– Нет. Мне здесь нравится. Может, посмотрим рождественскую пирамиду? У продавца игрушек была такая на прилавке. Но без свечек.
– Отличная идея, – кивнула мама.
Они шли по ярко освещённым дорожкам меж киосков, то и дело посматривая на высившуюся над площадью рождественскую пирамиду. Ханна решила, что у неё – шесть, а то и семь ярусов. Папа прав: всё должно выглядеть так, будто винт наверху запускал зажжённые свечи. Вот только свечи в огромной пирамиде были электрические – большие-пребольшие, выше Ханны!
Когда они очутились перед пирамидой, даже Оливия притихла. Было в этом что-то завораживающее: стоять и наблюдать, как мимо проплывают солдаты в красных мундирах, танцующие феи и человечки на коньках, наряженные в средневековые одежды. Ханне очень понравился верхний ряд, где ангелы, развернувшись к толпе, трубили в длинные трубы. Был тут и ярус с животными, где оказался медведь, похожий на её марионетку. Девочка ласково погладила золотистый пакет и привалилась к маминому плечу.
– Опять снег повалил! – заметила мама. – Может, вернёмся в отель и поужинаем? День у нас получился длинный! Мы ведь рано встали, чтобы успеть на рейс…
– Но как же каток… – забормотала было Оливия, но закончить ей помешал широчайший зевок. – Наверное, и завтра можно сходить…
– Обещаю, – отозвался папа. – Завтра будет просто великолепный день!
Они возвратились в гостиницу и поужинали. Тут-то и сказалась усталость Оливии: девочка была докучливее и бестолковее, чем обычно. Она танцевала, врезалась во что попало и прыгала на кровати Ханны, пока сестра пыталась читать книгу.
– Убирайся! – бормотала Ханна. – Мы вроде спать укладываемся. Ты ведь говорила, что устала!
– А я отдохнула! – распевала Оливия: уже переодевшись в пижаму, девочка всё кружилась и кружилась. – Я – на рождественской пирамиде!
– Хватит! – рявкнула Ханна. – Я иду чистить зубы. А ты ложись!
– Девочки! Вы должны быть в постелях! – крикнула мама из смежной комнаты.
Ханна сердито взглянула на сестрёнку.
– Вот видишь!
Оливия плюхнулась на кровать и показала Ханне язык. Та удалилась в ванную, с силой захлопнув за собой дверь.
В ванной Оливии почти не было слышно. Похоже, она наконец угомонилась. «Может, заснула?» – с надеждой подумала Ханна, тихонько приоткрывая дверь.
Но Оливия не спала. Девочка сидела на кровати старшей сестры, на коленях у неё лежал пакет из лавки с марионетками, и она пускала медвежонка в пляс по покрывалу. Все верёвочки перепутались.
– Ты что делаешь?! – ахнула Ханна, в ужасе уставившись на сестру. – Ты вытащила мою игрушку из пакета? А ну, отдай! Я не разрешала тебе с ней играть!
Она бросилась к марионетке, пытаясь вырвать её из рук Оливии.
– Я просто смотрю! – завопила та, не выпуская фигурку.
– Отдай! – Ханна дёрнула сильнее.
Что-то треснуло, хрустнуло… и у медведя отлетела верхняя лапка.
– Ты её сломала! – прошептала Оливия.
– Мой мишка! – воскликнула Ханна.
Девочка уронила марионетку на скомканное покрывало и смотрела на неё, не веря своим глазам. Такая волшебная, такая особенная!.. Вот и всё… Теперь медвежонок был просто сломанной, треснувшей игрушкой.
– Что стряслось?! – в дверь просунулась папина голова.
Затем отец вошёл в комнату и сурово поглядел на девочек.
– Из-за чего ссора? Вам вообще-то спать полагается!
Ханна вручила ему медвежонка. Девочка была так расстроена, что даже не смогла ничего объяснить. Папа повертел игрушку в руках и вздохнул.
– Уже сломана? Ханна, я поверить не могу! Она у тебя всего пару часов!
Девочка проглотила слёзы, а когда попыталась заговорить, оказалось, что её голос дрожит. Это так несправедливо!
