- Ты напугал меня, придурок.
Но Макото не слышал её. Все её слова существовали только как один из оттенков приглушённого фонового шума в его голове. Кровь сильно начала приливать к вискам, а стук сердца всё громче разносился эхом в ушах. Он непрерывно смотрел на её губы, что так искушающее перебирали слова и пробуждали новые грани соблазна. Не сказав ни слова, он наклонился к ней и поцеловал весьма грубо, требовательно. На её губах был привкус мыльной пены, который добавлял только остроты в его желание обладать ею здесь и сейчас. Чтобы добиться новых ощущений, в очередном своём порыве он прикусил её нижнюю губу. Из уст девушки раздался тихий стон. Немного отстранившись, чтобы поменять своё положение, он развернул её к себе лицом и впечатал своим телом в стену душевой, и снова впился в её губы. Он был опьянён, бурлящим ураганом чувств, возникшим от этой невероятной близости. Макото больше не мог контролировать себя. Слишком долго он ждал. Слишком долго он думал. Слишком долго он терпел, пытаясь перебороть все то, что происходило внутри. Надеясь избавиться от этого, как от заразы. Но все было зря. И теперь, именно в этот момент, пришло ясное осознание этого. Он чувствовал себя полностью голым перед ней, вывернутым наизнанку, ведь сейчас всё, что он так давно пытался выразить рвётся наружу. Он снова прикусил её губу уже не в силах контролировать себя, освобождаясь от этих терзающих мук, бесконтрольных, страшных, губительных. Парень почувствовал ржавый привкус на кончике своего языка. Это была её кровь. Он прокусил её губу до крови. На него это подействовала, как наркотик, как то самое невероятное чувство мазохистской боли в мышцах после невероятно долгой тренировки, что доводила до изнеможения. Обоим уже не хватало запасов вздохов. Парень неохотно отстранился и, нервно дыша, наклонившись к её уху, прошептал:
- Не дергайся, иначе будет только больнее. Попробуешь сбежать, будет еще хуже.
Да, даже в такой ситуации и в таком невероятном для него состоянии, он находил в себе силы предъявлять свои правила. Йоши почувствовала, как её ноги становятся ватными и она вот-вот могла бы упасть, если бы он так крепко не вжимал её в стенку. Всё её тело трепетало от волнения и сбившегося дыхания, её грудь быстро поднималась вверх и вниз, впитывая в лёгкие как можно больше воздуха, от накатившего страха, а внизу живота разливалось до ужаса предательское но, чертовски приятное и тёплое чувство. Тело требовало большего. Некогда горячие струи и исходящий от них пар теперь казались прохладными, но даже они были не в состоянии остудить появившееся напряжение. Макото испытывал невероятную жажду, как бедный путник в пустыне, у неё не было предела, он чувствовал это всеми фибрами своей души. Он жадно целовал её шею, покусывая и постанывая от приятных тактильных ощущений, но ему было всё мало. Её тихие стоны наслаждения парень слышал даже сквозь звуки бешеного ритма своего сердца, что бил в его ушах, и он упивался этим. Одной рукой, он взял её запястья и мёртвой хваткой зафиксировал их у неё над головой. Йоши поддаваясь порыву от хозяйских прикосновений его губ к её груди, ключицам, закинула свои ноги к нему на бёдра. Он помог ей с этим, придержав её свободной рукой. Своей напористостью он доводил её до сумасшествия, которое граничило с психозом. Она была слаба перед ним, и всегда, это понимала. Она не могла устоять тогда, перед тем злосчастным поцелуем, так же, как и теперь, перед этими предательскими ласками. Она была вся в его власти, добровольно подавалась навстречу его прихоти прямиком в капкан, который норовил вот-вот захлопнуться на ее длинной, тонкой шее, оставляя кровавый след. Девушка хотела, чтобы он прекратил эту безумную пытку и подарил ей нескончаемое блаженство. Но, признать это было еще мучительнее.
- Не мучай меня. Отпусти, прошу… иначе… иначе… - ее голос срывался от тихих стонов.
Ханамия, только хитро сощурив глаза, усмехнулся и продолжил свои неимоверные пытки.
Жестокая игра началась.
