– Пусть ангелы охраняют твой сон, детка… – бормотал граф, когда его укрыли стеганым одеялом, наполненным гагачьим пухом, и Анна задула свечу.

Под покровом темноты Анна протянула руку и погладила лохматую голову графа. Ее вознаградил оглушительный храп, и женщина, выйдя следом за Сантэн из комнаты, мягко закрыла за собой дверь.

Сантэн лежала в постели, прислушиваясь к стонам и скрипам старого дома.

К счастью, ей хватило ума не поддаться искушению и не лечь в постель полностью одетой, потому что Анна явилась с одним из своих неожиданных визитов как раз тогда, когда Сантэн уже собиралась погасить лампу. Анна села на край кровати, став разговорчивой из-за вина, но не настолько одурманенная, чтобы не заметить неладное, если бы на девушке не было ночной рубашки. Зевая и вздыхая, Сантэн пыталась внушить Анне сонливость, но это не получалось, а Сантэн уже слышала, как вдалеке, в Морт-Оме, церковные часы пробили десять. Сантэн сделала вид, что заснула. Было настоящей мукой лежать неподвижно и следить за своим дыханием, потому что Сантэн вся горела от волнения.

Анна наконец заметила, что разговаривает сама с собой, и прошлась по маленькой спальне, собирая и складывая одежду Сантэн. Наконец она наклонилась над девушкой, чтобы поцеловать в щеку, а потом убавила фитиль лампы.

Едва оставшись одна, Сантэн села и обхватила себя руками, пытаясь справиться с предвкушением и страхом. Хотя умом она понимала, чем должна закончиться эта встреча с Майклом, точный механизм процесса оставался для нее дразнящее неясным. Но логика заставляла предположить, что в основном это не должно слишком сильно отличаться от того, что она множество раз наблюдала в полях и на скотном дворе.

Она утвердилась в этом в один из сонных летних дней, когда ее внимание привлек легкий шум в одном пустом стойле. Она забралась на чердак и сквозь щель между досками с изумлением наблюдала, чем занимались Эльза, кухонная девушка, и помощник конюха Жак, пока наконец до нее не дошло, что они играют в петуха и курицу, жеребца и кобылу. Потом она несколько дней думала об этом, после чего стала еще внимательнее подслушивать сплетни женской прислуги. Наконец она набралась храбрости и отправилась со своими вопросами к Анне.

В результате всех исследований она просто растерялась и была озадачена противоречиями. Если верить Анне, то эта процедура была чрезвычайно болезненной, сопровождалась обильным кровотечением и грозила страшными опасностями – беременностью и болезнью. Это не совпадало с той бурной радостью, с какой служанки обсуждали тему, и с тем хихиканьем и приглушенными вскриками восторга, которые Сантэн слышала собственными ушами, когда Эльза лежала под Жаком на соломе в пустом стойле.

Сантэн знала, что у нее высокий болевой порог; даже их добрый доктор Ле Брюн отметил это, когда вправлял ей сломанное предплечье без хлороформа.

– Надо же, и не пискнула! – восхищался он.

Да, Сантэн знала, что может выдержать боль так же, как любая из деревенских девушек в их поместье, а кроме того, у нее и прежде случались кровотечения. Часто, когда она была уверена, что ее никто не увидит, она могла снять со спины Нюажа тяжелое дамское седло, подобрать юбки и скакать верхом по-мужски. Прошлой весной, скача вот так без седла, она заставила жеребца перепрыгнуть через каменную стенку, что ограждала склон северного поля, – они прыгнули с нижней стороны и приземлились с высокой, в семь футов. В момент приземления Сантэн сильно ударилась о холку коня, и острая боль, похожая на удар ножом, пронзила все ее тело. Кровь потекла так сильно, что белые плечи Нюажа покрылись розовыми пятнами, и Сантэн было так стыдно, что она, несмотря на боль, сначала искупала жеребца в пруду в конце поля, а уже потом потащилась домой, ведя скакуна за собой.

Нет, ни боль, ни кровь ее не пугали. Ее тревога имела другой источник. Она смертельно боялась, что Майкл может разочароваться в ней… Анна предупреждала ее о таком.

– После этого мужчины всегда теряют интерес к женщине, les cochons[18].

