Сама жду, присев на край кровати. В руках тереблю сумку со всеми своими сбережениями. Мне пришлось потратить часть, чтобы оплатить постой на троих, и наверняка ещё придётся отдать несколько монет волшебнику за лечение. Чёртов Артмаэль! Как он вообще посмел пострадать? Теперь мне приходится тратиться на него. Да, точно. Я злюсь и переживаю из-за денег, а не из-за него самого.

Кого я пытаюсь обмануть? Да я бы отдала всю сумку этому чёртову целителю, лишь бы принц снова открыл глаза и подразнил меня за то, что так волнуюсь о нём. О да, если бы он увидел, в каком я сейчас состоянии, он бы много чего наговорил по этому поводу.

Пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов, чтобы сохранить остатки гордости. Немного успокоившись, не могу заглушить напрашивающийся вопрос, почему меня это так волнует. Впрочем, я и так уже знаю ответ: он мне нравится. Похоже, что за эту неделю у нас сложились определённые отношения… Дружба, если можно так назвать наше ежедневное перетягивание каната. Мы можем подшучивать друг над другом, но Артмаэль и Хасан — первые за очень долгое время, с кем… мне спокойно. Я забываю потихоньку обо всём, что было раньше.

Они первые за многие годы, кто относится ко мне хорошо.

Даже когда принц ведёт себя как полный кретин.

Вздыхаю. Теперь, когда нервы понемногу успокаиваются, я чувствую усталость и, сильнее всего остального, боль. Пока я пребывала в напряжении, переживая за жизнь Артмаэля, мне было некогда обратить внимание на собственное самочувствие, но сейчас, стоило мне немного расслабиться, как заболела спина, где когти мантикоры оставили глубокие царапины. Пытаюсь заглянуть себе через плечо.

Платье порвано в этих местах, а раны открыты и требуют внимания, но я не придаю им значения. Всего лишь пара царапин. Снова взвешиваю кошель с деньгами в руке. Не стоит просить волшебника полечить и меня тоже — надо экономить. А раны можно просто промыть и перевязать, чтобы не попала инфекция, этого будет достаточно. К тому же мне всё равно придётся потратиться на новое платье: в этом уже нельзя ходить, его никак не зашьёшь и не отстираешь.

Провожу рукой по лицу. Я прям вижу, как деньги исчезают у меня на глазах.

— Он поправится.

Вздрагиваю и поднимаю глаза на мага, который уже закончил и выпрямился. Бросаю быстрый взгляд на Артмаэля, чьё дыхание стало ровным и глубоким. Спит. Рана на плече, кажется, больше не кровоточит, хотя наверняка останется уродливый шрам.

— Вам повезло, что жало его не задело: яд мантикоры смертельно опасен, но на зубах его нет. Я закрыл рану. Пусть отдыхает и, возможно, к утру будет как новенький.

— Возможно? — недовольно восклицаю я.

Мужчина нервно смеётся на мой сердитый взгляд.

— Кому-то нужно больше времени на восстановление, кому-то — меньше. Но его жизни ничего не угрожает.

— Ясно.

Открываю кошель с монетами и отдаю ему, сколько просит. И когда он уже собирается уходить, останавливаю:

— Вы, случайно, не магистр? — внезапно решаю спросить, хоть и понимаю, что это глупо.

Мужчина потрясённо моргает.

— Будь я магистром, то не зарабатывал бы на жизнь целительством за пару монет. Я бы давал уроки в Башне, как и все магистры. Но отсюда недалеко до Башни. Если вам нужен магистр, отправляйтесь по основной дороге. На лошади можно добраться за два дня. Максимум три.

Ещё раз киваю и склоняю голову.

— Спасибо.

Мужчина наклоняет голову в ответ и уходит. После того, как дверь закрывается, тишину прерывает другой голос:

— Мечтаешь поскорее от нас избавиться, да?..

Я разворачиваюсь так быстро, что спина болезненно ноет от резкого движения. Артмаэль снова расплылся в этой своей насмешливой ухмылочке на глупом лице. Стихии пожелали пересечь наши пути, чтобы я настрадалась и поняла, что моя жизнь до этого была не так уж и плоха. Они как будто говорят: «Вот что бывает, когда пытаешься сбежать от того, что мы тебе уготовили».

— Конечно, но только ради статистики: за всю жизнь я не бывала так часто на волоске от смерти, как за эти дни, что мы путешествуем вместе. Даже когда голодала на улице, между двумя смертельно опасными ситуациями проходил плюс-минус месяц.

