Алена сорвалась с места. Это ее шанс. Пусть будет танк, пусть будет трактор, пусть будет захудалый москвичонок - лишь бы добраться до места без опоздания, в срок! По дороге что-то действительно ехало. Тарахтело, скрипело, но с натугой пробиваясь сквозь снежную пелену - ехало. Алена заняла проезжую часть, так, чтобы ее невозможно было объехать, и усиленно замахала руками. Палыч вылез из кабины без форменного кашкета и, широко разинув рот, смотрел на небывалое действо: Алена Разина голосует на проселочной дороге. Было холодно, и Алена еще сильнее замахала руками, не столько даже для того, чтобы ее заметили, сколько для того, чтобы хоть чуть-чуть согреться. И перестала махать только тогда, когда куда-то делся свет фар, исчезло тарахтение неведомого транспортного средства, а спокойный мужской голос откуда-то из-под левой коленки поинтересовался:
- Женщина, что-то случилось?
Алена посмотрела вниз. Не смотря на ее старания, ее таки объехали. Слева от нее стоял горбатенький запорожец замызговато-кофейного цвета, немного ржавый и чуть-чуть опутанный паутинками проволочек. Алене на какое-то мгновение стало дурно. Но потом в голове защелкали цифры и моментально дурь прошла.
- Случилось. - сказала Алена, решительно нагибаясь к водителю запорожца. - У этого козла домкрат полетел. А я опаздываю. Подкинешь? Я плачу.
Алена рванула на себя дверцу машины, видя, что водитель, несомненно, узнавший ее, пребывает в полном трансе.
- Ну, давай, чего ты? Павлов яр поселок называется, знаешь, где это?
Водитель, одуревший от такого счастья, как-то по-детски заморгал, потом произнес сдавленным голосом:
- Отчего же, знаю, это как раз налево. Мне в Вотчинское, направо, а в Павлов яр налево. Там одна крутень проживает. Раньше был генеральский поселок, теперь мы его называем Миллионным яром. Там только миллионеры живут.
- Ну и прекрасно. Подвезешь?
- Подвезу, отчего не подвезти. А скажите, вы - это она...
- Она, она - произнесла Алена чуть легкомысленно, - ну, чего же ты стоишь, трогай давай...
- Ага, я сейчас, я только бензин, вот... там мало осталось, чтобы не останавливаться - засуетился водитель.
Через пару секунд хозяин горбатого вытащил из-под сиденья пластиковую бутылку в которой раньше плескалась сладкая вода типа "крем-сода". Но сейчас в пластике была какая-то подозрительного цвета жидкость. Алена смотрела, раскрыв глаза, как водитель перегнулся, вытащил откуда-то из-под задней сидушки такую же бутылку, в которую вел гибкий пластмассовый шланг, зубами открутил пробку, поменял бутылки местами, а вновь прибывшую бутылку, в которой бензина было меньше трети, закрутил крышечкой и бросил куда-то назад.
- Понимаете, бак тек, да и влазит в него уйму бензина, а сколько остается без дела? Мне такое расточительство незачем, так я так вот приспособился.
- Алена Витальевна, так вы что, порешили ехать? - Палыч появился около Алены, надеясь, что она передумает.
- Палыч. Это только у нас, в России, звезды первой величины разъезжают в новогоднюю ночь на запорожцах. А знаешь почему? Потому что они полные дуры и бедные к тому же, на всем экономят, и не могут взять на работу нормального водителя! Все! Что смотришь! Поехали! - прикрикнула она на водителя запорожца. Тот втянул голову в плечи, на что-то нажал, машина затарахтела, заурчала, завизжала, и, наконец, стронулась с места.
Только бы этот козел не начал "вы знаете, я помню ваши песни еще когда я был маленьким", ненавижу... Да и не козел он. Если бы побрился, вполне такой симпатичный мужичонка. Суховат немного, да хорошему жеребчику сала не нагнать... Усы не портят. При таком вытянутом лице как раз то, что надо, глаза веселые, это как-то радует.
- Вы знаете, я не буду говорить, что помню ваши песни с детства, (какая сволочь!) тем более, что это неправда.
Какая наглая сволочь! - решила про себя Алена. Нет. Не так: Наглющая сволочь на запорожце!
- У меня дед был из старых большевиков. Они были, как монстры революции. Ему как-то повезло, что под репрессии не попал. Так он только революционные песни слушал. И не дай бог принести в дом какую-то эстраду, не говоря про джаз или рок - скандал, разрыв, и пшел вон из семьи...
- Бывает. - спокойно улыбнулась Алена.
- Тут меня мама в музыкальную школу определила. На скрипочке пиликать. Тут уже классика пошла. Дед хочешь-не-хочешь, а классику стал слушать. Тем более, что сам Ильич Бетховена уважал. Играю я как-то что-то такое пронзительное, из Шостаковича, дед аж всплакнул. Кто это написал, спрашивает. Я и брякни, что Шостакович! Тут дед взвился, говорит, что это запрещенный композитор, что его играть опасно, что передовица в "Правде" была. Мама его еле в чувство привела, сказала, что Шостакович одумался, исправился и ему даже государственную премию вручили. Так дед пошел и все это в библиотеке проверил. Только после этого разрешил мне Шостаковича играть.
- И как вы с этим всем справлялись?
- Выход нашли быстро. Чтобы не играл, я говорил деду, что это Бетховен. Знаете, "нечеловеческая музыка"? Вот и прокатывало. А я Битлами увлекся. Мы все тогда битломанами были.
Запорожец дернуло, он с трудом проехал правым боком какую-то сугробень. Алена, у которой и так подбородок упирался в колени, непроизвольно щелкнула зубами.
- А как-то аккуратнее невозможно было?
- В этом месте никак. Тут, где сугроб, это овчарка замерзла, так ее обледенило и сугроб накидало, а если левее податься, там лужа, а на дне лужи вечногорячий гейзер - труба отопления треснула, так из нее и льется потихоньку. Конечно, мороз все это прихватил, но лужа глубокая, сам бы я, может, и проехал, а с вами опасно, можем застрять...
Ууууу, какая наглючая морда на запоре! И за что мне это сегодня, ЗА ЧТО?????? - возопила Алена к небесам.
- Хотите анекдот расскажу. Идет урок русской литературы в школе на Западной Украине.
