Я вырвался вперед, обогнав почти всех попутчиков, и пристроился позади наших проводников. Старший - Дмитрий Борисович, как называло его наше ученое руководство, или дядька Митяй, для всех прочих, - глянув на меня, косо ухмыльнулся, без слов дозволив идти подле. Страха во мне больше не было - это их земля, их вотчина - мы установили паритет, и я занял отведенное место, следом за вожаками.
Впрочем, кроме собственно Митяя, и встреченного накануне бугая Алексея, по прозвищу Лешак, из местных была еще та самая девица, что рассматривала меня у реки. Галина − дочь одного и двоюродная сестра другого. Как выяснил впоследствии, вчерашняя школьница исполняя обязанности стряпухи и судомойки из стратегических соображений - "Вона сколько профессоров институтских понаехало, авось протекцию окажут и девку в какой ВУЗ пристроить помогут!". И в достижение этой цели Галка старательно мозолила глаза экспедиционному начальству.
Хотя моей персоне она выказывала ещё более пристальное внимание - неотрывно преследуя взглядом и не только. Семейное у них что ли, столь демонстративно обнюхивать заезжих гостей? Истины ради, надо признаться, что не замечать ее "заигрывания", для меня самого было то ещё испытание - девушка симпатичная, даже очень, и все мое естество настоятельно тянуло откликнуться, на более чем однозначный позыв. Но батин ножик и кулаки брательника здорово остужали любовный пыл. И дабы не мучиться бесплотными фантазиями, переключил своё внимание на аспирантку-этнографа Мариночку. Вот только, как оказалось, зря - Галка смотрела на соперницу волком!
В течение полутора недель провожатые водили наш дружный исследовательский коллектив по тайге, с завидной регулярностью - раз в три дня − показывая "древесные образования". В начале − надломленные, на высоте более двух с половиной метров, верхушки молодых пихт, затем, похожую на широкие ворота, сдвоенную арочную конструкции из наклоненных друг к другу крон рябин, переплетённых между собой, и оплетённых вокруг соединения тонкими ветками. "Маркеры присутствия реликтового гоминида", как многозначительно пояснил мне Илья.
На третий раз, почти на самой тропе, экспедиции "преградило" дорогу интересное укрытие, построенное с использованием огромной упавшей ели. Исследователи пришли в экстаз, обнаружив поваленную лесину, ветви которой были нарочито подправлены и на них набросаны принесённые обломки, так что образовалась обширная ниша, в которой можно удобно расположиться на отдых или переждать непогоду. Лешак особо заострил внимание, пришлых горожан, насколько тщательно сделана "лёжка", и что даже сильный дождь не помеха в таком отличном укрытии. Фиксируя на видео данное сооружение и выслушивая замечания аборигена на его счет, никак не мог избавиться от подспудного чувства, что местный с гордостью расхваливает перед учёными творение собственных рук. Ещё, в метре от входа в это, с позволения сказать, строение, была арка образованная длинным тонким стволом ольхи, подоткнутым под сучок на стволе лиственницы, растущей метрах в трёх от этой самой ольхи с другой стороны от входа. Научный руководитель Касатоныча, первым сделавший сие замечательное открытие, однозначно определил укрытие и арку как дело рук гоминидов.
Ну, гоминидов, так гоминидов - мое дело маленькое бери и снимай! А пофотографировать и запечатлеть на видео тут, действительно, было что. Природа дикого края захватывала дух - вековые деревья, то мрачные ельники, стерегущие свои сокровенные тайны; то жизнерадостные березняки, белоснежными "расписанными" стволами, повествующие лесные сказки. А бесчисленные ручейки и речушки! От кристально-прозрачных до молочно-белых или даже с рыжиной, катящие свои говорливые воды, в нехоженой глухомани. Нет-нет, да сверкнёт на поверхности, шальной солнечным зайчик, прорвавшийся сквозь полог ветвей, или плеснёт рыбий хвост, в тихой заводи под бережком. И горы, горы, горы. Даже состарившись, разрушенные водой и ветром, много где захваченные корнями деревьев, кустов и трав, они не сдались ещё неумолимому времени, и при каждом удобном случае являли нам свой характер. Тропа беспрестанно петляла, то ныряя вниз по крутому склону, то змеясь к вершине больших и малых возвышенностей, через коварные осыпи или же и вовсе по голым камням. Хорошо хоть погода благоволила - сухо и солнечно - не хочу даже себе представлять, как бы мы преодолевали, эти коварные преграды в дождь, ведь даже утренняя роса делала каменные выходы и мелкий галечник предательски скользкими.
И горожане, в массе своей, оказались не готовы к таким путевым трудностям. За день экспедиция проходила не много - от силы несколько километров и даже эти показатели, на третий день, упали еще на треть. Но указанный нашими "гидами" первый же "маркер", придал силы тем, кто особо пал духом, поскольку позволил сделать внеочередной привал, дабы "как можно более тщательно изучить окрестности на предмет следов".
Ну, изучит, так изучить - тут и заночевали, благо место для стоянки оказалось на редкость удачным. Холмик, над речкой, с которого открывался прекрасный вид, обдуваемый прохладным ветерком. Сделав требуемое количество снимков самого́ древесного образования, и обшарив, под руководством бывалых следопытов, чуть ли не с лупой все близлежащие окрестности, был отпущен научным начальством на все четыре стороны, а именно в сторону костра, где уже готовился ужин, чей запах я ощущал очень и очень издали.
Да, я всегда обладал хорошим − явно выше среднего − обонянием, но в этом путешествии мои возможности различать запахи возросли настолько, что, кажется, уже выходили за рамки человеческих. И если бы только нос! Со слухом тоже творилось что-то "неладное" − я стал различать тишайшие шорохи, производимые зверьком или птицей, притаившимися в кустах и траве. Мог по звуку, не оборачиваясь, различить, кто приближается ко мне со спины. Даже тихий, в полголоса, разговор моих попутчиков, за несколько десятков метров, гремел в ушах громогласным крещендо.
Это, кстати, позволило мне случайно подслушать один, до крайности экспрессивный, дамский междусобойчик. Галина "объясняла" Мариночке, что той не надо "разевать рот на чужого мужика" − меня, стало быть. Еще "этой ученой курице, не стоило распускать перья и крутить хвостом". И все это, похоже, из-за того, что, на этой самой первой долгой стоянке, я помассировал бедной девушке усталые плечи, натруженные рюкзаком, которые она благосклонно обнажила, распустив "донельзя" ворот рубашки. Ну, вот что в этом такого? Но обещание, сибирячки, "повыдёргивать руки-ноги городской фифе" я воспринял более чем серьёзно. Вот ведь влип!