Артмаэль закрывает глаза, но уголок его губ всё ещё приподнят в его типично насмешливом выражении. Я сдерживаюсь, чтобы не потребовать открыть глаза, хотя мне так было бы спокойнее. Знаю, что ему уже ничего не грозит, но мне невыносимо видеть его как-то иначе, кроме как бодрствующим и прекрасно себя чувствующим. Мне страшно, что он может снова упасть в обморок.

— Тебе не кажется, что… — шепчет он и обрывает сам себя. — Нет, забудь.

Принц, который всегда убеждён в своей правоте, поправляет себя? О, он явно хотел сказать что-то интересное. Или совершенно безумное. Впрочем, он постоянно несёт всякий бред, так что ему сложно будет меня по-настоящему удивить.

— Что? — настаиваю, чтобы договорил.

— Ты, наверное, сочтёшь это глупостью… но мне нравится это ощущение… — бормочет всё ещё слабым голосом. Может, он бредит? Мне приходится наклониться, чтобы лучше слышать. — Разве… не захватывающе? Быть всё время в движении, просыпаться каждый день в новом месте, не знать, что принесёт нам новый день… И даже опасность…

— О, замечательно, — восклицаю я с неприкрытой насмешкой. — Наш принц ещё и мазохист. Этого я и боялась. Вот будет Сильфос жить спокойно, процветая, много-много лет, пока однажды королю не захочется испытать ощущений и он, не знаю, решит позвать драконов, чтобы они разрушили Дуан… Это ведь так захватывающе — смотреть, как сгорает столица!

Мне удаётся рассмешить его, и сама слегка улыбаюсь в ответ. Но тут же принимаю свой обычный серьёзный вид, стоит ему только открыть глаза.

— Тебе это всё кажется просто капризами избалованного принца?

Я немного теряюсь, видя его таким слабым. Он всё ещё белый, как мел, и на лбу проступили капельки пота. И хотя кровь больше не идёт, мне всё ещё не по себе от красных пятен на простыни.

— На самом деле нет, — признаюсь ему. — Мне кажется, в чём-то ты прав.

И, если честно, я его понимаю. Мне нравится путешествовать. Нравится открывать мир. Это с самого начала входило в мои планы и на деле оказалось даже лучше, чем я могла себе представить. А сколько ещё нового впереди… Я не могу отрицать, что с нетерпением предвкушаю то, что ждёт нас дальше. Мы уже увидели немало: густые леса, в которые почти не проникает солнечный свет; луга, где цветут настолько прекрасные цветы, что невозможно поверить в их реальность; животные, которых мы никогда раньше не встречали. Да что уж там говорить: вот же, накануне вечером мы столкнулись с настоящей мантикорой. Я как-то читала, что охотники на чудовищ безумно мечтают отыскать их и убить, потому что они…

Вздрагиваю.

Ценные. Очень ценные.

За мантикор можно выручить очень много денег.

Опускаю взгляд на мешок с монетами, почти пустой, и в голову моментально приходит идея.

— Ты меня слышишь? — спрашивает Артмаэль, вырывая из раздумий. Я смотрю на него, не зная, о чём он говорил. — Ты реально согласна со мной? Кажется, этот день серьёзно на тебя повлиял…

Вполне возможно, кстати, но я не собираюсь признаваться.

— Только из жалости. Ты ранен, и мне тебя жаль. Так что не переживай, ты мне по-прежнему кажешься таким же идиотом, каким был при первой встрече. А то и хуже, потому что я не знаю, кто бы в здравом уме пошёл на такое.

— Ты имеешь в виду, кто бы проявил силу и отвагу и сумел побороть чудовище свои недюжинным умом?

— Так и знала, что только ты придёшь в себя, как начнёшь задирать нос.

Принц с энтузиазмом кивает, развеселившись, и я закатываю глаза, вставая. Поправляю его одеяло, как вдруг он хватает меня за запястье.

— Ты ранена. Почему не сказала магу, чтобы исцелил и тебя тоже?

— Я не могу разбрасываться деньгами. Это всего лишь пара царапин — заживёт без всякой магии.

— Чушь. Даже большая чушь, чем то, что обычно слетает с твоих красивых губ, — он обводит взглядом комнату, пока не замечает свои вещи, которые мы оставили на стуле рядом с порванной рубашкой. — Вон моя сумка: возьми, сколько потратила на меня, и оплати своё лечение.