадаченности.

– Кто еще мог напасть на прохожего, если не вчерашний убийца?

– А если это кто-то из ваших друзей устроил этот маскарад?

Трофим думал недолго.

– Вы говорите, была трость с клинком. Клинок вынимали из трости?

Волынцов ничего не сказал, но кивнул и жестом показал, как убийца обнажает свой клинок.

– Ладно, крылатка и цилиндр, такой реквизит есть в каждом уважающем себя театре, а шпага, замаскированная под трость? Где мой друг мог раздобыть такую вещь?

– Возможно, он знал, куда вы спрятали эту вещь, – парировал Волынцев.

– Но вы же сами в это не верите! – не сдавался Трофим. – И сами сказали, что карнавальная маска – это мой адвокат!

– Сказал. В переносном смысле. И этот ваш адвокат сбежал.

– Он-то сбежал, а потерпевший остался.

– Его жизни ничего не угрожает, раны легкие, поверхностные. Тут или кто-то из ваших друзей постарался, или кто-то из ваших врагов…