– Знаешь, а есть… Есть способ один…

Но отец Василий бдительности никогда не терял, и подвох чуял за километр.

– Юлия! Какой способ?! Ты же университет с отличием окончила! Не позорь красный диплом МГУ! Ты… Ты же филолог! Что? Опять старушек наслушалась?! Опять чудеса? Бабки-ворожеи? Мракобесие какое-то!!! Ты же знаешь, как я к этому всему отношусь. Тем более что завела ты этот разговор на Страстной неделе! Скверно, матушка, суеверие какое-то разводишь!

Матушка Юлия в ответ только молча, с досадой покачала головой. Отец Василий ушел готовиться к вечерней службе.

Утром следующего дня на ругачевский открытый рынок на площади пришла матушка Юлия. Тот, что на площади, прямо перед храмом. Вежливо раскланиваясь с пожилыми прихожанками, рассматривала и присматривала, что нужно взять к обеду. Ее окликнула подошедшая ней баба Маня:

– Ну слава Богу! Опять стали загораться свечи в нашем храме.

– Да! Наш храм такой прекрасный! Я сегодня новую упаковку свечей прямо в церкви вскрыла и разложила в свечной лавке! – радовалась в ответ матушка Юлия.

– Значит, в сарае вашем что-то нечисто! Освятить нужно! А то мало ли что. Лукавый везде местечко себе ищет! – моментально сообразила бабка Маня, делясь соображением.

Это маленькое замечание бабки Мани, рассказанное за обедом матушкой Юлией, запало в душу отца Василия. Ночь не спал, ворочался! Все думал и думал отец Василий. А утром освятил недавно построенный, стоящий рядом с домом притча сарай. Потом засучил рукава и, взяв топор, зашел в сарай. В этот момент там раздался страшный визг и вопль, все летало и кружилось внутри сарая, взлетало вверх дном.

Отец Василий с криком «Держи его!» с кем-то дрался, сражался.

И наконец вышел из сарая с расцарапанным лицом. И с зажатыми в кулаках лапами самого черта. Который продолжал сопротивляться, отбиваясь от победителя и когтистыми лапами, и кожистыми крыльями. Народ от ужаса разбежался кто куда. И находящийся рядом с храмом рынок опустел в одно мгновение.

Остолбеневшая от ужаса, бледная как снег, матушка Юлия почувствовала, что не может от страха ни вдохнуть, ни выдохнуть. Из ступора ее вывел окрик мужа:

– Юлия, помогай! Веревки тащи, обматывай его! Вон веревки, на бочке лежат!

И чудо свершилось по молитвам отца Василия. Связали! Одолели они ворога! Одолели!

– Народ в ужасе врассыпную! Даже из окошек домов, что на центральной площади, смотреть было страшно. Только матушка Юлия схватила дворницкую лопату – и ну мужу помогать, колотить врага рода человеческого. Как быть дальше, оба супруга быстро сообразили. У них как раз пса сторожевого не было, – рассказывала бабка Маня, не переставая катать яйца между ладонями в ярко-малиновом акриле. – Присматривали и спорили, какого брать. Отец Василий хотел кавказскую овчарку. И уже договорился в кинологической военной части в Орудьеве, но ждать щенков нужно было. А там им и такого щенка давали, и такого. Какого хочешь – выбирай. Время хоть и советское было, все равно: «можно – нельзя», а к священнику всегда уважение. Там ну все служебные породы есть. А матушка Юлия хотела московскую сторожевую. Спорили и никак договориться не могли. Хотя уже купили будку на строительном дворе в Сосенках. Но так она и стояла у них пустая. А тут на тебе! Аккурат на Страстную неделю, свят-свят… поймали ворога. Ну чем не пес сторожевой?! Любого отпугнет!

Леонид, большой любитель газетных новостей, заслушался рассказом соседок. Он полеживал в соседней комнате на любимом диване. Но обронил газету на пол, в изумлении прислушиваясь к этому повествованию.

А в кухне все продолжали красить яйца и обсуждать эту удивительную историю.

– Так что же… получается? – весьма озадаченная их рассказом Анна переспросила: – Он?

– Ну так мы ж тебе и объясняем! Он! Он свечки там, в сарае, слюнявил! Пока его отец Василий за этим делом и застукал! Вот отчего они и не горели-то! Да!

Больше Анна никаких советов, как красить яйца, не давала. А только оторопело слушала их.

