– Кажется, кто-то только что стукнул меня по руке, – сказал Фурунео.

– Слушайте, – заговорил после недолгого раздумья Макки, – все прочие смерти и случаи безумия, связанные с исчезновениями калебанов, подкрепляют нашу интерпретацию. Речь идет о чем-то взрывоопасном и чреватом большой бедой.

– Значит, надо найти Эбниз и остановить ее.

– Вы полагаете, что это так просто, – возразил Макки. – Слушайте приказ. Выходите отсюда и поставьте в известность Бюро. Наше общение с калебаном не осталось на записывающем устройстве, поэтому вам придется положиться на память. Попросите просканировать ваш мозг.

– Хорошо. Вы остаетесь?

– Да.

– Как мне сказать им о том, что вы делаете?

– Хочу взглянуть на сообщников Эбниз и ее окружение.

Фурунео нарочито откашлялся. Боги преисподней! Как же здесь жарко.

– Вы не думали о самом простом решении – бабах, и все! – Он сделал движение, имитируя выстрел из лучемета.

– Для люков перескока существуют некоторые ограничения в доступе разных предметов, некоторые не удается пронести быстро, и вы прекрасно это знаете.

– Может быть, здесь другой люк?

– Сильно в этом сомневаюсь.

– Что мне делать после доклада в Бюро?

– Возвращайтесь и находитесь рядом со сферой, пока я вас не позову… если, конечно, начальство не отдаст другой приказ. Да, и обыщите Сердечность… так, на всякий случай.

– Конечно, я это сделаю, – пообещал Фурунео. – С кем из Бюро мне связаться? С Билдуном?

Макки поднял глаза к потолку. Почему Фурунео спрашивает, с кем ему связаться? Что он хочет этим сказать?

Потом до Макки дошло, что Фурунео пытается избежать логической неувязки. Директор Бюро Саботажа, Наполеон Билдун, принадлежал к виду пан-спекки, пентархам, которые только внешне напоминали людей. Так как этим делом занимался Макки – человек вида homo sapiens, – то и из руководства всей операцией следовало исключить других членов Конфедерации сознающих. Межвидовые политические недоразумения и конфликты могли сильно затормозить работу в чрезвычайных ситуациях. Здесь надо было обратиться в представительный директорат.

– Спасибо за напоминание, – сказал Макки, – я думал только о насущной проблеме.

– Это тоже насущная проблема.

– Понимаю. Все верно, ладно. Меня направил на это дело директор отдела деликатных операций.

– Гитчел Сайкер?

– Да.

– Там есть еще один лаклак и Билдун – пан-спекки. Кто еще?

– Найдите кого-нибудь в юридическом отделе.

– Пусть это будет человек.

– Когда вы туда обратитесь, в известность уже будут поставлены все, – сказал Макки. – Всех привлекут еще до принятия официального решения.

Фурунео согласно кивнул:

– Есть и еще кое-что.

– Что именно?

– Как мне отсюда выбраться?

Макки посмотрел на гигантскую ложку:

– Хороший вопрос. Фэнни Мэй, как моему товарищу отсюда выйти?

– Куда он хочет отправиться?

– К себе домой.

– Соединение очевидно, – сказал калебан.

Макки почувствовал, как в сферу ворвался вихрь воздуха. В ушах щелкнуло от перемены давления. Было похоже на звук, издаваемый пробкой, вылетающей из бутылки. Макки вздрогнул. Фурунео исчез.

– Ты… отправила его домой? – спросил Макки.

– Именно так, – ответил калебан. – Желательное направление видимо отчетливо. Послано с быстротой, чтобы не допустить падения температуры ниже подходящего уровня.

Макки, чувствуя, как струйки пота текут у него по щекам, сказал:

– Хотелось бы мне знать, как ты это сделала. Вы на самом деле видите наши мысли?

– Вижу только сильные связности, – ответил калебан.

Разрыв непрерывности смысла, подумалось Макки.

