Тем, что Ольга была выдающаяся красавица, достоинства её не ограничивались. Кроме красоты, природа и родители одарили её пытливым и цепким умом. В свои молодые годы она была уже «остепенена» в модной экономической науке и преподавала макроэкономику в Университете. Студенты её обожали – девицы смотрели ей в рот, а парни теряли дар речи, глядя на неё преданными щенячьими глазами.

Ольгин муж возглавлял крупную успешную фирму, вдосталь снабжая деньгами свою семью – жену, себя и их шестилетнюю дочь-принцессу по имени Машенька. Со своими друзьями, такими же успешными, сильными и умными молодыми людьми они часто ездили отдыхать на альпийские горнолыжные курорты: в швейцарские Шато и Давос, французские Брид Ле Бен, Шамони и Куршевель. Машеньку они брали с собой, и, как следствие, она в столь молодом возрасте твёрдо стояла уже на лыжах, уверенно катаясь, под присмотром инструктора, на пологих участках трассы.

На отдыхе Ольга, в совершенстве владевшая французским языком, щебетала с соседями по отелю, заводя полезные знакомства и связи. Тема её кандидатской диссертации тесно была связана с французскими экономистами. Она свободно приводила примеры и цитаты из Мирабо, Пасси, Парье и Пекера, упоминая и достижения в микроэкономике Жана Тироля. Красота и ум русской собеседницы приводили часто встречающихся на курортах маститых научных китов и акул бизнеса в восхищение.

Единственным человеком из Ольгиного окружения, который весьма снисходительно относился к её научным познаниям, был муж Игорь. Русскую экономику он изучал с юных лет в полевых условиях, и Ольгины теории выслушивал с выражением скепсиса на лице.

– Оль, скажи, ты Нассима Талеба «Чёрный лебедь» читала? – выслушав очередные поучения жены, спрашивал он.

– Талеб – профан! – возмущённо отвечала Ольга, – Игорь, я удивлена твоим выбором автора. Он же ставит под сомнение всю экономическую науку!

– И он в чём-то прав, дорогая. «Чёрных лебедей» предсказать невозможно, надо просто быть к ним морально готовыми. Я вообще считаю, что случайности, приводящие к экономическим кризисам, полезны – это как очищение через страдание. Да, в это время народ нищает, кто-то, обанкротившись, выбрасывается из окна, люди теряют кров, работу. Но болезнь вычищает из экономики, как из организма, все шлаки, и та снова начинает слаженно работать. Всё великое совершается через кровь, страдания, голод и смерть. Да и «Чёрные лебеди» бывают, по теории Талеба, иногда хорошими случайностями, правда, я бы их назвал «Белыми лебедями». Вообще, роль случайности в развитии человечества, да и в каждой отдельной человеческой жизни сильно недооценивается. Приводить в пример яблоко, упавшее на голову Ньютону, и ванную, в которой купался Архимед, было бы банально и неправильно – они и без этого рано или поздно сделали бы свои открытия. Но история изобилует случайностями, которые определили последующее развитие: «случайное» открытие Америки Колумбом, шторм, разметавший испанскую непобедимую армаду, геморрой, помешавший Наполеону выиграть битву при Ватерлоо, Титаник, столкнувшийся с айсбергом – примеров сотни. И в экономике многое определяется случайностями.

– Это дилетантская точка зрения! – гневно раздувает прекрасный нос Ольга, на щеках её появляется чудный румянец, делающий её лицо ещё красивее и желаннее, – А как же прогресс?! Наука, в конце концов?! Если б не прогресс, человек до сих пор охотился бы на мамонтов с каменным топором. Этого хочет твой Талеб?

– Любимая, я только хотел сказать, что теория и практика далеки друг от друга, известно ведь: «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет!» Не обижайся, но я уверен, что если бы я доверил свою фирму хоть на пару месяцев под управление одному прекрасному кандидату экономических наук, от неё (от фирмы) остались бы рожки, да ножки.

Грозила разразиться буря, но она была предотвращена долгим поцелуем мужа в прекрасные уста жены.

Ольга не понимала людей несчастных, жалующихся на жизнь и на постоянные обиды, которые та им наносит. Ей казалось, что каждое утро открывает перед человеком тысячи возможностей, из которых надо только выбрать. Правда, выбирать надо было быстро, чтобы не растерять драгоценное время. Её ясный мозг видел эти возможности и реализовывал их.