Вся пена давно смылась с её тела. Пар нисколько не мешал его затуманенному взору и обострившимся чувствам впитывать её сладкий запах. Доведя себя до полного помешательства, он потянулся к ширинке, чтобы подарить им обоим такое нужное и желанное освобождение. И вот резким рывком он погрузился в неё, с каждым разом ускоряя темп. Стараясь делать все без лишней нежности, на которую просто не был способен, да и не считал, что Йоши ее достойна. Из его горла вырывались животные рыки. Девушка закатила глаза и не в силах ничего с собой поделать, поддаваясь ему на встречу, двигалась в такт. Их обоих обуял судорожный экстаз. Она больше не подчинялась себе. Каждый его дикий рык и каждое его слово, что он нашёптывал ей в беспамятстве, своим хриплым от страсти голосом, пробуждали в ней новые, невероятные чувства. Она было готова сделать все что угодно, чтобы в очередной раз, когда они будут испытывать этот первобытный психоз, с его невероятно мягких и требовательных губ срывалось : «Моя.». В его взгляде мелькал то холод, то жар. Ему нравилось причинять ей эту сладостную боль ожидания, которая была не больше чем проверка на терпимость, кто из них сломается первым. Ему нравилось подчинять, в особенности ее. Снова и снова, доводя себя до безумия. Он хотел взять её всю. Она была его, по праву. И Макото искренне верил в это. Как трофей, как награда за столь кропотливые труды и столько безудержные муки ожидания. Его рука так сильно сжимала её запястья, что бесспорно, там останутся его следы, которые ещё долго будут напоминать ей об его покровительстве. Казалось, что при этом ненастном шквале обуявших их эмоций нельзя было сохранять человеческий рассудок . Никаких слов. Только действия. Только инстинкты. Только желания. Но чьи?
Парень почувствовал, что пора сменить своё положение и, всё так же, не отпуская и ещё сильнее сжимая её запястья до такой степени, что кончики её пальцев уже побелели, он осторожно вышел из неё, и прижал, грудью к стене, немного наклонив на себя. Йоши, находясь ещё в полном чувстве безудержной прострации, полностью повиновалась, затем почувствовала, как они снова стали единым целым и он начал с новым ещё более притязательным ритмом своё движение. Её сердце судорожно билось в конвульсиях. Она едва ли успевала делать вдох, чтобы прокричать его имя. Теперь то, он показал свой истинный облик. Зверь, который просто не мог насытиться своей добычей. Его действия были всё откровеннее. При каждом своем крике, она слышала отклик его томного шёпота в унисон. И вот, когда она почти что доходила до пика удовольствия, он остановился. И не торопясь, дразня её, начал замедляться, а затем и вовсе вышел из неё.
Макото отпустил её руки и, придержав за талию, чтобы она не упала, закинул её ноги к себе на бёдра и понёс в комнату. Первый раунд она ему проиграла. Пора сменить декорации. Ханамия осторожно опустился с ней на кровать. Она, жалобно вздыхая, прижималась к нему всем телом, требуя продолжения. Его мокрые волосы щекотали её щёки, так нежно и невесомо, доводя до дрожи. Он начал снимать с себя уже давно промокшую одежду и, не глядя, агрессивно швырять прочь, чтобы повысить свою чувствительность. И, иметь возможность съесть её всю без остатка, чтобы чувствовать её жар. Из-за небольшой прохлады, которая стояла в комнате, её тело покрылось гусиной кожей, а он был единственным источником тепла для неё, как и она для него. Всё её тело было в покрасневших от укусов и засосов пятнах. На губе всё ещё красовалась свежая рана, так любезно доведенная до того, чтобы опухнуть, его языком. Йоши больше не могла ждать, ведь если действовать, так до конца, и она захватила его губы в плен своих, призывая его к действиям. Он отвечал ей, улыбаясь и закрывая глаза от наслаждения, когда она впивалась своими ногтями прямо в его спину. Ханамия издал хриплый стон и продолжил свою дикую игру. Девушка извивалась под ним от удовольствий. Он громко стонал, ведь даже у него есть свой предел. Плоть сгорала изнутри. Она царапала его спину, оставляя, красные, почти алые пятна, причиняя смертельное удовольствие. На её губах всё так же была видна маленькая свежая ранка. Его спина начала жутко болеть и казалось, что вот-вот кровь будет стекать по ней тонкими струйками. Это была их дань любви. Тому запретному. Тому на что они себя обрекли привязавшись друг к другу, создавая эту ныне непрерывную и опасную связь, и любя до истомы, так, как ни она, ни тем более он не могли и подумать. Таким образом они признались друг другу в этом. В том, что так давно жило в них, и только теперь вырвалось наружу.