Он тут же вспомнил о замечании калебана по поводу температуры. Каков же допустимый уровень температуры? Черт, здесь же можно свариться заживо! Все тело чесалось от едкого пота. В горле было сухо, как в пустыне. И это подходящий уровень температуры?

– Что есть противоположность подходящему? – спросил он.

– Фальшивое, – ответил калебан.

Какое-то время, продолжительность которого он не мог оценить, Макки пытался анализировать свой разговор с калебаном. Было ощущение полной потери почвы под ногами, потому что общей точки отсчета в их беседе найти так и не удалось. Каким образом фальшивое может быть антонимом подходящего? Если это существо не способно оценить смысл сказанного, то как может оно измерять время?

Макки провел ладонью по лбу, стряхнув пот. Вытирать пот курткой было бесполезно, так как она промокла насквозь.

Неважно, однако, сколько прошло времени, самое главное, он знал, в каком месте вселенной находится. Вокруг были все те же стены сферы. Невидимое присутствие калебана не стало менее таинственным, но Макки мог созерцать мерцающую форму существования этого создания и получать какое-то удовлетворение от самого факта возможности говорить с ним.

Мысль о том, что каждый сознающий, пользовавшийся люками перескока, умрет, если погибнет этот калебан, тяжким бременем легла на Макки. Мысль вызывала онемение в теле; кожа была мокрой от пота, но потел Макки не только от жары. В воздухе носились голоса смерти. Макки чувствовал, что его окружают молящие о пощаде сознающие существа – квадрильоны и квадрильоны. Помоги нам!

Помочь надо всем, кто пользовался люками перескока.

Проклятье тысяч дьяволов! Правильно ли он истолковал слова калебана? Это было вполне логичное допущение. Смерти и случаи безумия, следовавшие за исчезновениями калебанов, подсказывали, что следует отбросить все прочие интерпретации.

Связь за связью, звено за звеном была подготовлена эта дьявольская ловушка. В результате вся вселенная будет заполнена горами гниющей мертвой плоти.

Светящийся овал над гигантской ложкой внезапно заволновался, выплеснулся наружу, сжался, снова ярко вспыхнул, затем сместился вниз, потом – влево. У Макки сложилось впечатление, что странное существо чем-то расстроено. Овал исчез, но чрезвычайный агент продолжал видеть отсутствие присутствия калебана.

– Что-то случилось? – спросил Макки.

Вместо ответа за ложкой с калебаном открылся S-портал люка перескока. В отверстии стояла женщина. Фигура ее была до странности крошечной – словно Макки смотрел на нее в телескоп с обратной стороны. Макки узнал ее сразу: он видел ее в новостях и на инструктажах в Бюро, прежде чем отправиться на задание.

Это была Млисс Эбниз собственной персоной в приглушенном красноватом свете. Она медленно приблизилась к люку.

Очевидно, что над женщиной добросовестно поработали стедионские мастера красоты, – впрочем, надо будет проверить. Фигура соблазняла молодыми женскими округлостями. Лицо под светло-голубыми волосами безупречно обрамляло похожий на алый лепесток рот. Большие, по-летнему зеленые глаза странно и нелепо контрастировали с острым раздвоенным носом – достоинство против низкопробной грубости. Этой порочной королеве, древней и юной одновременно, было по меньшей мере восемьдесят стандартных лет, и мастера красоты сумели соединить в своем «творении» доступность женских форм и надменную, ненасытную жажду власти.

На дорогом теле было надето длинное платье, украшенное бесценным жемчугом. Оно повторяло все движения тела, словно вторая кожа. Женщина приблизилась к воронке трубы, и та сначала захватила ее ступни, потом голени, потом бедра и, наконец, охватила талию.

Макки физически ощутил, что за время этого краткого прохода его колени постарели на тысячу лет. Скорчившись, он остался сидеть там, куда приземлился после прыжка в сферу.

– Ах, Фэнни Мэй, – произнесла Млисс Эбниз. – У тебя гость.

Помехи, создаваемые люком перескока, придавали голосу Эбниз легкую хрипотцу.

– Я Джордж К. Макки, чрезвычайный агент саботажа, – представился он.