Ольга прекрасно осознавала, что её жизнь насыщена благами подобно тому, как ваза на натюрморте, изображающем изобилие, полна фруктами. Однако иногда её посещало некое смутное томление, какое-то странное ощущение, что может и не совсем полна ваза то, может быть и не хватает в ней некоего заморского фрукта. Недаром ведь было кокетство с французом в Куршевеле – эти двусмысленные взгляды и улыбки в его адрес, которые не переросли в «нечто» только благодаря присутствию мужа. У француза было благородно-рыцарское имя Бриан, фамилия Де Риз вообще намекала на баронские корни. Он неоднократно приглашал супружескую чету из России на путешествия по живописным окрестностям, с ночёвкой в альпийской деревушке, но Игорь вежливо отказывал, интуитивно чувствуя подвох (чуткая интуиция бывает не только у женщин). Ольга задумывалась, любит ли она мужа, и после недолгих размышлений приходила к выводу, что да – любит. Но неясное томление не покидало её.

Однако же, томление – томлением, а жизнь шла своим чередом: муж ковал деньги при помощи своего бизнеса, дочь росла, радуя родителей своей смышлёностью, детской красотой и непосредственностью, а Ольга преподавала любимую свою макроэкономику преданным своим студентам.

В университет Ольга шла с радостью, с тем самым чувством тысячи возможностей. В этот день, правда, её настрой был несколько приземлён пресловутым, всеми фибрами её души ненавидимым, небольшим «Чёрным лебедем»: когда она поднималась по лестнице, на неё сверху полилась грязно-серая вода. Она успела отскочить, но её любимая юбка, купленная в Швейцарии, была безнадёжно испорчена. Ольга подняла гневный взгляд наверх – на неё с сожалением уставились базедовы глаза уборщицы Дуняши.

– Ольга Олеговна! Простите, бога ради! – дрожащим голосом произнесла Дуняша.

Увидев Дуняшу, Ольга обмякла – несмотря на свои убеждения о необходимости наличия активной жизненной позиции у каждого человека, она испытывала неподдельное сострадание к этой несчастной женщине. Пробормотав: «не стоит беспокоиться, Дуняша», – красавица, потупив глаза, как будто это она была виновата в пролитой воде, и, прикрыв грязно-серое пятно на юбке папкой с лекциями, проскользнула в аудиторию к своим студентам…

Дуняша плакала. Ей было ужасно жаль испорченной, столь красивой и дорогой, Ольгиной юбки. Наконец, приняв какое-то решение, Дуняша успокоилась, вытерла слёзы, домыла полы и спустилась на первый этаж к своей подруге гардеробщице Зине.

– Зин, дай тысячу рублей до получки, – тихо попросила подругу Дуняша.

– Тебе куда такие деньги то? – удивилась Зина.

– Надо. Я верну.

Зине жалко было расставаться с деньгами – до получки ещё далеко, придется ужаться. Вздохнув, она с трагическим видом протянула подруге деньги. Дуняша аккуратно свернула денежку, положила в карман и пошла к выходу.

Выйдя из университета, она направилась в сверкающий огнями магазин с загадочным названием «Бутик». Переступив порог магазина, Дуняша зажмурилась от света, отражавшегося от зеркальных стен и потолков. Играла приятная музыка и пахло фиалками. Женщины-продавщицы с нескрываемой брезгливостью посмотрели на вошедшую посетительницу, и, несмотря на то, что в магазине не было больше ни души, проигнорировали Дуняшу. Та подошла к полке с юбками. Одна юбка была чудесна. Дуняша поднесла к глазам ценник. От количества цифр у неё слегка закружилась голова. Она положила на место юбку и, опустив голову, быстрым шагом вышла из магазина. Продавщицы проводили её презрительными взглядами, криво усмехаясь.

Дуняша решила поехать на рынок. Возвращалась с него она успокоенная и даже довольная – юбка была куплена, нисколько не хуже, чем та в магазине, и от Зининых денег ещё оставалось триста рублей. Дуняша решила купить на них тортик и вечером зазвать Зину к себе на чай. Они с Зиной жили в университетском общежитии в соседних комнатах. Недавно прошёл неприятный слух, что работников будут выселять из общежития, освобождая комнаты для студентов, но количество студентов не увеличивалось, и работников пока не трогали. Был ещё один страшный слух, что скоро сократят всех уборщиц, а убираться за них будет какой-то непонятный «аутсорсин». Кто был этот ужасный многоголовый «аутсорсин», Дуняша боялась думать.