– Да забудь, отпусти себя. Мало ли что брякнешь, бывает и не такое.

– Да со мной такого сроду не бывало.

– Ты на себя наговариваешь, что не бывало, – здесь я сказала чистую правду, так как замечала за подругой много странностей даже в молодости, просто в молодые годы никто не делает столь трагических выводов, наблюдая чье-то абсурдное поведение.

Да и слишком углубляться в воспоминания не пришлось.

Года четыре назад забирала я ее из больницы, где ей меняли коленный сустав.

Сустав можно было еще и не менять, но Софи заранее записалась в очередь на бесплатную операцию, вот эта очередь и подошла. При этом, правила оказания бесплатных операционных услуг должны были измениться, Софи рисковать не хотела и согласилась на операцию. Я попыталась ее отговорить от преждевременной операции, ведь основная проблема ее – в лишнем весе и малой подвижности, а чтобы сустав прижился необходимо опять же больше двигаться и худеть. Но я давно поняла, что мои подруги слышат только себя. Дама она представительная – две меня, это по весу, и девять размеров разницы в одежде – звучит внушительно.

Тогда, в больнице, я попыталась спустить с кровати только одну ее ногу – не получилось. Я растерянно стояла, глядя на свои руки, и не зная, что предпринять. За мужчинами я безоговорочно признаю превосходство разве что в силовых упражнениях.

Да, столь объемные бедра сдвинуть мне не по силам!

– Ничего не получится, придется тебе встать с кровати самой, иначе ты меня раздавишь!

Кое-как подруга сдвинулась с мертвой точки и сползла с кровати. Здесь я уверенно сунула ей в руки костыли. Пакеты с вещами я прихватила с собой – это единственное, что я смогла поднять. Не спеша, мы доковыляли до лифтов.

Софи остановилась рядом со служебным лифтом.

– Это служебный лифт, нам дальше, видишь – целых три лифта для больных и посетителей.

– Я всегда пользуюсь этим.

– Зачем, тебе мало трех?

– Он мне больше нравится.

Тут же звякнуло, брякнуло, стукнуло, двери лифта распахнулись, и я увидела стоявших в глубине его двух женщин в белых халатах, подпиравших нижней частью туловища медицинскую каталку.

Я отошла в сторону, Софи же, намотав на костыли свое объемное тело, втиснулась в лифт. Дверь за ней, поколебавшись, все же закрылась и лифт медленно, неуверенно, тронулся вниз.

Я не искала сложных путей и спустилась на этаж ниже, к раздевалкам, на обычном лифте. Софи нигде не было, я обошла все помещения рядом, но подругу не нашла и вернулась обратно к лифтам. Прошло пять минут, десять, Софи не появилась. Ничего не понимая, я вновь призадумалась.

Наконец, откуда-то снизу поднялся лифт, из которого первыми показались костыли и за ними выплыла моя подруга.

– Ты где была? – поинтересовалась я, хотя самые смелые догадки атаковали мой мозг, а где-то под ложечкой уже клокотало нечто, пытаясь вырваться наружу. Не выдержав, я прыснула. Но Софи соблюдала скорбное молчание.

– Ты что, побывала в морге?

– Да, побывала, – вид у Софи был торжественный.

– Разве оттуда возвращаются? Следующий раз не будешь встревать в чужой лифт, то-то эти двое, в белых халатах, при виде тебя, штурмующую дверь лифта, онемели, видимо, первый раз созерцая больного, добровольно, на четырех ногах, спускающегося в морг.

Софи явно что-то там, под землей, увидела нелицеприятное, словно побывала на собственных похоронах: глазки потупила, губки поджала.

В гардеробе нас уже ждал ее приятель – сосед, которого она и другие одинокие соседки использовали как «мужа на час»: что-то прибить, отодвинуть, придвинуть. За что благодарили деньгами, иногда подкармливали, экономя. Мужчина, лет сорока, во внешности которого слегка, но все же угадывался синдром Дауна. Жил он с родителями, нигде не работал, да и правильно – «будет день, будет пища».

– Это Василий, – представила его мне подруга.

– Какая симпатичная девушка, – произнес Василий, уставившись на меня маслеными глазками.

Девушкой меня не называли лет тридцать.