– Оливия вытащила мишку из пакета! Я не разрешала ей с ним играть! Я его даже не распаковала!
– Я только хотела посмотреть, что в нём такого особенного, – пробормотала Оливия. – А ты оторвала ему лапу!
– Потому что ты не отдавала его! – горло перехватили рыдания, Ханна судорожно сглотнула.
Плечи девочки печально поникли. Мишка был безнадёжно испорчен.
– Я могу починить его, когда вернёмся домой, – сказал папа.
В комнату вошла мама, и он продемонстрировал ей обломки.
– Немного клея – и лапа будет на месте. Давай-ка всё снова упакуем. Не переживай, Ханна, мы сможем это исправить.
Отец аккуратно завернул в салфетку то, что осталось от медведя, и положил в золотистый пакет.
– Он будет уже не тот, – прошептала Ханна.
От огорчения она даже забыла поблагодарить папу. Девочка крепко сжала пакет. Слёзы по-прежнему текли из глаз и никак не желали останавливаться.
– Это из-за Оливии! Она всегда всё портит!
– Живо по кроватям, обе! – сердито распорядилась мама. – И чтобы больше ни звука!
Ханна положила пакет на прикроватный столик, под лампу, и забралась в постель. Девочка откатилась к стене и повернулась к ней лицом, безутешно шмыгая носом. Почему она не попросила родителей вмешаться и велеть Оливии отдать мишку? Эх, если бы она не схватила его и не дёрнула…
«Во всём виновата Оливия. Не я», – с тоской думала Ханна.
– Прости меня, Ханна, – прошептала в темноте Оливия.
Но девочка ничего не ответила.
Ханна проснулась среди ночи – всё ещё сердитая. В горле застрял какой-то комок – чистая ярость! – а глаза распухли от слёз. Было холодно – куда холоднее, чем в тот момент, когда она ложилась спать. Девочка потянулась за одеялом – надо в него завернуться! – но никак не могла нащупать его край. Может, оно свалилось с кровати? Ханна села и принялась шарить вокруг себя в поисках одеяла или пледа. Но под руки попадалось что-то жёсткое, шершавое, колючее: что-то вроде соломы. В животе противно засосало. Где она? В номере гостиницы?
«Не могла же я оттуда выбраться, – заволновалась девочка. – Я бы и дверь не отперла…»
Вообще-то был случай, когда она гостила у бабушки с дедушкой, ходила во сне и даже отперла дверь дома.
«Я-то думала, что больше так не делаю. Сто лет во сне не ходила. Ох, да где же я, наконец?»
Потыкав в колючий покров, Ханна обнаружила под ним твёрдый пол. Это явно не ковролин, который был в гостиничном номере! Она очутилась в каком-то другом месте, где ужасно темно. Девочка не могла ничего разглядеть: лишь неясные очертания. И пахло здесь совсем не так, как в отеле. Вонь стояла ужасная – прямо как в тот день, когда они проезжали мимо лужаек, где гуляли свиньи. Как же холодно! Ханна обхватила себя руками и поёжилась. Пальцы сжали рукав… и у неё перехватило дыхание.
Ханна ложилась спать в особой рождественской пижаме, которую мама купила специально для поездки: красной в белых снежинках, из толстого и мягкого флиса. Но сейчас на ней – что-то другое. Рукава – жёсткие, из грубого материала, а вместо пижамных штанов – длинная широкая юбка. Ханна чувствовала, как ткань окутала щиколотки. Девочка была уверена в одном: в её гардеробе ничего подобного нет.
Ханна дотянулась до ступней и ощупала их. Спать она отправлялась босиком, но сейчас на ней были башмаки странной формы, в каких-то буграх и с пряжками, наверное кожаные. Глаза девочки понемногу привыкали в темноте или просто светало? Ей казалось, что она проснулась среди ночи, но, возможно, уже близится рассвет? Девочка оглядела странную обувь, тяжёлую шерстяную юбку, то, что надето сверху… Пуговицы – вот что Ханна заметила в первую очередь. На ней – приталенный жакет на пуговицах.