А соседки рассказывали дальше, как тогда, в 1975 году, на Страстной неделе этот враг рода человеческого, усмиренный молитвой и силой духа и плоти отца Василия, на цепи сидел. Прямо перед Пасхой у Никольского храма, при всем честном народе, напротив колхозного открытого рынка! Даже смотреть-то в ту сторону было страшно! И посадили они его на цепь.

– Ох! Злющий был! Страшный! И вспоминать жутко! Так что на Чистый четверг поймал отец Василий ворога. И на цепь посадил! И на Пасху у нас в церкви после этого свечи загорались. И народ разный приезжал посмотреть, как он там, враг, на цепи сидит. Ушлый народец к нам в Ругачево заглядывал – автобусные экскурсии, туда-сюда, к нам сразу организовали. И тот долго «сторожил» сарай людям на потеху. Прям и будка у него та самая была, что припасли для московской сторожевой или для кавказской овчарки.

И довольная своей работой Валентина разложила на принесенной из дома праздничной фарфоровой тарелке с пышными, дулевского письма розами раскрашенные ею разноцветные яйца. Любуясь ими, продолжила рассказ:

– Был у нас в Ругачеве мужик такой – шатун Колька. Ох, пьянь позорная! Трезвым сызмальства никто его не видал. Он не в курсе был и шел как-то пьяным мимо. На него как выскочит, как зарычит тот «враг рода человеческого». Колька так испугался. Креститься стал; вроде как и позабыл, как это делается, а тут сразу вспомнил! Ох! Да сразу протрезвел! И навсегда. Больше – ни капельки! Приличный человек стал. Остепенился. Женился. Потом он долго у нас дворником при церкви был. Много чего чудесного твориться стало в Ругачеве. Специальный народ в погонах, секретный стал приезжать, изучать нашего «сторожевого».

– На экскурсию даже японцев сюда привозили! Чтоб посмотрели! И точно, до самой перестройки больше про Курилы не возникали! – разохотилась словоохотливая баба Маня.

– Да… целый год так было! Но через год, ровно на Чистый четверг, отец Василий представился. Да… Царство ему небесное, светлый рай! Скоропостижно скончался! Сердечный приступ… и все. Светлая память! – сказала Тоня.

Старушки опять осенили себя крестным знамением. И произнесли все разом: «Светлая память!»

– Чистой души был человек! – вздохнули они. И сразу же в кухне повисла чугунная, мрачная тишина.

Которую не выдержала и нарушила Анна, неожиданно для себя самой шепотом:

– А как же этот? Тот, что на цепи?

– Вот в том-то и дело! Ясно-понятно! Кто к нему подойдет… Выл он так страшно, что все Ругачево по ночам не спало. Это у отца Василия на него укорот был… Крестное знамение! Ждали мы другого священника.

– Вот именно, что другого! – вздохнула в сердцах баба Маня.

– И приехал к нам отец Анатолий. Так накануне его приезда он выл, так скулил и визжал, что все боялись не то что на улицу выходить. Даже в окошко выглянуть побоялись, чтобы чего лишнего не увидеть. Страшно было! Да…

– И что же? – полюбопытствовал из соседней комнаты, отложив журнал, крикнул из комнаты Леонид: – И что же потом было?

И баба Маня томить не стала. Крестясь, продолжила:

– Так ведь, как отца Василия не стало, некому стало укрощать ворога! Крестным знамением и кропить святой водой! У отца Василия особая сила в молитве была. А отец Анатолий молодой еще, жизнью не тертый! Не укротил! Вот он и озверел! Сила неукрощенная в этом вороге укрепилась. Запалил собачью будку, да таким огнем диковинным, что вглубь прожег он землю! Глубокий ров, точно люк канализационный, образовался. Вот туда он сам и провалился. Так наше правление, глава администрации сразу же денег дали на три КамАЗа с камнями и щебенкой, чтобы засыпать от греха. Но трех оказалось мало! Из нее, из дыры этой, как из вулкана, огонь иногда вырывался! Вопли, рык вокруг нее раздавался! Снег вокруг не лежал – таял! Хотя снегопады были такие – аж до крыши заметало! А летом трава не росла! Сухой такыр вокруг той ямы даже в дождь! И та ямища только в ночь перед Рождеством сама, как рана, затянулась! И следа от нее не осталось. Но… И тут самое досадное началось!