– Василий, иди, вызывай и встречай такси, мы оденемся и выйдем, – остановила его порыв ко мне подруга.

Странноватый Василий нас покинул.

– Ты ему понравилась, – констатировала Софи.

– Он нормальный?

– Ну, не совсем. Недавно он потерял свою подругу, мою соседку Марью Николаевну. Она умерла на восемьдесят пятом году жизни. Марья Николаевна осталась после восьмидесяти лет одинокой, боялась ночью спать одна, он был очень к ней привязан.

– Это не та ли маленькая, скрюченная, которую я встретила на лестнице? Ну да, по отношению к ней, я конечно девушка, да и красавица. Вот некоторые и после восьмидесяти не остаются без мужчин. Для кого-то он «муж на час», а для Марьи Николаевны был на всю ночь.

Я не напомнила Софи об этом случае с лифтом, когда она призналась, что учудила, так как в молодости ее репертуар был гораздо круче. Сейчас она называла свое поведение малой шалостью, однако шалости бывают в детстве и молодости, а с возрастом они называются иначе.

Но я решила ее успокоить насчет деменции.

– Да по – сравнению с твоей забывчивостью, моя, почти двадцатилетней давности, выглядит полным идиотизмом. Начальником моим тогда был человек неадекватный, довел меня, своего заместителя, до бешенства. Я вышла с работы невменяемая, меня буквально трясло от негодования, и, с целью релакса, я отправилась в бассейн, где в течении минут сорока наяривала по дорожке туда-сюда. Выходя из бассейна я заметила, что ожидающие меня у лестницы шлепки, побывавшие в песках Египта и слегка пожелтевшие, заметно помолодели и вновь обрели былую белизну. Просунув свои ножки в шлепки, я отправилась по узкому коридорчику в душ, сняла купальник, намылила мочалку и … В это время дверь душевой со стороны бассейна открылась, и на пороге появилась девушка, которая, остановившись напротив меня, с возмущением уставилась на мои ноги.

– Вы одели мои шлепки! – ее глаза метали молнии.

– Почему ваши?

– Потому что это мои шлепки!

– А я и подумала – что это они такие белые? – растерянно произнесла я, сняв и протянув обувь девушке. – А где же мои?

– Не знаю, идите и ищите.

Как была с намыленной мочалкой в руке, так я и двинулась к бассейну.

И вот иду я по этому узкому коридорчику к бассейну и вижу как плывет девушка, поднимает на меня глаза и плывет дальше. А я понимаю, что у меня в руках намыленная мочалка, кто-то это видит и может решить, что я с приветом.

В конце коридорчика я, чисто автоматически, почему-то приседаю, оглядываю пространство вокруг бассейна и, увидев у стенки свои шлепки, протягиваю к ним руку, забираю и, поднявшись, возвращаюсь в душевую. Войдя в душевую, я застываю на месте, мой рот приоткрывается, глаза вываливаются из орбит.

Девушка выглядывает из душа, смотрит на меня и вновь возмущенно восклицает:

– Но это мои шлепки!

– Да, – я наконец обретаю голос. – Но я вышла голой!

Теперь девушка тоже замечает, что я без купальника, и ее лицо начинает напоминать мое. В это время со стороны бассейна дверь открывается и входит пухленькая блондинка, лет за сорок.

Она наблюдает немую сцену между нами и обращается к девушке:

– Катя, что-то случилось?

– Я вышла к бассейну голая, – потрясенно сообщаю ей я.

Женщина внимательно осматривает меня с ног до головы.

– Ну и что, вы можете себе это позволить! – легко и беспечно произносит она.

Я же пребывала в таком шоке от случившегося, что боялась выйти из душа в раздевалку – ведь меня видели идущей по коридору голой.

– Да, вот ты учудила, так учудила! – согласилась Софи.

– Думаю, женщина была права, – надо прощать себе мелкие глупости, если они не превратились в крупные. Ведь часто только мы знаем, что учудили, другие же могут подумать, что мы обнаглели, а сегодня этому никто не удивляется.

Как-то у меня был лишний билетик на премьеру в театр и я пригласила Софи, день был воскресный, встретились мы рано, до спектакля времени было достаточно и решили съездить на залив в Репино.