© Новое издательство, 2021

У нас был храбрый пес – малый тибетский терьер по кличке Кока. Он хорошо понимал человеческую речь, был послушным. И на прогулках не отходил от хозяев ни на шаг.

Однажды мы сняли дачу во Внуково. Переехали. И с первой же минуты собаку словно подменили. Кока перестал замечать нас. Крысился. Норовил перемахнуть через забор.

И в тот же вечер, улучив момент, был таков.

Я в ужасе, вооружившись фонариком, побежал в ночь. На все четыре стороны. Искать беглеца.

Проплутав по лесу напрасно пару часов, в отчаянии возвращался домой мимо одной из дач поселка, шаря фонариком вокруг. Неожиданно, в аккурат напротив этой дачи, под елкой вспыхнули два пронзительных глаза. Кока в оцепенении притаился у самого ствола.

Эжен Делакруа. Свобода, ведущая народ, 1830

Эжен Делакруа. Свобода, ведущая народ, 1830. Фрагмент

Собачье сердце сильно билось.

Поведение горячо любимого животного показалось столь странным, что я уже было решил срочно, при первой же возможности, свести его к ветеринару.

Но вскоре все прояснилось.

Наутро, проходя мимо вышеупомянутого дома, я увидел внушительную стаю псов. Кобели со всей округи всех мастей от мала до велика сбились в нетерпеливую голосистую свору.

Накануне на той самой даче у симпатичной сибирской лайки Дези началась течка. И наш престарелый Кока погиб от романтической (ночь! луна! елка!) любви. Вместе со всем мужским собачьим населением поселка!

Однажды моя незабвенная дорогая подруга, дама из бывших, Лёля, желая объяснить значение неудобосказуемого по-русски французского слова, сказала: «Гришенька, это то, что вам сразу бросится в глаза, как только вы встанете позади коня князя Юрия Долгорукого и посмотрите сквозь памятник на Моссовет!»

А что нам мгновенно бросается в глаза, когда мы взираем на знаменитую картину французского художника Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ» или «Свобода на баррикадах»?

Венера Милосская, ок. 130–100 года до н. э. Фрагмент

За женского зрителя не поручусь. Зато поручусь за мужского.

Ни баррикада, ни город Париж, ни восставшая толпа, ни ружья-сабли-пистолеты повстанцев, ни дым пожарища, ни трупы, через которые шагают революционеры, ни даже республиканский триколор не приковывают внимание зрителя к картине.

Правильно догадались, господа!

От сияющей груди Марианны не оторвать здорового (?) мужчину.

Эта «аппетитная» грудь, собственно, и является композиционным центром полотна.

Кроме вышеупомянутой дамы – ни одной женщины в произведении Эжена Делакруа нет.

Лишь мужские особи.

Не надо быть особенно наблюдательным, чтобы заметить почти абсолютное сходство между грудью «нашей» Свободы и грудью греческой статуи Венеры Милосской. Незадолго до создания картины выставленной в Лувре и тут же ставшей эталоном античной красоты.

Художник влюбился в скульптуру богини. И, вслед за мифологическим Пигмалионом, как фокусник-иллюзионист оживил ее в своем произведении. В результате грудь Марианны-Свободы производит странное, я бы сказал, сюрреалистическое впечатление.

Кадр из фильма Фрица Ланга «Метрополис», 1927

Отталкивающее и привлекательное одновременно. С одной стороны, вроде бы совершенные формы. С другой – божественные «бюсы» сохранили хладную, могильную память о камне. С третьей – обернувшись плотью, приобрели противоестественную чувственность.

Идеал для некрофилов.

Тема Свободы-манка, изображенной в виде привлекательной сексуальной женщины, увлекающей толпу в революцию, обернулась впоследствии ярким гротеском в фильме-антиутопии «Метрополис» немецкого кинорежиссера Фрица Ланга. В отличие от Марианны, указывающей путь народу к свободе, равенству, братству, Свобода Ланга оказывается обманом – автоматом, намеренно, по воле своего создателя-злодея, ведущим народ к гибели.

Но вернемся к прерванному повествованию.

Итак, лишь мужской народ сбился в стаю за Свободой-вожаком.

Одни критики пишут, что будто бы обнаженные перси Марианны прославляют естественность и природу как одну из граней свободы, другие замечают: это символ того, что французский народ шел с голой грудью на врага.

Вздор, господа-искусствоведы.

Весьма банальные и сомнительные мысли.

Во-первых, народ в картине Делакруа вооружен до зубов.

Во-вторых…

А что, если толпа повелась именно за восхитительными прелестями красавицы во фригийском колпаке?

И водил мужской похотью свирепый языческий Amore с гирляндами вырванных французских сердец?

Иные критики убеждают нас, что грудь Марианны открыта, потому что она свободна. Сразу возникает вопрос: почему лишь грудь?

Если мерить Свободу «открытостью» подобного рода, то тогда следует признать самым «свободным» женский образ в картине «Происхождение мира» художника Густава Курбе. Типа, покруче – посвободней. Правда, взирая на вышеозначенное произведение, зритель так и слышит голос врача: «Ну-с, а теперь, голубушка, давайте посмотрим…»

Густав Курбе. Происхождение мира, 1866

Некоторые умники утверждают, что грудь оголена, потому что Марианна-кормилица кормит народ. Но молоко у нашей героини появилось не сразу. И не с бухты-барахты.

Сначала Свобода соблазнила героев картины Делакруа: молодого буржуа в цилиндре, рабочего в берете, подростка-головореза д'Арколя. Которому Гюго в романе «Отверженные» подарил имя Гаврош.

И вот мы видим плоды тех бурных событий в картине художника Оноре Домье «Республика», созданной в 1848 году. Располневшая и «возмужавшая» Марианна разрешилась тремя карапузами-богатырями – будущими бунтарями.

Малыши с жадностью оголодавших щенков припали к заматеревшим персям Родины-матери. Сейчас покушают молочка свободы и давай следующую – уже русскую – революцию совершать.

Малыши?

Да такие растут как на дрожжах.