«Если Майкл потеряет интерес ко мне, я, кажется, умру, – подумала она и даже заколебалась на мгновение. – Я не пойду… я не допущу этого…»

– О, но как я могу не пойти? – прошептала она вслух, чувствуя, как ее грудь вспухает от силы любви и желания. – Я должна. Я просто обязана.

Сгорая от нетерпения, она прислушивалась к тому, как Анна готовится ко сну в комнате по соседству. И даже когда наступила тишина, девушка еще выжидала, прислушиваясь к церковным часам, отбивавшим четверть, потом полчаса, и лишь тогда выскользнула из-под пухового одеяла.

Она нашла сорочку, сложенную Анной вместе с остальными вещами, потом замерла, наполовину надев панталоны.

– Зачем? – спросила она себя и задохнулась от смеха, зажав рот рукой.

А потом отбросила панталоны в сторону.

Застегнув пояс плотной шерстяной юбки для верховой езды и жакет, Сантэн набросила на плечи и голову темную шаль. Неся ботинки в руках, она выскользнула в коридор и прислушалась у двери комнаты Анны.

Храп Анны звучал тихо и ровно, и Сантэн прокралась в кухню. Сев на табурет перед плитой, она застегнула ботинки на пряжки, а потом подожгла лучинку от углей в плите и зажгла сигнальный фонарь. Отперев кухонную дверь, девушка вышла из дома. Луна находилась в последней четверти, она плыла среди легких облаков, как маленький остроконечный кораблик.

Сантэн шла по травянистой обочине подъездной дороги, чтобы гравий не заскрипел под ее подошвами, и не открывала заслонку фонаря; ей хватало слабого света луны. На севере, над холмами, внезапно возник оранжевый свет, но он тут же медленно угас, а потом до Сантэн докатился далекий грохот взрыва, приглушенный ветром.

– Какой-то рудник!

Сантэн приостановилась на мгновение, пытаясь представить, сколько людей погибло при этом чудовищном обрушении земли и огня. Эта мысль подстегнула ее решительность. Вокруг было так много смертей и ненависти и так мало любви… Она просто должна ухватить все, что можно, до последней крупицы.

Наконец она увидела впереди амбар и побежала. Внутри не было заметно света, и мотоцикла она тоже не нашла взглядом.

– Он не придет…

Сантэн охватило отчаяние. Ей хотелось закричать во все горло, зовя Майкла. Она споткнулась о порог амбара и чуть не упала.

– Майкл!

Не в силах больше сдерживаться, она слышала панику в собственном голосе, когда выкрикнула снова:

– Майкл!

И открыла заслонку фонаря.

Майкл шел к ней из темноты в глубине амбара. Высокий и широкоплечий, такой прекрасный в узком луче фонаря…

– Ох, я думала, ты не придешь.

Майкл остановился перед ней.

– Ничто, – тихо сказал он, – ничто в мире не смогло бы помешать мне прийти.

Они стояли лицом друг к другу. Сантэн вскинула голову, глядя на него, в глазах обоих горела жажда, но ни один из них не представлял толком, что делать дальше, как преодолеть эти несколько дюймов между ними – несколько дюймов, которые казались пропастью длиной в вечность.

– Тебя никто не видел? – выпалил наконец Майкл.

– Нет, не думаю.

– Хорошо…

– Майкл?

– Да, Сантэн?

– Возможно, я не должна была приходить… Может, мне следует вернуться?

Это оказались как раз те слова, что были нужны, потому что скрытая в них угроза подстегнула Майкла, он протянул руки и схватил девушку, почти грубо.

– Нет, ни за что… я не хочу, чтобы ты уходила, никогда!

Она засмеялась, это был хрипловатый задыхающийся смех, и он прижал ее к себе и попытался поцеловать, но это оказалась очень неловкая попытка. Они столкнулись носами, их зубы стукнули друг о друга от торопливости, и лишь потом они соединили губы. Тем не менее, как только Майкл взял себя в руки, он полностью ощутил жар и нежность губ девушки, а ее рот был шелковистым и имел вкус зрелых яблок. Потом шаль соскользнула с головы Сантэн, едва не удушив обоих, и им пришлось отодвинуться, и оба смеялись и задыхались от волнения.