Литмир - Электронная Библиотека

Никто Руслану эту замуж брать не хотел. Но приданое дали знатное, да и семья у них справная, зажиточная. Нашелся и на нее от безнадеги-то муженек. От той Русланы четверо дочек родилось, и Маша, Наташкина мать, младшая, а она, стало быть, русалкина правнучка. Да ишо мамка ее в четырнадцать лет за Летосью нагуляла, никто не знает, от кого, как бы не от нечистой силы опять, ох, берегись…

Я перебил свою бабулю:

– А как же это можно, с русалкой? Она же очень нефункциональна.

– Чегой-то?

– А вот смотри, – я нарисовал, не так красиво, разумеется, диснеевскую русалку, – как ей пользоваться? Куда ее?

– Э-э-э, паря… Русалки, они ить не такие. Два у них хвоста, – бабуля талантливо пририсовала еще один, – вот между хвостами и причинное место, как у бабы, все чин по чину.

Представьте себе мое удивление, когда много позже именно таких, двухвостых русалок (сирен) я стал находить и на фронтонах западноевропейских средневековых церквей – например, в итальянской Модене (первое, что приходит на ум), и на гербах.

А в тот момент ее рассказ не произвел на меня должного впечатления:

– Ну русалка, так русалка. Что в них плохого? И в школе хорошо учатся, и детей рожают. Многие бабы нормальные позавидуют!

Обескураженная Тоня не нашла, что ответить, но я успокоил:

– Не бойся, бабушка! Учиться надо, не до девиц. Олимпиада вон скоро.

Если честно, немного все же странно, что между нами отношения не развивались, застряв на стадии чистой дружбы с дозволенной фривольной шуткой и поцелуем в щечку на прощание. (Что бы ни говорили теоретики, очень неустойчиво это состояние – дружба между мужчиной и женщиной (мальчиком и девочкой): не устоит монета на ребре, либо туда, либо сюда.) Мы оба почему-то к этому не стремились. Ну я, понятно, прежде всего от своего рода страха, а точнее сказать, следуя Маканину, от нежелания пускать свое сердце в рост: здесь, в этой гнуси, никакое чистое развитие, по типу кинофильмов и книжек для юношества, было невозможным. Мне, в некотором смысле, по мнению вожаков да шавок, Наташа была не положена, и пробиваться пришлось бы трудом и потом, и не без разбитого носа. Дело не в этом малом мордобое: просто, коротко говоря, слишком много пришлось бы нахлебаться дерьма – неподходящим местом для запуска сердца в рост был наш поселок.

А Наташа… Ну, может от малой части от сочувствия ко мне, из понимания ситуации. Но главное не это, а вот что… я не знал и не знаю. Что-то мешало. Давайте считать – любовь к другому (но к кому?).

Областные олимпиады прошли, я пробился дальше, и встречи наши стали более редкими. Но не прекратились – учебные поводы находились легко и регулярно. Лишь в самом конце учебного года, в июне, когда я вот-вот уезжал в летнюю школу при своем интернате, Наташа сделала решительный шаг, опуская, за ненадобностью и отсутствием времени, все промежуточные стадии. Тоном абсолютно серьезным, каким о предстоящих экзаменах говорят, она предложила:

– Конец июня. Летось вот-вот откроется. Чего ждать? Давай сходим в воскресенье вечером искупаемся, а?! Я отличный пляжик знаю. Далеко, правда.

Пара дней прошла в ожидании, всю гамму которого мне вам не передать. А в воскресенье утром Наташа визит на пляж отменила. Почему? Не знаю. Не думаю, что ее ссылка на плохое самочувствие была тут реальной причиной. Попробовать, что ли, так прокомментировать: купание со мной было, конечно, смелой, далеко рассчитанной и, скорее всего, многообещающей инвестицией в будущее. Но – в будущее, и только уменьшало котировки настоящего.

Да нет, тоже ерунда. Давайте еще раз повторим: любовь к другому (но к кому?!).

Так вот и окончился, не начавшись, школьный роман, обойдясь без поцелуя напослед и без руки на прощание. Ну а когда я стал учиться в интернате и на физтехе, встречались мы редко; я вообще в родные места старался без лишней надобности не наведываться. Но встречались, остались друзьями. Иногда, между прочим, даже письмами обменивались с вложенными фотографиями: Наташа, в своем студенческом театре областного Политеха, играет роль Наташи (из «Мастера и Маргариты», избранные сцены) – ну чистая ведьма, соглашусь с бабулей! Я, с автоматом Калашникова в руках, принимаю участие в соревнованиях по стрельбе от военной кафедры…

* * *

Короче говоря, не было ничего удивительного в том, что, когда я после стройотряда на четвертом курсе заехал на последнюю неделю августа в родной поселок, Наташа была первой из тех, кто в гости заглянул:

– Очень ты вовремя приехал! Через два дня, в воскресенье, свадьба: Танечка, Первая Красавица наша, замуж выходит. Грандиозное мероприятие, пароксизм всех местных традиций. Триста гостей, десяток вызываемых женихов: Первую Красавицу выдают, с рук сбывают! Позиция вакантна!

– Слышал. Но не имею чести быть приглашенным.

– Как? – она искренне удивилась. – Неужели?

– Ну я же не знаю толком ни Таню, ни Колю Козлова, жениха ее. Они и старше заметно, да и вообще как-то не общались.

– Ну Таню хоть помнишь?

– Кто же Первую Красавицу не помнит? Но это ты ведь ее подруга, всегда рядом можешь побыть, а мне, маленькому, о ней даже и мечтать было не положено, не то что приблизиться. Но тут покаюсь, – я брал привычный между нами фривольный тон, – благодаря тебе, мечталось.

– Благодаря мне?!

– Угу. За давностью лет могу признаться, что, когда ты мне свою фотографию подарила, при отъезде в восемнадцатый интернат, помнишь, – она кивнула, – строгую такую, разве что не у красного знамени, – так вот тогда я не переборол искушения и выкрал из твоего альбома еще одну: где вы с Таней вместе на пляже на Летоси, на левом берегу, стоите в купальниках.

– Так это ты?! А я думала…

– Я, я. Извини. Но ты-то ведь, если бы захотела, могла бы и новую сделать. Или вообще целую фотосессию устроить. А я… вот эпиграмму сам на себя написал. Римский поэт Сергеций, современник Овидия с его «Наукой любви», первый век нашей эры. Гекзаметр, или почти. Дай только вспомню:

Наглая ложь, что ты ложе делил с нашей Таней
И что с Наташей делил его, тоже ты врешь.
Правда же: с фоткой в руке, запершись, неустанно
В душном сортире себя лишь, увы, познаешь.

– Талантливо.

– Вашими молитвами. Не эпатаж, а, как на физтехе говорят, точность самоотчета: смеясь, расстаемся со своим прошлым.

Потом мы поболтали еще о разной ерунде, местных новостях. Я узнал, что Наташа, окончив Политех, поступила в аспирантуру по теме «огранка драгоценных камней». Интересно!

На следующий день она прибежала с утра:

– Сергей, гениально! Есть для тебя работа. И червонец заработаешь, и на свадьбе побываешь.

Оказалось, Танины родители (отец и мачеха) ищут извозчика, чтобы развозил на их жигуле гостей: в поселок и обратно к Дому культуры, где сама свадьба проходила: традиционное место – лучшая переправа через Летось, самая узкая, с отличными подходами с обоих берегов, рядом. Развозить надо всю ночь. Стоит десятку (торг уместен; да они еще добавят – свадьба же!). Распространился слух, что ГАИ специально устраивать будет ночью проверки, пьяных водителей ловить для плана, так что ни капли; тут-то и проблема.

– Но тебе же это легко!

Я кивнул.

– И права ведь есть.

Да, писал ей об этом:

– Получил через военную кафедру.

Я не видел никаких причин уклониться от этого приключения. Вечером принял от Таниного отца ключи от машины и инструкции. Тани дома не было.

На свадьбе я сидел от молодых далеко, тостов не произносил, тих был и незаметен. Да и то: кто я таков? Даже, по сути, не гость (хотя место на краешке стола нашли, отдельно не посадили): шоферюга, развозчик… Лукавлю, конечно. Известность моя как «местного гения» уже в узких кругах существовала и по аудитории как-то сама собой распространилась. Я порой ловил заинтересованные взгляды, пару раз пожилые тетки беседовали со мной, как там у нас учиться, как к нам поступить. Осознал даже, что, от небольшой части, здесь не только развозчик, но и свадебный генерал – а точнее, позволим себе сказать, «свадебный майор»: смотрите, кто у нас шоферюга! Местный гений, не вам, сиволапым, чета – и всего лишь таксует. Во как!

3
{"b":"740911","o":1}